— Да и какое нам, в сущности, дело, кто они? — вмешался Тигеллин, — для нас важно иметь налицо каких-либо злодеев, на которых можно бы было указать, как на поджигателей Рима, а для этого что же для нас может быть более подходящим, чем эта угрюмая, человеко-ненавистная и тьмою порожденная секта, как гнойная язва, противная народу? Во всяком случае, истребление этих людей было бы немаловажною заслугою в глазах всего римского общества.

— Бедняги! — с тяжелым вздохом проговорил Алитур. — Право, мне как-то жаль причинять им еще более зла, чем я уже причинил своею необдуманностью… Все-таки, я приложу все свои усилия, чтобы разузнать о них подробнее, и, может быть, в скором времени буду в состоянии сообщить цезарю нужные ему сведения.

— Наш несравненный Алитур начинает, как кажется, слегка вилять, — осторожно заметил Тигеллин императору, как только ушел пантомим. — Не надо забывать, что по своему происхождению он все же иудей, а теперь в довершение, видимо, проникнут малодушною жалостью к этим людям.

— Поппея уверяла, однако ж, будто иудеи питают к христианам еще более ненависти, чем мы, — возразил Нерон.

— Однако, корень той и другой ереси один и тот же, в этом цезарь может быть вполне уверен. — Впрочем, я попытаюсь сам разведать, где находятся притоны тайных сходок этих христиан, так как не могу скрыть от цезаря, что необходимость успокоить народ с каждым днем становится настоятельнее.