Самое опасное – повороты. Три поворота в проходе. Но водитель у нас классный. Мы прошли! И только когда наш броневичок выбрался на шоссе, я смогла вздохнуть относительно спокойно. Вырвались. И сразу поняла, что замёрзла. Тем более что я вспотела, пока мы по минному полю ехали. Теперь моя ночная рубашка мокрая и мне дико холодно. Вот и пришлось мне переодеваться прямо перед мордами полудюжины мужиков. Надеюсь, что они не подсматривали.

Отлично. Но мнето чего сейчас делать? Опять позвонила Гитлеру. У него пока всё без изменений. Он предложил мне связаться с Гиммлером. Если части СС выступят против заговорщиков, то долго тем не продержаться. Конечно, если заговор не поддержит вермахт. А вот если поддержит… то всё кисло.

Ага, позвонить Гиммлеру. А как? Я всегда с ним по спецсвязи говорила. А кто меня к спецсвязи подпустит сейчас? Моя бумага от Гитлера теперь, после его объявленной смерти, почти ничего и не стоит. И связь мне доступна лишь обычная, городская.

Конечно, у Гиммлера и городской телефон был. Но его номер я на память не помнила. Спросила Гитлера. Тот тоже не помнил. Как и я, по спецсвязи разговаривал всё время. А кому я могу позвонить? Кто поможет? Геринг сейчас во Франции. Геббельс? А что Геббельс? У него в подчинении нет никаких воинских подразделений. Он не помощник. Гейдрих убит. Это Гитлер сам сказал. Его труп до сих пор лежит в том коридоре, что охрана Гитлера простреливает. Гейдрих не успел. И кто остаётся?

Да, собственно, выбор и не велик. Я вообще никаких городских телефонов не помню на память. Только домашний телефон Ютты Рюдигер смогла вспомнить. И ещё телефон Артура Аксмана знаю. А больше – никаких. Но как тут гитлерюгенд поможет? Войска нужны. Танки.

Погодипогоди. Какие войска? Какие танки? Да, заговорщиков относительно немного. Но это немного тех, кто знает о том, что Гитлер жив. Наверняка же, рейхсканцелярия оцеплена простыми полицейскими, которым чтото наврали. И если придут танки СС, то полицейские ведь станут защищаться. А там, глядишь, и вермахт подключится. Чёрт, это же гражданская война! Блин.

И что делать? Не звать же на помощь вместо СС гитлерюгенд! Разумеется, гитлерюгенд тут никак не поможет. Гитлерюгенд не поможет… Гитлерюгенд не поможет?.. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Ну конечно, гитлерюгенд!!

Так, мне срочно нужен телефон. Эй, водитель, поворачивай к станции! Там телефон есть…

Глава 20.

– …Лейтенант, скажите, для чего Вам нужна голова?

– Эээ…

– Позвольте, дайте я сама угадаю. Для ношения форменного головного убора, верно?

– Так, я…

– А ещё, Вы в неё едите, да?

– Фройляйн Штирлиц, я…

– Что, Штирлиц? Подумать головой немного можно?

– Но у меня приказ.

– Приказ? Приказ убить меня?

– Нет. Охранять любой ценой. До последней возможности.

– Вот и охраняйте. Поймите же, лейтенант, ваше присутствие рядом со мной только увеличивает опасность. Вы ведь никак не сможете защитить меня.

– Но…

– Всё, лейтенант, это не обсуждается. Вы с Вашими людьми остаётесь тут. Это приказ.

– Возьмите с собой хотя бы пистолет, фройляйн Штирлиц!

– Идиот. Какой пистолет? Ни в коем случае! Мы – мирные дети!

Блин. Ну неужели все мужики такие тупые? Сейчас нельзя, никак нельзя давить силой. Если пытаться надавить – всё может вспыхнуть. Люди же считают Гитлера мёртвым. Всё очень неустойчиво. Нужно осторожно, нежно. Лаской. Только лаской. И никакого оружия.

Я даже Артура Аксмана не беру с собой. И Ютту не беру. Они слишком взрослые. Не пойдёт. Идут только лишь пимпфы и девчонки из Юнгмедельбунда. А у старших другая задача. Гитлер – жив! Борман – лжец! Вот это они и должны донести до как можно большего числа берлинцев. Мне недоступны никакие средства массовой информации – ни радио, ни газеты, ни даже находящееся в зачаточном состоянии телевидение. Но слухито распространять я могу! Если каждый из парней гитлерюгенда донесёт моё сообщение до трёх своих друзей, а каждый из них ещё до трёх и так далее, то… очень скоро весь Берлин будет знать правду.

