— Делай, как хочешь…

— Итак, — торжественно возгласил Севка, — если выигрываю я, ты мне покупаешь одно мороженое, если выигрываешь ты, я тебе покупаю сто! Так?

— Так, — согласился я. — Не тяни. Начинай своё единоборство, да пойдём дальше. Мне на эту птицу уже смотреть противно.

— Внимание! — прокомандовал себе Севка. — На старт! Марш! — и поджал одну ногу.

Я присел рядом на скамейку и стал ждать, когда птице за окном надоест стоять на одной ноге и Севка заработает своё мороженое.

Однако время шло, а птица и не думала менять позы.

— Ишь ты, — пробормотал Севка, — стоит и глазом не моргнёт. И не шелохнётся…

А ещё через некоторое время Севка стал потихоньку кряхтеть. И не так, как первый раз, для виду, а по-настоящему. Не знаю, что было бы дальше и чем бы это всё кончилось, но тут к нам подошла женщина с совком и метлой в руках.

— Не иначе, на космонавта готовится, — кивнула она в сторону Севки.

— Нет, ответил я, — он просто… ну, для собственного удовольствия. А разве на космонавта так тренируются?

— Всяко тренируются, — сказала женщина. — Тут один шустрый мальчишка даже на голове стоял. Привыкаю, говорит, видеть животный мир вверх ногами. Готовлюсь к состоянию невесомости.

Я ещё хотел поговорить насчёт удивительной подготовки к космическим полётам, но меня перебил Севка. Он стоял, теперь скособочившись, красный, точно перезрелый помидор и тяжело дышал.

— Скажите, тётенька, — не своим голосом прохрипел Севка, — а вон та птица за окном долго так стоять будет?

— Года два, почитай, стоит, — сказала женщина. — А сколько ещё будет, кто ж знает?

— Д-два года на одной н-ноге?!

— Она и десять простоит, — сказала женщина. — Известно, чучело. Как сделают, так и стоит.

— Ч-чучело?!

Женщина ушла, а Севка всё глядел в окно, где за стеклом стояло удивительно, ну, просто на редкость хорошо сделанное чучело фламинго, длинношеей, голенастой птицы.

— Теперь, как мне кажется, — сказал я Севке, — ты можешь встать на обе ноги.

Севка мне не успел ответить. К нам подбежала Томка Новожилова и затараторила:

— Разве можно так, мальчики? Вас все ждут. На тебя, Мымриков, я не удивляюсь. А ты, Горохов, мог бы подумать о товарищах. А то бегай по всему зоопарку и разыскивай, думаете, очень интересно?

— Не интересно — не бегай, — мрачно сказал Севка. — Кто тебя просит?

— Любовь Дмитриевна просит. Вот кто просит. А мне вы не нужны вот нисколечко….

По дороге на новую территорию Севка ворчал:

— Безобразие! Раз зоопарк — значит, живые должны быть. А то наставили на каждом шагу чучела, а посетители отдувайся…

На всех неподвижных зверей и птиц Севка косился недоверчиво. Около верблюда он остановился. Верблюд был важный и на Севку даже не поглядел. Севка уцепился за решётку, дотянулся до верблюжьей морды и провёл пальцем по его большим, мокрым губам. Верблюд медленно задвигал губами.

— Не нравится?

Севка ещё раз провёл по губам. Верблюд задвигал губами чуточку быстрее. Севке это надоело и он спрыгнул. И тогда верблюд плюнул. В Севку он не попал. Севки уже перед ним не было. Весь заряд верблюжьей слюны попал в толстого дяденьку, который стоял рядом с такой же толстой тётей.

Получился страшный скандал. Любовь Дмитриевна покраснела и стала извиняться за Севку. Дяденька сердился и ругался. Тётенька ужасно громко кричала. Можно было подумать, что дяденьку укусила, по меньшей мере, гремучая змея. А ведь в него всего на всего плюнул обыкновенный, довольно облезлый верблюд.

Мы сразу ушли из зоопарка. Всю дорогу Любовь Дмитриевна молчала. И ни разу не посмотрела на Севку.

А Игорь мне сказал:

— Плохо работаешь, Горохов. Плохо выполняешь пионерское поручение. Я тебя специально предупреждал сегодня. И учти: твоя задача не только помочь Мымрикову в учёбе. Надо чтобы он человеком стал. Без фокусов. С ним мало уроки вместе готовить. Надо влиять на него в свободное время. А то болтается неизвестно где и с кем и вот результат.

Ночью мне снилась какая-то галиматья: не то звери, не то птицы. А под конец приснился верблюд. Он вытянул шею и спросил:

— Нуте-с, начинающий Песталоцци, как дела?

И захохотал Севкиным голосом.

Глава пятая

Я решил поводить Севку по музеям. И начать с Исторического.

Перед Севкиным приходом я положил на стол самую большую свою драгоценность: каменный топор. Настоящий топор древнего человека. Его подарили папе прошлым летом. Мы решили отдать его в музей. А пока он хранился у меня.

Дух захватывало, когда я пробовал представить себе, кто и когда его делал. Люди ходили в звериных шкурах. Мамонты паслись на лужайках. И даже моря и океаны ещё не были на своих местах.

При виде моего сокровища все мальчишки лишались дара речи. И даже те девчонки, у кого в голове одни фантики-бантики, над ним долго ахали и охали.

Севка заметил топор не сразу. Потом покрутил, прикинул на ладони:

— Тяжёлый! — и спросил: — Сам делал?

Я рассказал всё: и про мамонтов, и про людей в звериных шкурах, и про моря и океаны.

Севка равнодушно меня выслушал и сказал:

— Разве это топор? Вот у нас топор — сам в дерево лезет. Тюкнешь по крыльцу — еле вытянешь.

Мне вдруг захотелось стукнуть орудием древнего человека Севку по затылку. Сказать, что он олух и дичее самого дикого дикаря. Но я сдержался. И даже заставил себя покривить душой.

— Пожалуй, ты прав, неважный. Вот в Историческом музее собраны топорики… Давай сходим.

Севка постучал себя по лбу.

— В уме? У меня каждый день ответственные хоккейные встречи, а я буду по музеям разгуливать?! Нет, видали такого?

— Ну, как? — спросил меня перед уроками Игорь.

— Никак, — сказал я. — Хотел вытащить в Исторический музей. Не получилось. Времени нет. Ответственные хоккейные встречи.

— Плохо, — сказал Игорь.

— Чего хорошего.

— Ты меня не понял. Не то плохо, что Мымриков в хоккей играет. Хоккей — один из видов спорта. А спорт, как известно, полезное и нужное мероприятие. Плохо, что пасуешь перед первой же трудностью. Разве так можно? Где твоя инициатива? Выдумка? Раз Мымриков не хочет идти в музей, значит, ты должен пойти с ним на каток. Даже такая пословица есть: если гора не идёт… к этому… ну, как его?

— Магомету…

— Вот именно: если гора не идёт к Магомету, он идёт к горе. Кажется, достаточно ясно?

— Конечно, — сказал я. — У Севки нет времени сходить в музей. А у меня оно есть, чтобы глазеть, как десять человек гоняют банку из-под гуталина. Так, по-твоему?

— Не десять, а двенадцать. По шесть в каждой команде. Я изучал правила. Но главное не в этом…

На другое утро я сидел во дворе дома напротив и ждал, когда начнётся Севкина ответственная встреча.

Хоккеисты топтались на льду и о чём-то спорили. Крик стоял такой, точно они не поделили первенство мира. На меня никто не обращал внимания. Потом в мою сторону поглядел Севка. Он что-то сказал ребятам, и все до одного уставились на меня. Даже перестали кричать.

— Эге-ге! — замахал руками Севка. — Горохов, иди.

— Слушай, — сказал Севка, когда я, набрав в валенки снега, выбрался на лёд, — в хоккей играешь?

Я за всю свою жизнь держал клюшку один раз. Летом на даче. Но на меня смотрели две команды. И я сказал:

— Так, немного. Не очень хорошо.

Севка подмигнул мне и засмеялся:

— Хорошо играют мастера спорта. И то не всегда. Знакомься. Лёша, наш капитан.

На груди у капитана светился маленький значок: коньки и клюшка.

Заметив, что я смотрю на значок, Севка пояснил:

— Серебряный. Лёша сам выточил.

— Тут, понимаешь, — сказал капитан, — такое положение. Идут встречи дворовых команд. А у нас заболел игрок…

— Хороша команда: ни одного запасного! — крикнул кто-то со стороны.

— А они, — капитан кивнул туда, откуда крикнули, — не соглашаются, чтобы у нас была неполная команда. Говорят, проиграете, — будете сваливать на перевес в игроках. Теперь всё в порядке.