Дипломатическая команда деревни-государства-микрокосма, состоявшая из стариков и возглавленная Мэйскэ Камэи, занялась подготовкой к встрече прибывавших самураев – надо было исключить возможность контакта их с жителями долины и горного поселка. Молодежи, заранее вооруженной и обученной для сформирования боевого отряда, в случае, если самураи проявят агрессивность, было строжайше запрещено показываться им на глаза. Жителей предупредили, чтобы они не распространялись без надобности о богатствах, накопленных этой заброшенной захолустной деревенькой. Дипломатической команде вменялось в обязанность проявлять щедрость по отношению к приходившим из-за гор беглецам из княжества. Беженцам оказывался теплый прием: в долине им предоставляли кров до тех пор, пока они были в опасности, пока над ними висела угроза преследований, их даже снабжали деньгами, необходимыми для проживания в Киото и Осаке. После реставрации Мэйдзи производившийся в нашем крае растительный воск завоевал внутренний рынок, а в дальнейшем его стали даже вывозить за границу; особых высот достигло искусство очистки воска. Как утверждают, большую роль в расцвете торговли сыграло посредничество людей, которые некогда попали в наш край из-за гор и нашли у нас защиту и помощь, а впоследствии стали влиятельными лицами в правительстве Мэйдзи.

Дипломатическая команда деревни-государства-микрокосма имела возможность правильно оценивать политическую обстановку за пределами ее закрытого мирка не только благодаря информации, полученной от купцов, которые приходили из-за горы в долину, но, как мне кажется, еще и потому, что деревня довольно активно стала посылать молодежь во внешний мир на учебу. Может быть, Мэйскэ Камэи, на которого, несмотря на молодость, возложили столь ответственную роль, и был самой выдающейся фигурой среди молодых людей, получивших образование? Я думаю, что учеба за пределами деревни в юности, поднятое им в зрелом возрасте восстание, последовавшее затем бегство в Киото и Осаку и его деятельность там – все эти события тесно связаны между собой. Да, целый ряд безрассудных поступков привел Мэйскэ в тюрьму, где он и умер, но, если мои предположения верны, идея сбросить иго господства княжества путем установления связей с центральной властью не лишена смысла в контексте формирования личности Мэйскэ Камэи.

Дипломатическая команда, состоявшая из Мэйскэ Камэи и помогавших ему стариков, случалось, принимала суровые меры в отношении подозрительных лиц, которые под видом беглецов из княжества проникали в долину с весьма неопределенными, с точки зрения политической, намерениями. Они выдавали себя за сторонников революционного движения в Киото и Осаке, но вполне могли оказаться тайными осведомителями и донести властям княжества об укрывшейся в горах деревне, поэтому с точки зрения самообороны подобные меры были крайне необходимы. За их осуществление отвечал молодежный боевой отряд, обученный обращению с новым оружием. В одном из сказаний, содержащем намек на такого рода события, рассказывается о том, что произошло в построенном на обобществленной земле огромном амбаре, в котором когда-то жил укрывшийся от людей Разрушитель. Однажды в долине появилось десять вооруженных самураев, которые, захватив в качестве заложников ходивших за ними по пятам детей, забаррикадировались в амбаре. Это была неприступная маленькая крепость, взять ее штурмом не представлялось возможным хотя бы потому, что когда-то здесь жил одинокий властелин – Разрушитель; поджечь амбар или разрушить тоже было нельзя – в нем хранились запасы зерна на случай неурожая. Помимо такой чисто практической ценности, амбар имел и другую – он рассматривался как символ нашего края. Какую же избрали тактику, чтобы уничтожить преступников, не повредив амбара? Главаря вооруженных негодяев, которые вместе с заложниками заперлись в амбаре, уговорили жениться на местной девушке, и во время свадебной церемонии закололи и его самого, и всех его сообщников. Девушка, согласившаяся послужить приманкой и стать невестой главаря, присутствовала на этой кровавой резне; она потом прожила долгую жизнь, и в детстве я еще знал людей, которые помнили ее старухой. Когда ей пришлось стать невестой, она была еще совсем девочкой; во время церемонии, запутавшись в своем свадебном наряде, она оступилась, упала и сломала ногу, на всю жизнь оставшись калекой. Замуж она так и не вышла и жила тем, что выполняла всякую черную работу в соседних домах; взрослые вспоминали об этой старухе с теплотой, будто история ее произошла совсем недавно.

