Изменить стиль страницы

Без какого-либо объяснения причин, в устной форме Сталин в 1939 году приказывает Берии вызвать Орельского из Китая вместе с женой, предложить ему отдых на курортах Грузии и там по-тихому ликвидировать. Берия тут же отзывает Бовкуна из Китая, по телефону звонит министру безопасности Грузии А.Н. Рапаве и объясняет задачу. Грузинские чекисты помещают посла с женой в шикарные апартаменты санатория в Цхалтубо и докладывают по телефону Берии, что операция разработана, посол и его жена будут застрелены во время прогулки по парку. Как рассказывал позже на допросе в 1953 году Рапава, Берия всполошился и сказал министру госбезопасности Грузии, что применять огнестрельное оружие нежелательно, но что он сейчас это уточнит у «самого» (имени Сталина в разговоре произнесено не было). Через полчаса Берия перезвонил в Тбилиси и подтвердил, что ликвидация посла и его жены должна быть произведена без применения огнестрельного оружия и что для исполнения акции он специально направляет в Грузию начальника Следственной части по особо важным делам НКВД СССР Влодзимирского с группой товарищей.

По прибытии в Грузию Влодзимирского Бовкуну-Луганцу предложили более комфортные условия отдыха и поместили в международное купе поезда, идущего в Кутаиси. Далее я просто приведу цитату из протокола допроса Рапавы, арестованного по делу Берии летом 1953 года:

«…Вагон был необычный, в нем был даже салон. Всего в вагоне было пять человек — нас трое и мужчина с женщиной. Не доезжая до Кутаиси, мы ликвидировали этих лиц. Влодзимирский молотком убил женщину, а я молотком ударил мужчину, которого затем придушил наш сотрудник». Убитых похоронили на станции и доложили Берии. Но тот через короткое время позвонил в Тбилиси и сказал, что «сам» приказал ему трупы выкопать, поместить в машину, устроить дорожно-транспортное происшествие с сжиганием машины, а затем устроить официальные торжественные похороны посла и его жены с освещением в печати. «Мы, — сказал далее Рапава, — так и сделали»{297}.

Творить такие запредельные зверства могли только специально отобранные люди. Публицист и писатель К. Столяров после чтения таких материалов в Прокуратуре СССР замечает по этому поводу: «…В руководстве органов госбезопасности и их следственном аппарате не случайно доминировали необразованные люди — Великий Зодчий казарменного социализма знал, на кого можно положиться»{298}.

А чтобы построить такое общество, нужно было с самых первых шагов революционного действия уничтожить людей образованных, исповедующих христианскую мораль. Руководство партии большевиков (Ленин, Троцкий и их ближайшее окружение) проводили эту линию в жизнь с железной последовательностью. Опирались они при этом на таких изгоев общества, как Юрий Ларин (1882—1932. Михаил Залманович Лурье, автор и технолог системы военного коммунизма), Емельян Ярославский (1878—1943. Миней Израилевич Губельман, председатель Всесоюзного общества старых большевиков и Общества безбожников, лично вскрывал раки с мощами православных святых и осквернял православные храмы), Розалия Самойловна Землячка (Залкинд. (1876—1947), одна из главных руководителей массовых бессудных расстрелов сдавшихся Красной Армии в Крыму врангелевских офицеров. Я уже не говорю о таких революционерах, которых собственная национальная среда выбросила вон, как поляки Феликс Дзержинский, Лев Влодзимирский, венгр Бела Кун и подобные им.

А это ведь все люди, которые пожизненно пользовались вниманием со стороны Сталина. Та же Землячка, например, до самого конца своей жизни в 1947 году занимала высокие руководящие должности в партии и государстве, а урна с ее прахом в знак особых заслуг перед советской властью замурована в Кремлевскую стену на Красной площади в Москве.

Уничтожали не только тех, кто ранее принадлежал к правящему классу, а вообще уважаемых и авторитетных в обществе людей, в том числе и из простого народа, кто в царское время достиг хороших результатов в своей профессии и хотел работать на благо Родины, полагая, что какая бы власть ни образовалась в России после революции, ей все равно понадобятся опыт и профессиональные знания.

Именно так писал в своих письмах друзьям уже тогда известный своими социологическими работами преподаватель Петроградского университета, один из лидеров партии эсеров, 29-летний Питирим Сорокин (1889—1968). Но новой власти подающий большие надежды ученый был не только не нужен, но даже опасен. Ленин, прочтя его статьи в научных журналах, обозвал Сорокина мракобесом и кандидатом на высылку из Советской России. Ученого насильно выставили из России. Будучи твердым последователем гениального российского социолога, основоположника теории обособленных культурно-исторических типов (теория цивилизаций) Н.Я. Данилевского (1822—1885), в США П. Сорокин стал одним из родоначальников теории социальной стратификации и социальной мобильности, до конца жизни оставаясь верным своей любви к Родине (за год до кончины написал замечательную работу «Основные черты русской нации в 20 столетии»).

Сходная судьба была у знаменитого русского вертолетостроителя Игоря Ивановича Сикорского (1889—1972), который перед своей кончиной в США завещал потомкам беречь и охранять авторитет России в мире, изобретателя телевидения Владимира Кузьмича Зворыкина (1888—1982), никогда не забывавшего свою родину-Россию. Да мало ли их было, талантливых русских самородков, которые в России были обречены на прозябание в тюрьмах и лагерях или на смерть. Об одной такой судьбе рассказал К. Столяров.

Типичная для сталинского политического строя смерть в застенках НКВД во время допросов в сталинскую эпоху постигла выдающегося ученого в области создания минноторпедного оружия вице-адмирала, доктора технических наук, профессора, начальника кафедры кораблестроения и вооружения Военно-Морской академии, лауреата Сталинской премии Леонида Георгиевича Гончарова (1885—1948). Потомственный дворянин, в 1917 году имел звание капитана I ранга Российского флота, но, как пишет Столяров, по совокупности анкетно-биографических данных был заведомо обречен на уничтожение. Вопрос был лишь в том, когда подойдет его черед. После революции он остался в России, но арестовывался постоянно, в 1920-м, 1930-м, пока в 1948-м его, обвиненного в связях с английской разведкой, не забил до смерти на допросе тридцатидвухлетний следователь В.И. Комаров (слесарь с семиклассным образованием, русский).

В связи со сказанным возникает вопрос: может ли человек с менталитетом уголовного преступника встать во главе общества и руководить этим обществом десятки лет, да при этом еще и эффективно решать проблемы этого общества? Сталин всей своей жизнью показал (не доказал, а именно показал), что в кризисный период развития общества это возможно.

Но если посмотреть на нашу советскую историю внимательно, то следует признать, что никакой другой системы управления обществом, кроме криминальной, Иосиф Джугашвили в качестве лидера большевиков создать и не мог: большевистская среда не позволяла ему ни на шаг ступить в сторону. В нулевые годы XXI столетия на огромном массиве архивных материалов это убедительно показал в ряде своих монографий выдающийся российский историк Юрий Жуков. Методы построения нового общества никакими иными, кроме криминальных, не могли и быть. Вопрос об альтернативе не стоял. Эти методы корежили, уродовали не только общество, но и сам руководящий слой.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий после смерти Сталина, до нас только-только еще начинает доходить, что преступными методами можно построить только преступную систему управления обществом. Именно это и было сделано. Мы именно такое общество и построили. Четверть века прошло с момента обрушения советской власти, но отношения между людьми, в особенности между теми, кто обладает властью на всех уровнях по вертикали и горизонтали, и до сего дня нередко строятся на основе переступания не только через каноны христианской морали и нравственных ее принципов, но и правовых норм. Коррупция и уголовщина, в буквальном смысле пронизывающие все наши общественные отношения, на всех уровнях власти (власти, а не народа в его целом!), они ведь, эти формы взаимоотношений, волокутся за нами из нашего сталинского прошлого. А точнее сказать — из большевистского. Здесь, как писал Гомер, «мертвый хватает живого».