Воззвав к душам китов, Исана удалось глазами бесчувственно и беззастенчиво смеющихся подростков взглянуть на свое падение. Происшедшее хотя и комично, но это еще терпимая неудача. Кроме того, они научили Дзина пользоваться наушником, что для самого Дзина отнюдь не бесполезно. Дзин наконец вынул наушник и, продолжая зажимать одной рукой ухо, в котором все еще слышалось муравьиное шуршание, опустил другую на живот. Желудок Исана стал резонировать в такт сигналам, которые подавал пустой желудок сына. Дзин послал Исана улыбку — так от центра все дальше и дальше к краям распускаются цветы в поле.

— Вот я и пришел, Дзин, — сказал Исана, ощущая, как лицо его подернулось рябью улыбки. Он приветствовал сына, который вернулся к нему, избавясь от влияния девчонки.

— Да, ты пришел, — сказал Дзин.

— Я упал с велосипеда, но все обошлось, к счастью. Это хорошо, правда?

— Да, это хорошо.

— Я тебе когда-нибудь объясню, как нужно падать, если уж угодил в беду. Давай-ка поедим кашу с курицей. Дзин будет есть кашу с курицей.

— Будет есть кашу с курицей, — повторил Дзин и пошел за Исана на кухню.

Тут Исана вдруг вспомнил, что оставил на огне кастрюлю, в которой вместе с кашей варилась курица. Он знал, что каша не подгорит, ведь он налил в кастрюлю много воды. Но курица в кастрюле за полчаса станет как резиновая. Вместе с Дзином он нырнул в пар, наполнявший кухню, и услышал тихое бульканье — каша спокойно варилась. Облако пара, вырвавшись в открытую дверь комнаты, стало таять. И, словно возникнув из пара, на тарелке, поблескивая капельками жира, появилась половинка курицы.

— Эта девчонка вынула курицу, — сказал Исана с естественной радостью голодного человека, собравшегося поесть. — Курица спасена.

— Да, курица спасена, — сказал Дзин с неподдельным удовольствием.

Срезав мясо с ножек, крылышек, ребрышек, Исана положил его на кашу в кастрюле, посолил и стал нарезать лук. Потом разложил по тарелкам, сдобрив кунжутным маслом и соей, и приготовил овощной гарнир. Пока Дзин ждал, чтобы каша остыла, Исана решил отнести еду своим жильцам с третьего этажа: он взял в одну руку поднос, поставив на него мисочки с гарниром, миски и палочки для еды, а в другую — кастрюлю с кашей, и стал подниматься по винтовой лестнице. На третьем этаже, открыв дверь плечом, он увидел такое, чего никак не ожидал. Не выразив удивления, не проронив ни слова, он опустил кастрюлю на старый журнал, валявшийся у самой двери, рядом поставил поднос и сразу спустился вниз...

Исана увидел лежащего на спине подростка, его темная без кровинки кожа от жара покрылась потом; он не обратил никакого внимания на внезапное появление Исана. Обмотанную тряпкой правую руку он, точно оберегая ее как нечто самое дорогое, прижал к груди. На его обнаженном животе, темном и впалом, лежала голова Инаго. Левой рукой, без жиринки, но в то же время гладкой и мягкой, она обнимала подростка за худое бедро... Повернувшись на миг, девушка сразу же увидела Исана. Но ни смущения, ни волнения в ее взгляде он не заметил.

Исана вернулся в комнату, где Дзин пробовал кашу нижней губой, и они оба с аппетитом поели, излучая друг на друга нежное тепло насыщающихся людей.

Глава 6

Снова о Китовом дереве

Поев каши и поспав, Дзин, испытывая потребность в движении, быстро заходил взад-вперед по комнате. Исана, закончив свои ежедневные размышления в бункере, внимательно наблюдал за действиями сына; но тут сверху спустилась Инаго, спокойно и непринужденно, нисколько не смущенная тем, при каких обстоятельствах Исана видел ее несколько часов назад, и сказала:

— Такаки передал, что хочет продолжить свой рассказ и ждет вас в машине. А за мальчиком я присмотрю. Больной принял снотворное и все равно спит.

— Это дрозд, — бодро заявил Дзин, продолжая ходить из угла в угол по комнате.

— Услышал свист, которым твои приятели сигналят друг другу. У Дзина прекрасный слух, — объяснил Исана.

