Поднимая ручной тормоз, я увидел в зеркало знакомую асимметричную фигуру: Парамахин. Он подошел к «москвичу» на противоположной стороне. Не знаю почему, но мне захотелось посмотреть, как он водит машину. Я повернул свое зеркало так, чтобы было удобно наблюдать, и остался ждать, пока архивист отъедет. Но странное дело, сев в свой «москвич», Парамахин снял очки и остался сидеть. Меня он не видел.

Прошло несколько минут, но завотделом и не думал уезжать: он кого-то дожидался. Продолжать дальше следить за ним стало совсем неприлично, но и выйти теперь вдруг из машины было неловко: о том, чтобы пройти мимо него незамеченным в узком безлюдном тупике, не могло быть и речи. Пока я искал выход из дурацкого положения, оно усугубилось еще больше: в переулке появилась Сова.

Она подошла к машине Парамахина, села в нее и так же, как и он, сняла очки. Минуту-две они разговаривали, потом Парамахин обнял Сову и прижал ее к себе.

Я достал свои записи и стал их читать — заняться мне больше было нечем. Время от времени я был вынужден поглядывать на архивистов, чтобы контролировать ситуацию. Так продолжалось минут пятнадцать. Наконец Сова вышла из машины и оставила Парамахина одного, а через пару минут ушел и он. Я так и просидел незамеченным. Подождав еще немного, я отправился в АКИП. Сову я там не увидел — в тот день в зале дежурила Мальчик.

Свидание Парамахина и Совы не шло у меня из головы. И здесь факты не увязывались друг с другом. Не те это были люди, чтобы заводить на работе простую интрижку. Что за странный роман? Когда и как они сблизились? Парамахин, между прочим, носит обручальное кольцо.

Я вспомнил удивлявшие меня перемены во внешности и поведении Совы. Они появились где-то в середине марта, после… Нет, я не хотел сразу соединять одно с другим — ЧП и ЧЛ: «чрезвычайное происшествие» и «чрезвычайную любовь». Я взялся искать другие возможные варианты. В каких обстоятельствах завязалась любовная связь угрюмой библиотекарши и ироничного заведующего? Как они вообще могли оказаться наедине? Остались однажды после работы с неоконченными делами и были случайно закрыты в АКИПе рассеянным милиционером? Или же они оказались как-то вместе за столом на дне рождения одного из сотрудников отдела? Пара бокалов вина развязала языки, разговор перешел на личное, разжег интерес друг к другу… Нет, это не вязалось.

Я решил подойти с другого конца: что их могло сблизить? Уж конечно, не вид спорта. Может быть, сексуальная неудовлетворенность? Теоретически возможно, но я чувствовал: не то, опять не то. Все версии не выдерживали логических доводов или были психологически уязвимы. Все, кроме одной — той, что напрашивалась сама собой: Сову и Парамахина соединило «Откровение огня». Это было логично, соответствовало их характерам, увязывалось с обстоятельствами.

Однако и этот вариант при дальнейшем анализе обнаружил слабое место. Допустим, что в тот день, когда с моей помощью обнаружилась пропажа «самой интригующей древнерусской рукописи», они оба почувствовали одну и ту же муку — но не кинулись же они друг другу в объятия только из-за этого! Конструкции не хватало еще какого-то опорного элемента — без него она шаталась. Уж не нашли ли Парамахин и Сова каким-то образом «Откровение»? Нашли — и держат это в тайне ото всех? Тайны сближают даже врагов.

Парамахин работал в книжной торговле, и у него остались связи с букинистами, соображал я дальше. Нет, не то, не то. Не станет Парамахин тайно продавать «Откровение огня», да и какие деньги он за него может получить? Это Москва, а не Нью-Йорк. Скорее, он присвоит рукопись себе, он ведь библиоман, фанатик… Но идти на такое в его положении?! Нет, это было бы слишком глупо. Может, он прячет «Откровение» в ожидании моего отъезда, чтобы потом заявить о себе как о первооткрывателе кенергийской рукописи? И это выглядело глупо — ведь я и из Голландии могу обнаружить такое грубое надувательство и устроить скандал…

Окончательно заблудившись среди логических доводов, я заключил: «Наверное, это и правда любовь. Потому и необъяснимо».

Моя следующая встреча с Совой произошла через неделю. Я приехал в АКИП к открытию и собирался проработать там целый день. В зале дежурила как раз она.

— Давно вас не было видно! Я уже думала, что вы уехали, — приветствовала меня библиотекарша. Дежурные слова, но из ее уст их было услышать приятно.

— Я уезжаю 3 июня. Зайду к вам еще раз-два — и все.

— Вас будет здесь не хватать. — Сова мило улыбнулась. Приятная девушка, не подумаешь теперь, что она когда-то была подвержена ипохондрии.

— Уже готова опись сборника О517?

— Еще нет.

— Ваш заведующий то верит в подмену, то нет. А как вы?

— Мое мнение не изменилось, — сказала она и отвела от меня взгляд. Я успел в нем уловить что-то странное. В следующий момент я сделал то, чего делать не собирался: я взял со стола чистый бланк требования, записал номер телефона на моем этаже в общежитии и номер своей комнаты, после чего протянул бланк Сове:

— На всякий случай. Вдруг в ближайшее время что-то изменится.

— В ближайшее время ничего не изменится, — сказала она, кладя мой листок в карман.

Многое изменилось уже в тот же день. Я прервал работу в читальном зале, чтобы пообедать, и, когда вернулся, увидел в вестибюле на первом этаже молодого человека, прикреплявшего к стене афишку. Я приостановился, чтобы ее прочитать, и узнал, что через неделю созывалось общее комсомольское собрание АКИПа. В повестке дня были подготовка к городской конференции и персональное дело. Фамилия, указанная во втором пункте, была женская: Н. Демьянова.

Войдя в читальный зал, я приостановился у стола дежурной и сообщил Сове об объявлении.

— Что могла натворить эта девушка?

— Какая девушка?

— Н. Демьянова. Вы ее знаете?

Сова покраснела и опустила глаза.

— Нет, не знаю!

С этими словами она встала и вышла из зала.

«Уж не сама ли она „Н. Демьянова“?» — подумал я. Фамилия Совы была мне не известна. Я попытался вспомнить ее имя, раз мимоходом названное Парамахиным, и не смог. Если «Н. Демьянова» и правда Сова, не связано ли ее «персональное дело» каким-то образом с неразберихой вокруг «Откровения огня»? А может — со мной? Вдруг кто-то счел, что Сова ведет себя недостаточно бдительно с иностранцем! Мне рассказывали об историях такого рода.

Я вернулся к своему столу и переключился на работу, за которой просидел, не вставая, часа два. За это время у меня за спиной обосновалась Мальчик. Я обратил внимание на перемену, когда мне потребовалось пройти к каталогу. И в конце дня, когда я сдавал рукописи, в зале по-прежнему дежурила Мальчик. Я вспомнил фамилию на объявлении и спросил библиотекаршу на проверку:

— А где ваша коллега Демьянова?

— Ее сегодня не будет, — неохотно ответила Мальчик, давая понять, что мне не следует рассчитывать на подробности.

Это было во вторник, а в пятницу я снова наведался в АКИП. Мне хотелось убедиться, что неприятности Совы никак не связаны со мной лично. Я решил прямо спросить ее саму о «персональном деле» и, если я и правда имею к нему отношение, помочь ей выпутаться из неприятного положения. Пятница была днем дежурства Совы, но в читальном зале я опять обнаружил Мальчика.

— Я ожидал увидеть сегодня вашу коллегу. Она что, заболела? — спросил я.

— Она уволилась, — последовал ответ.

— Почему?

— Этого я не знаю, — сказала неразговорчивая Мальчик.

Вот тебе и «в ближайшее время ничего не изменится». И это было только начало. На следующий день, в субботу утром, Сова была у меня. В дверь постучали, я открыл, а на пороге — она. Не дав мне выразить удивление и даже не поздоровавшись, она жестом попросила меня следовать за ней.

Мы прошли по коридору, вышли на лестницу, спустились этажом ниже и остановились на лестничной площадке. В правой руке у Совы был полиэтиленовый пакет. Она запустила туда другую руку и показала мне угол книги, переплет которой был обтянут темной кожей. «Откровение!» — пронзило меня. Спрятав книгу обратно, Сова сунула мне в руку записку.