Сколько времени еще понадобится этому бесстрашному лоцману, бороздившему моря под пулями неприятеля, этому гордому, независимому отщепенцу, так и не нашедшему покоя в клане своих родных, этому жесткому с виду сердцу, но такому ранимому, чтобы понять, наконец, что эта женщина — единственное в мире, что ему нужно!

Уходя от нее в тот осенний, туманный день, после смерти Мелани и еще совсем не оправившись от горя, связанного с потерей Бонни, он думал, что сможет раз и навсегда вычеркнуть Скарлетт из своей жизни, и, поставив на это, ошибся.

Что приобрел он за время их разлуки, унесенный в далекую даль от родного берега, от человека, такого близкого и схожего с ним, но жестокосердно ранившего его душу?..

Холодные капли дождя, скатывающиеся с широких листьев акации, падали вниз, с шумом ударяясь об отвисшие поля его шляпы и беспрерывным потоком пробирались за воротник пальто, но он не замечал этого.

Его сердце состязалось с разумом, уступая последнему, и призывая для этого на помощь всю свою волю. Он постоял еще немного и резко повернувшись, решительно направился к карете.

Кучер, молодой чернокожий юноша лет шестнадцати, ежась от колючего ветра, увидел приближающегося клиента и нехотя выбравшись из кареты, пересел на облучок.

— Куда теперь прикажете, сэр?

— Гони обратно на вокзал и побыстрей!

Скарлетт вернулась домой насквозь продрогшая и промокшая до самого нижнего белья и уже к вечеру почувствовала, что заболела. Ее колотила дрожь, сменившаяся к ночи сильным жаром, а наутро температура была настолько высокой, что она впадала в забытье.

Ренде пришлось сходить за врачом и поставить в известность о болезни хозяйки тетушку Питтипет. Старая дама сразу же пришла и принялась отпаивать Скарлетт отварами из трав, по своим давним рецептам, а доктор Ланкастер, молодой специалист, недавно прибывший в Атланту, выписал своей пациентке множество разных новейших пилюль от простуды.

Быстро справиться с болезнью Скарлетт не смогла, она затянулась почти на две недели, но воспаление легких, слава богу, обошло ее стороной.

Скарлетт старательно глотала пилюли и давилась горькими отварами из трав, молясь о скором выздоровлении, ибо лежать без сил целыми днями напролет ей и вовсе было невыносимо.

Когда она стала выздоравливать, то с благодарностью подумала о тетушке Питтипет, впервые за последние годы. Старушка не отходила от нее во время болезни ни на шаг и заботилась как о самом близком человеке, несмотря на то, что Скарлетт, порой, бывала с ней резка и несправедлива.

Ее навещал несколько раз Эшли и дядюшка Генри, а однажды к ней наведалась и миссис Мид, правда вдвоем с тетей Питтипет и передала привет от миссис Уайтинг, миссис Боннел и Мейбел.

Скарлетт, не ожидавшая такого внимания к своей особе от представительниц старой гвардии, была приятно удивлена. Ведь многие из них ее не любили, а случилась беда и они проявили участие, чтобы поддержать, доказать, что она не одинока. Да и сама она, при всей своей нелюбви к ним, ринулась бы на помощь, случись у кого-то из них беда.

Они не приходили к ней на приемы и не одобряли ее образа жизни, считая паршивой овцой в своем стаде. Но это была их овца, и бросить ее на произвол судьбы они не могли.

Все они, южане, несмотря ни на что, были связаны одной нитью, которая отгораживала их от нового мира чужаков, и Скарлетт была одной из них. Она поняла это только сейчас, лежа в постели, больная, и это открытие придало ей силы. Ведь она считала, что потеряла их всех, а оценить что-то по настоящему, можно только потеряв. Теперь она знала им цену, и эта цена имела для нее огромное значение, особенно сейчас, когда рядом не было Ретта.

Чтобы окончательно придти в себя, Скарлетт уехала в Тару как только немного оправилась от болезни. Однако на этот раз посещение родного дома не принесло ей такого утешения как обычно. Слишком свежи были раны от потери Мамушки — последнего человека в этом мире, который ее любил. Ей не хватало ее участливых старых глаз, смотрящих с сочувствием и пониманием, ее надежного плеча, уткнувшись в которое, можно было выплакаться и раскрыть душу.