Всё, дальше ждать нельзя. Пошли! Пусть отставшие догоняют. И мы пошли.

Нас не так уж и много. Всего около трёхсот человек. Трёхсот детей от 10 до 14 лет. Это всё, что Ютта и Артур смогли собрать в столь ранний час. В основном это те ребята, у кого дома есть телефоны. Их можно было быстро оповестить. Не очень стройной колонной под неумелый барабанный бой мы движемся в сторону рейхсканцелярии. А впереди, рядом со мной, в красном галстуке на шее, с пионерским значком на груди и в нарукавной повязке со свастикой гордо вышагивает наш знаменосец – Алёша Никонов. Он несёт флаг гитлерюгенда Берлина…

Раннее утро. Автомобилей почти нет, а те, что есть, аккуратно огибают нашу колонну. Нас же становится всё больше и больше. Прямо во время движения к нам присоединяются новые мальчишки и девчонки. Да и взрослые берлинцы тоже. Взрослые не организованы, идут по тротуарам рыхлой массой. Но и их уже достаточно много. Гитлер – жив!! Эта новость передаётся из уст в уста. Откуда они знают? Ха! Я на минутку забежала в подъезд какогото дома и мне из будущего скинули милицейский мегафон. С заряженными аккумуляторами. И я иду по улице во главе колонны и довожу до всех окружающих правду. Когда мы вышли на бульвар УнтерденЛинден, я командую запевать. И дальше мы идём, уже распевая гимн гитлерюгенда.

Ленивое солнце не слепит глаза,

В лесах – щебетанье птах,

Но скоро над ними пройдет гроза

Ведь завтра – в моих руках!

И вот – поворот на Вильгельмштрассе. Мы почти пришли. Наша колонна по пути сильно разрослась. Теперь нас тут уже как бы и не тысяча человек. Только детей, я имею в виду. А взрослых, пожалуй что, ещё и побольше будет. Хоть и идут они вроде как сами по себе, не с нами. А вот автомобили совсем попадаться перестали. Вильгельмштрассе впереди перед нами перекрыто полицией.

Вот листья златые – их Рейн несет

В спокойных своих волнах…

А слава нас гдето, я верю, ждет!

Ведь завтра – в моих руках!

А Алёшка бестолковый. Понемецки ни бельмеса не понимает, гимна не знает, подпевать не может ни фига, но общее настроение уловил, остаться в стороне не желает. Потому он громко и фальшиво орёт у меня над ухом порусски:

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы – пионеры, дети рабочих!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров – Всегда будь готов!

Мы всё ближе и ближе подходим к полицейскому оцеплению. Вижу, полицейские както неуверенно дёргаются и оглядываются назад. Вероятно, данный случай предусмотрен не был, и они не знают, что им делать с колонной детей.

Тем временем пимпфы сами собой выдвигаются вперед, и наш строй становится очень сильно похож на тевтонскую "свинью". Мальчишки сцепляются руками. На острие клина – самые рослые. Сзади – девчонки. А я со своим мегафоном оказываюсь в середине строя. Рядом со мной – четверо барабанщиков. Алёшка со знаменем тоже тут. Продолжает орать:

Радостным шагом с песней весёлой

Мы выступаем за комсомолом!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров – Всегда будь готов!

И вот наш клин достиг оцепления. Небольшая заминка, но на слова мы не реагируем, а остановить нас силой полицейские не могут. Да, каждый из них сильнее любого ребёнка, но нас тут сотни, а полицейских в цепи – от силы пара десятков. Возможно, нас можно было бы отпугнуть силой оружия. Но полицейские – тоже люди. Нормальные, обычные люди. Стрелять в детей, в немецких детей, они не могут. Да тут и взрослых горожан собралось уже порядочно. Если полицейские начнут стрелять в детей – те порвут их.

И лепет младенца, и пенье пчел,

И солнце на небесах

Мне шепчут: "Вставай же! Твой час пришел!

Ведь завтра – в твоих руках!"

Тут я слышу, как сзади ктото подхватывает Алёшкин ор. Оборачиваюсь. Точно, ещё один наш, в красном галстуке. Помоему, тот самый мальчишка, что тогда на вокзале наступил бестолковому Алёшке на ногу. И он тоже тут, с нами! А на правом фланге потягивает ещё один мальчишечий голос: