– Спасибо, Себастьян. Я этого никогда не забуду.

К Себастьяну подходили гости и вполголоса, как будто боясь спугнуть настроение, благодарили его.

– Ты сегодня играл лучше, чем когда-либо, – сказал архивариус.

– Да-да, – поддержала его Эмилия Инсекториус. – У меня такое чувство, словно я побывала в далекой сказочной стране.

– Ну, что я вам говорил! – улыбался профессор.

К Себастьяну подошел маэстро Мантис.

– Браво! – тихо сказал он. – Поверьте, я немного разбираюсь в музыке и хочу сказать: вы – просто виртуоз.

Маэстро повернулся к оркестру, и тот заиграл какой-то неторопливый минорный менуэт.

Чарам Себастьяновой лютни поддались, разумеется, не все гости. Например, профессор Инсекториус все также пребывал в необычайно возбужденном состоянии. Он дивился на великолепие убранства, охал, ахал, причмокивал губами и что-то радостно бормотал себе под нос.

– Нет-нет, это ни на что не похоже, – говорил он. – Такого блеска не видел ни один здешний житель. Скажите, госпожа Леонора, как вам удалось это устроить?

– За это отчасти надо поблагодарить вашу супругу, – ответила племянница бургомистра и, обратившись к Эмилии, добавила: – Спасибо вам, любезная госпожа Эмилия, за те цветы, что вы прислали мне к празднику. Как я слышала, вы знаете толк в цветоводстве?

– Очень трудно хвалить себя самой, – отвечала польщенная Эмилия.

– Ваши цветы, должно быть, большая редкость в здешних краях, – продолжила Леонора, – поскольку нигде в Пятиречье мне не доводилось видеть подобных. Как вам удается выращивать такую красоту?

– О, она мастерица! – воскликнул профессор, но, поймав на себе косой взгляд супруги, осекся.

– Уж и не знаю, сударыня, что вам сказать. Я с детства люблю цветы, и они, думаю, мне платят тем же. Особенно хорошо пошли дела, когда на совершеннолетие я получила в подарок грабли от нянюшки господина звездочета фрау Марты.

– Вот как? – удивилась Леонора. – Вы знаете, меня тоже очень интересуют цветы, и я бы хотела поговорить с вами о них. Но не будем докучать мужчинам нашими беседами.

Она взяла Эмилию под руку и увела в сторону. Себастьян и профессор остались одни, а зал тем временем двигался в танце.

– Какое чудесное общество! – восхищался профессор. – А кстати, господин Пардоза здесь?

– Кажется, нет, – ответил Себастьян. – Но разве ты не дождался его в трактире?

– Напротив, дождался. Но он так спешил, что не смог со мной побеседовать и предложил встретиться на балу.

– Он обещал сюда прийти?

– Да, разумеется.

– Надо бы предупредить Бальтазара, – заметил себе Себастьян.

– Послушай, дружище, – обратился к нему профессор, – а что это фрау Марта так скоро покинула празднество?

– Марта? – удивился звездочет. – Да ее здесь и не было.

– Как же не было? Мы с Эмилией встретили ее, когда она выходила из парадного

– Но я ее не видел… – недоуменно промолвил Себастьян.

– Ты, должно быть, сегодня ослеп, – профессор хитро подмигнул Себастьяну и залился тоненьким смехом.

Звездочет смутился и, чтобы сменить нежелательную тему, самым непринужденным тоном проговорил:

– Давай-ка, я покажу тебе приезжих знаменитостей.

– Ну-ну…

– Вон та девушка, что одета пестро, и есть та самая Помпония, исполнительница баллады.

– Мой друг, я и сам это вижу. Самая настоящая Pomponia imperatoria

– Оркестром управляет маэстро Мантис.

– Да? И впрямь. Какой крупный экземпляр!

Себастьян удивленно и с любопытством посмотрел на друга, однако продолжил:

– А тот, что солирует на виоль д’амур, – виртуоз Теттигон.

– Вижу, вижу, не слепой. А вокруг него играют маленькие теттигонята.

– Ты что, их всех знаешь? – поразился звездочет.

– Ну кому же, как ни мне, знать их, дорогой мой Себастьян? Ты лучше скажи, кто это в центре зала так чудесно порхает?

– Это танцовщица Калима.

– С ума сойти! – профессор поправил очки. – Действительно она. Как хороша! Какой редкий экземпляр! Жаль, что со мной нет ни сачка, ни ботанизирки.

– Зачем они тебе? – изумился звездочет.

– Я бы поймал эту прелестницу и посадил в коробку, да заодно и Помпонию прихватил бы.

Себастьян с опаской посмотрел на профессора.

– Ну знаешь, Артур! Ты, пожалуй, перезанимался своей энтомологией, особенно это заметно в последние дни.

– Я в восторге! – не обращая внимания на слова Себастьяна, говорил профессор. – Пойду хотя бы покружусь возле нее.

– Совсем ополоумел, – одернул его Себастьян. – Не вздумай, сумасшедший! Сюда идет Эмилия.

И действительно, к ним подошла Эмилия Инсекториус, но не одна. С ней были Леонора, Помпония и архивариус Букреус.

– Господин профессор, – проговорила Леонора, – ваша супруга сказала, будто у вас приготовлен какой-то сюрприз для меня. Простите, конечно, что я так любопытна…

– Ну что вы, нисколько! – вскричал просиявший профессор. – У меня действительно есть небольшой сюрприз. Прошу вас, присядьте.

Себастьян и архивариус придвинули дамам резные скамейки из мореного дуба, и те сели. Профессор сделался суетлив: он отдал свои коробки Себастьяну, объявив его на время помощником, а сам потирал руки, кланялся и шаркал ножкой.

– В этих коробочках, милые дамы, – говорил он, – содержится не меньше роскоши, чем в этом великолепном зале! Вы и сами сейчас в этом убедитесь. Сейчас, сейчас, сию минуточку…

Он взял у Себастьяна верхнюю коробку.

– Извольте взглянуть сюда, дорогая Леонора и прелестная Помпония. Это лучшие экземпляры моей коллекции.

Он открыл крышку, и взорам девушек предстали редкие и удивительно красивые жуки.

– Не правда ли, красавцы? – гордо спросил профессор.

– Да, – грустно сказала Леонора, – действительно хороши. Но для чего вы посадили на булавки таких прекрасных насекомых?

– Именно прекрасных! Я таких специально выбираю.

– А не кажется ли вам, что это жестоко? – спросила Помпония.

– Не понимаю вас, сударыня, – пожал плечами профессор. – А вот взгляните сюда.

Он взял у звездочета другую коробку и открыл крышку. Там были замечательные бабочки.

– Бедняжки, – проговорила дрогнувшим голосом Помпония, – они уже никогда не смогут резвиться над зелеными лужайками.

– Вам не нравится моя коллекция? – удивился профессор.

– Мне не хотелось бы вас огорчать, – сказала Леонора, – но если вы хотели доставить мне удовольствие, то из этого ничего не вышло.

Она хотела было встать, но профессор остановил ее.

– Погодите, погодите. Вы не видели еще самого главного. Уверен, что вы буквально умрете от восторга, – не замечая печальных лиц девушек, продолжал профессор.

Надо сказать, что его слова в известном смысле оказались пророческими. Леонора снова присела, а профессор незамедлительно открыл последнюю коробку, в которой находилась золотая жужелица.

Леонора медленно наклонилась над коробкой, потом отпрянула, лицо ее страшно побледнело. Она приподнялась было со скамейки, но вдруг вскрикнула и упала без чувств. Оркестр смолк, по залу пронесся ропот. Себастьян, ничего не замечая вокруг, бросился на помощь Леоноре.

– Это он, он! – послышался испуганный возглас Помпонии.

– Леонора! – воскликнул Себастьян. – Что с вами? Леонора!

– Это обморок, – проговорил пораженный архивариус.

– Что такое? Что случилось? – затараторил подбежавший бургомистр.

– Здесь душно. Откройте окна! Скорее откройте окна!

Ропот в зале нарастал. Всех охватила тревога. Кто-то предлагал нюхательные соли, кто-то испуганно и жалобно ойкал.

– Ее нужно отнести наверх, в спальню, – суетился бургомистр.

– Позовите кто-нибудь врача.

Себастьян бережно поднял Леонору на руки и в сопровождении бургомистра и слуг понес ее наверх.

Окна в зале распахнули настежь, и тут началось что-то невообразимое. От сквозняка свечи начали гаснуть одна за другой, а в наступившем полумраке послышались женские визги и мужские ругательства. Оркестр куда-то пропал, пропали танцовщики, весь зал наполнили невесть откуда взявшиеся насекомые. Запрыгали кузнечики, по полу поползли жуки-долгоносики, в воздухе запорхали пестрые бабочки, а по стенам быстро забегали пауки. Возгласы «Караул! Помогите! Какая мерзость!» – слышались отовсюду. В зале царила паника. Горожане, опережая друг друга, рвались к выходу, и только профессор Инсекториус стоял неподвижно. Он поднял вверх указательный палец и произнес: