— Что же вы собираетесь делать? — спросила Асако Исихара. — Я думаю, самое лучшее — бежать из этой студии. И все обойдется.

— Он и вы, Исихара-сан, постараетесь не попадаться на глаза сотрудникам студии, пока должна идти ваша передача. И мне, поскольку речь идет о нашей программе, — сказал Танакадатэ. — На мой счет можете не беспокоиться, я вас разыскивать не буду. Может быть, пойдете выпить в отель «Империя»? А когда все кончится, я вам позвоню.

— Что вы собираетесь делать?

— Прежде всего заменю программу. Один комикс, пятидесяти минут как не бывало. Пущу «Деда Альфа-альфа».

— О-о, это гораздо лучше всякого интервью… «Дед Альфа-альфа» — гениальный комикс. Блестящая работа отчаявшегося, изощренного, очень несчастного и грустного человека, абсолютно лишенного страсти, смотрящего на мир глазами ребенка. Помните новеллу о коте, который содрал с мышонка штанишки, смутив всех остальных мышей, а сам, воспользовавшись суматохой, украл овцу? Интересно, понимают ее дети? Как бы там ни было, телезрители будут нам благодарны.

Танакадатэ зло прервал Асако Исихара и сказал, обращаясь ко мне:

— Мне нужно еще побегать, чтобы все организовать. Иду убеждать, заставлять, делать комплименты, поносить. Но в конце концов я добьюсь своего. Через две минуты после начала раздастся звонок Савада. Никуда не денешься! Но я ему прямо скажу, что никто не захотел участвовать в его балагане.

Асако Исихара и я забились в уголок бара, где стоял телевизор величиной с собачью конуру, и взволнованно ожидали начала фильма. Мы пили разбавленное водой виски. Лицо Асако Исихара порозовело, и тогда она вдруг стала удивительно привлекательной, волнующей. «Да она и в самом деле чувственная женщина», — решил я, пьянея от общения с ней. До этого она казалась мне совершенно непривлекательной. Видимо, она умело пользовалась косметикой, и поэтому ее лицо еще не утратило живых красок. Правда, голос болезненной полноты звучал во всем ее теле, но немолодая актриса, не прислушиваясь к нему, спокойно пила виски.

— Я видела, как вы давали свидетельские показания. Я была рада, что вы им отомстили. Мне стало так по-настоящему жаль вас, что я даже плакала. Это было очень драматично и очень хорошо. Вы когда-нибудь достаньте пленку и посмотрите сами. — Подняв голову, она оповестила меня о воспоминании, которое относила к числу светлых. Это были первые ее слова, обращенные ко мне. А всю дорогу, пока мы ехали в машине Асако Исихара из студии в бар в новом здании отеля «Империя», и даже после того, как начали пить, мы все время молчали.

— Обязательно посмотрю, — согласился я.

— Я думаю, это действительно важно понаблюдать за собой в драматический момент. Такое редко удается. Я это говорю как актриса.

— Вы употребили выражение «чувственная Италия» — интересно, — сделал я ответный подарок за важные для меня воспоминания. — Италия, видимо, очень дорога вам, вы так интимно называете ее.

— Когда я употребила это выражение, я вкладывала в него самый чистый смысл. Я не имела в виду ничего дурного.

— Вы действительно согласились участвовать в этом скандале только потому, что очень хотели поехать в Италию? Или, может быть, еще и потому, что хотели отомстить?

— Я не собиралась никому мстить, — став вдруг серьезной, сказала Асако Исихара строго, как учительница непослушному ученику. — Я и Кикавата были любовниками почти десять лет. Но я никогда не могла отказать другим, когда они домогались. При этом особого желания я не испытывала, только тихую радость. Но Кикавата я любила, хотя в последнее время радости от встреч с ним не получала. Почему я пыталась покончить с собой? Как-то я сказала, что хочу расстаться с ним. Ему это было неприятно, но он, казалось, превозмог себя. Просто сказал: хорошо, хорошо же, прочтешь обо мне завтра в вечерней газете, и заплакал. Заплакал и сбежал по лестнице, скрылся в темноте. Моя спальня на втором этаже. Кровать под пологом стоила сто пятьдесят тысяч иен. Испугавшись, что Кикавата покончит с собой, я кинулась звонить по телефону предсказателю судьбы Такасима, бросилась искать Кикавата по всему Токио, в самых темных уголках нашего сада, бегала, звала его. Его нигде не было. На следующий день у меня поднялась температура и я лежала в постели, дрожа от страха. Вечером, незадолго до того, как должны были принести вечернюю газету, мне позвонила приятельница. Она вместе с мужем, спортсменом, была в бассейне в Принс-отеле и встретила там Кикавата с женой и детьми — он плавал там по-собачьи. Вот она мне и позвонила. Я плакала и кричала ей: «Врешь, врешь!» Но когда убедилась, что это правда, решила покончить самоубийством. Почему я решила убить себя? — мужчины так этого и не поняли. Просто я слабая женщина, и меня охватил ужас от того, что произошло — вот в чем все дело.