Если сопоставить поэтическую легенду, слышанную мной в детстве, с историческими фактами последнего периода Века свободы, эпизод приобретает вполне реальные черты. Скорее всего, эти бандиты вначале покинули княжество, увлеченные идеями революционного движения в Киото и Осаке, и попали в долину, спасаясь от преследователей. А встретив там радушный прием, раздумали отправляться в Киото и Осаку и превратились в обыкновенных нахлебников. Несмотря на предостережения стариков, дети привязались к ним и в конце концов угодили в заложники. Может быть, главарь бандитов был обманут такой на первый взгляд нехитрой, примитивной уловкой, как псевдосвадьба, потому что молодому самураю, мечтавшему получить право навсегда остаться в деревне, трудно было противиться столь заманчивому предложению. Это был основанный на точном психологическом расчете и полностью себя оправдавший тактический ход еще совсем молодого Мэйскэ Камэи, которому на первых порах, пока гости-самураи не проявили свою бандитскую сущность, было поручено ублажать их.

Однако самое выдающееся деяние Мэйскэ Камэи, которое потребовало от него и умения правильно оценивать обстановку, и незаурядных дипломатических способностей, было совершено в период крупнейшего кризиса, пережитого нашим краем в конце Века свободы. Кризис начался с того, что весь наш край был захвачен восставшими крестьянами с низовий реки, которые до этого, зная о существовании деревни-государства-микрокосма, называли нашу деревню Камэмура и считали ее запретной зоной, куда им нет хода.

В этом восстании – первом из трех восстаний, вспыхнувших в период реставрации Мэйдзи, роль Мэйскэ Камэи была прямо противоположна той, которую он играл в следующем, втором, когда сам как зачинщик подвергся жестокому преследованию со стороны властей княжества. В первом же он выступал посредником, миротворцем, что ли, между восставшими и княжеством и не вел против властей никакой борьбы. Но было бы неверным упрощением представлять все таким образом, будто во время первого восстания он стоял на стороне властей княжества и способствовал его подавлению. Если бы так было на самом деле, те же самые крестьяне не отвели бы Мэйскэ столь важную роль в следующем восстании (правда, произошло оно через тридцать лет). Во время первого восстания Мэйскэ выступил как человек, который сумел сбалансировать чрезвычайно сложное соотношение сил между восставшими крестьянами и княжеством, а также привести к общему знаменателю взаимодействие сторон с соседними княжествами, лежащими за горным хребтом. Так оценивали его крестьяне. Доверяли ему и власти княжества. Поскольку во втором восстании Мэйскэ Камэи участвовал уже полностью на стороне крестьян, не помышляя о сделке с властями княжества, он не мог не подвергнуться упорным преследованиям с их стороны.

Мэйскэ Камэи сыграл двоякую роль в обоих восстаниях, охвативших обширный бассейн реки, берущей начало в нашей долине. И тот факт, что даже третье восстание, вспыхнувшее уже после его смерти в тюрьме, то есть после реставрации Мэйдзи – так называемое «восстание против кровавого налога»[31] – тоже связывают с Мэйскэ Камэи, свидетельствует о том, что крестьяне, определяя стратегию и тактику борьбы и прикидывая, как вести себя на этот раз, принимали в расчет двойственное его поведение в предыдущих восстаниях.

Первое восстание было настолько неожиданным, словно, проснувшись однажды, жители деревни-государства-микрокосма вдруг обнаружили, что за ночь снег укрыл всю долину. Противиться ему они оказались бессильны. Это было самое невероятное событие за все долгое существование нашего края с момента его основания, но люди осознали, что произошло, только когда стихия крестьянского бунта, поднимаясь навстречу течению реки, уже захлестнула долину. К тому моменту это было даже не восстание, а неукротимое вторжение огромной армии, хотя и состоявшей из крестьянских отрядов, вооруженных самым примитивным оружием. Отец-настоятель считает, что в долину пришло не менее тысячи человек. Их было во много раз больше, чем жителей деревни-государства-микрокосма, и устоять против такого мощного напора было невозможно. Если бы только деревня посмела отказаться кормить эту армию, она тут же была бы разграблена и сожжена.