Мамушка была неотъемлемой частью всего того, что черпала Скарлетт в Таре и сейчас без нее поместье словно осиротело и не могло ее утешить в полной мере.

Как странно, подумала Скарлетт, в Таре всегда ощущалось присутствие Мамушки, даже тогда, когда старая нянька жила вместе с ней в Атланте. Ее дух незримо присутствовал здесь, вместе с духом мамы, словно они были единым целым, и Скарлетт всегда ощущала это, бывая в Таре наездами, хоть и не отдавала себе в этом отчета до сегодняшнего дня.

Наверное это происходило потому, что Тара была настоящим домом, к которому Мамушка приросла всем сердцем и душа ее жила здесь, а не в Атланте.

Сидя у могилы Мамушки, Скарлетт задумалась над тем, что в Таре она теперь совершенно одинока. Со Съюлин они никогда не были близки, а Уилл, хоть и понимал ее с полуслова, но рассчитывать на его любовь она не могла, понимая, что всю ее он отдает своей семье, а сердце его навеки принадлежит Керрин.

Здесь у нее осталась только ее земля. Только в ней она будет теперь черпать утешение и радость. Земля единственное, что вечно и она принадлежит ей, как и завещал Джералд! И она, Скарлетт, тоже принадлежит своей земле. Она, подобно деревьям и хлопку вросла в эту землю корнями и подобно им будет питаться ее соками!

Когда Скарлетт вернулась в Атланту, ее дожидалось письмо от Ретта. Оно было коротким, но дружеским, если не сказать теплым, и это ее очень удивило.

Он писал, что у него все в порядке, что он долго путешествовал по Европе и даже побывал в Индии, а сейчас гостит у сестры в Чарльстоне и намерен пробыть там довольно долго.

Он сообщил, что не писал Скарлетт все это время потому, что не мог определенно сказать, где ему заблагорассудится быть завтра, а потому не видел никакого смысла указывать свое местопребывание. А теперь, когда он гостит у Розмари, Скарлетт, в случае нужды, будет знать, где его найти.

Скарлетт не могла сказать самой себе, обрадовалась ли она этому письму. У нее не возникло желания ликовать и подпрыгивать от радости, прочитав его. Она не воспылала надеждами как раньше и не подалась порыву, тут же отыскать причину необходимую для свидания с Реттом и немедленно ринуться в Чарльстон, как она желала того еще совсем недавно. Это желание перегорело, как материнское молоко, от которого отлучили младенца. Ей даже не захотелось написать ему ответ, по крайней мере, сию минуту. Единственное, что она почувствовала, это облегчение от того, что Ретт жив и здоров и что она знает теперь, где он находится.

Возможно причиной такой реакции была апатия, которая не покидала Скарлетт и она все еще пребывала в тоскливом настроении, даже вернувшись из Тары, а возможно предыдущий печальный опыт давал о себе знать, когда она, окрыленная надеждами, думала, что примирение с Реттом совсем близко и стоит сделать один только шаг…, но увы все попытки бывали тщетны.

Одним словом, никаких надежд на это письмо Скарлетт не возлагала, хоть тут же и отнесла его к себе в спальню и прислонила маленький голубой конвертик к вазе с цветами, стоящей на столике перед кроватью, а потом, посмотрев на него с минуту, снова спустилась вниз.

……Дни протекали своим чередом, однообразно и скучно. Скарлетт занималась неотложными домашними делами и своими обязанностями по магазинам.

Она просматривала еженедельные отчеты управляющих и распоряжалась чистой прибылью, которую они ежемесячно перечисляли ей, распределяя деньги частично на свои расходы, частично за долг Уиллу, а частично в банк. Все остальные

операции не входили в ее обязанности. А ее неугомонная натура требовала для себя деятельности и она задыхалась без нее как рыба без воды. Одиночество и отсутствие любимого занятия давали о себе знать и мало помалу, исподволь, незаметно для самой себя, Скарлетт становилась раздражительной, злой, замкнутой и завистливой.