— Подлец Кикавата. Вам нечего стыдиться, — сказал я взволнованно. — Вы чувственная женщина. В том смысле, в котором вы употребляете это слово.

— Спасибо. Вы очень добры, — сказала, глотая слезы, Асако Исихара, неожиданно постаревшим, надтреснутым голосом.

Телевизор включили, экран начал светиться. Официанту, которого Асако Исихара, зная время нашей передачи, просила включить телевизор и который без напоминаний выполнил обещание, Асако Исихара, пробормотав что-то сквозь слезы, дала чаевые. Всхлипывая, она стала смотреть на экран. Взволнованный, я пристально, не сводя глаз, следил за ней. Она действительно была чувственной женщиной. И я даже начал испытывать к Кикавата ревность. К Кикавата, к остальным, которые ее домогались. Чтобы приободриться, я выпил еще виски.

На экране показались титры: «Легкие металлы Савада» показывают передачу: «Мажорные молодые люди Японии». Я весь напрягся. В следующую секунду, как непрошеные гости, запрыгали неряшливые надписи: «По техническим причинам вместо объявленной передачи предлагаем посмотреть фильм “Дед Альфа-альфа”. Просим извинения». После стремительной, бурной сцены, в которой участвовали хитрый кот, мышонок, рыба, полицейский, появился наконец дед Альфа-альфа. Он ссорился с алчным, жестоким эгоистом черным котом и недалеким, жирным полицейским. Персонажи чередовали свои положительные поступки с отрицательными, и самый жестокий черный кот в мгновение ока становился добрым и любвеобильным, а потом вдруг представал страшным обжорой.

Мы с Асако Исихара, забыв о нашей грусти, смеялись до слез.

Официант осторожно дотронулся до моего плеча. Телефон. Неохотно оторвавшись от экрана, я пошел к аппарату, телефон у них стоял рядом с кассой. Звонил режиссер.

— Тоёхико Савада сказал, чтобы ты немедленно позвонил ему в контору. Тебе лучше не ссориться с ним. Ты живешь у него в доме и собираешься, видимо, жениться на его дочери? Постарайся решить все полюбовно.

— Спасибо. Вы к нам придете?

— Нет, я должен встретиться с заведующим отделом или с кем-нибудь из начальства. Увольнения, пожалуй, не избежать. Но зато какое удовольствие я получил оттого, что мы вставили фитиль Савада. Как «Альфа-альфа», здорово? Ну, пока.

Я положил трубку, снова поднял ее и стал набирать номер. Трубку на другом конце провода взяли только после пятого гудка. После пятого гудка. Это тоже политическая уловка. Между гудками я слышал за своей спиной веселый смех Асако Исихара, следившей за перипетиями на экране телевизора.

— Это я. Мне позвонил Танакадатэ и сказал…

— Почему ты бойкотировал передачу? Ты представляешь себе, что ты наделал? — кричал Тоёхико Савада, горя гневом. Я тоже возмутился. Стиснуло грудь, вспыхнули щеки, задрожали колени. Злость разлилась по всему телу — все его соки превратились в злость. — Что тебя заставило так поступить? Ты живешь на мой счет и так подло предаешь меня. Неужели тебе не стыдно?

— Не стыдно! — закричал я, не в силах сдержаться. — Я сотрудничал с вами потому, что хотел отомстить за свой позор. А быть у вас на побегушках я не собирался. Я сотрудничал с вами на равных, сохраняя независимость. И жертвовать собой ради вас не собираюсь. А сегодняшняя передача меня совершенно не устраивала. Растоптав мне морду своими грязными ботинками, вы хотели использовать передачу только в своих интересах, для своего грязного бизнеса. А то, что я буду конченым человеком, вас нимало не заботило. И вы еще меня стыдите?