— А я вот не слышу, — сказала девушка, с неподдельным уважением глядя на расхаживающего по комнате ребенка.

В поведении Инаго было нечто, позволившее Исана с легким сердцем оставить на нее Дзина. Между Дзином и Инаго — она, сменяя Исана, вошла в комнату, села на диван и с интересом следила за мальчиком — точно протянулась невидимая нить, и роль отца сразу же свелась на нет. Вокруг вишни забавлялись подростки — сжавшись в комок, падали на землю; увидев Исана, выходящего из убежища, они встретили его с напускным безразличием.

— Ха-ха-ха, что же вы не смеетесь? — тихо спросил Исана и засмеялся сам — что ему еще оставалось?

Слева внизу разворачивался темно-голубой «фольксваген». Потом машина на большой скорости помчалась вверх по узкой дороге. Исана узнал в водителе Такаки, но тот был в темных очках и при этом еще старался не смотреть на Исана, так что разглядеть выражение его лица было невозможно. Такаки открыл дверцу, не поднимая глаз на Исана. Как только Исана сел в машину, Такаки рванул ее с места, не обращая внимания на приближающихся подростков; можно было подумать, что он чем-то озабочен, на самом же деле серьезность его была напускной. Не напрягай он все время губы и щеки, давно бы небось рассмеялся: ха-ха-ха. Сухое, с туго натянутой кожей лицо парня в профиль вообще не казалось грустным, напротив, оно было полно молодого, может быть чуть наивного, веселья. Нет, он ничем не отличается от остальных ребят, подумал Исана, что, впрочем, вполне естественно... Исана без всякой задней мысли протянул руку к карте, лежавшей на приборной доске вместе с большим блокнотом. Однако Такаки, который вел машину, вроде бы не замечая Исана, грубо, словно пинком остановил его:

— Не трогайте! Машина ведь краденая. И блокнот чужой!

«Значит, этот парень действительно украл машину и приехал на ней?» — обратился Исана к душам деревьев, росших слева на небольшом холме, и отдернул руку.

— Видите там, вдали, деревья? — спросил Такаки, в голосе его не осталось и следа былой резкости. — Что это, в общем-то, за деревья?

— Вон те, самые высокие, — красная сосна и дзельква, — сказал Исана.

— А эти огромные деревья — с мелкими ветками без листьев, похожими на метелки? — снова спросил Такаки.

— Это и есть дзельква.

— Дзельква? Какие красивые деревища; их здесь, в окрестностях, очень много, — сказал Такаки. — А в наших местах мало.

Дзельквы, очерчивающие вместе с красными соснами контуры холма и на первый взгляд разбросавшие как попало свои не то коричневые, не то темно-фиолетовые стволы, соединялись на фоне бледного серовато-голубого неба в четкую конструкцию. Рассматривая дзельквы, вперившие в облачное небо свои тонкие, но сильные ветви, и называя их так же, как только что назвал юноша — деревищами, Исана почувствовал, насколько они желаннее всех самых желанных деревьев. «Мне кажется, их бесчисленные ветви подают тайный знак людям, и в первую очередь мне, но как прочесть его, как сделать понятным?» — спрашивал Исана у душ деревьев.

— Я помню почти все деревища в Токио. Они, вместо дорожных знаков, помогают мне удержать в памяти карту города. Если мне надо куда-нибудь, я еду, заранее представляя себе, где какие растут деревища. И, угоняя машину, я всегда держу их в памяти — это здорово помогает. Если за мной гонятся, следуя бездушным дорожным знакам, они никогда меня не поймают.

— Но на улицах, рядом с многоэтажными домами, огромные дзельквы существовать все-таки не могут. Они росли в старые времена в приусадебных лесах. Там, где раньше были крупные помещичьи усадьбы или остались большие незастроенные участки, дзельквы еще сохранились, но в центре города ни одной не осталось.

— А вы пойдите в центр города, заберитесь на крышу многоэтажного здания и посмотрите вокруг. Сразу же убедитесь, что я говорю правду, — уверенно сказал Такаки. — Нет, дзельквы еще кое-где сохранились — они высятся там и сям, как кактусы посреди пустыни в ковбойском фильме. Если долго смотреть на них, наоборот, многоэтажные здания исчезнут из виду и в уме возникнет карта местности.