Изменить стиль страницы

При этом Громыко «обскакал» курировавшего международную деятельность секретаря ЦК Б.Н. Пономарева, который был кандидатом в члены Политбюро и до этого был выше министра в партийной табели о рангах, чем немало пользовался. Они недолюбливали друг друга. К тому же Пономарев был довоенным сотрудником аппарата Коминтерна, то есть человеком иного времени.

Любопытно одно высказывание Пономарева «об упущенном шансе» совершить коммунистическую революцию в Западной Европе после 1945 года.

«Пономарев по старческому недержанию, по возрастающему почтению к “своему прошлому” иногда выдает удивительные вещи… После Второй мировой войны капитализм был в большем потрясении, чем после Первой, и революционные возможности на Западе были также много больше, тем более что компартии располагали не только оружием, но и своей армией, вышедшей из Сопротивления. Я (т. е. он — Б. Н.) говорил тогда Тольятти и Торезу, вот в этих и соседних кабинетах (повел он рукой вокруг): пойдите к Сталину, договоритесь, пора действовать… Они пошли: сначала Тольятти, потом Торез. И оба потом говорили мне: Сталин против того, чтоб сейчас идти на рожон, он против лозунгов захвата власти, он против риска новой войны — на этот раз с американцами… И они подчинились, поехали к себе и стали вести мирную работу по восстановлению экономики Италии и Франции, оба в качестве вице-премьеров. И шанс был упущен. Вот ведь, добавил Б. Н., имея в виду Сталина, — когда надо было действительно “бояться” войны и проявить бдительность против Гитлера, тогда… (что тогда?). А в этот благоприятный момент испугался американцев, которые не осмелились бы тогда воевать против нас… И намекнул: Сталин поднял перчатку “холодной войны” и повел ее сам, потому что был в ярости от того, что его снова (как и Гитлер в 1941 г.) обманули. Он, остановив революцию, действовал как честный партнер, пошел навстречу. А ему ответили антисоветизмом и изгнанием коммунистов из правительств»{293}.

Так что возвышение Громыко при умалении влиятельности Пономарева было не случайно.

Провал попытки Андропова установить тайный канал с Вашингтоном

Успех на немецком направлении побудил председателя КГБ повторить мероприятие и в Америке. Через своего старого знакомого еще по работе в МИД, помощника Брежнева Александрова-Агентова он довел эту идею до Леонида Ильича, а сам остался в тени. Брежнев не возразил.

На роль главного связного был выбран директор Института США и Канады Академии наук СССР, академик Георгий Арбатов, который ранее был одним из сотрудников Андропова во время его работы в ЦК КПСС. Позже именно Андропов был инициатором создания института.

Но почему-то американцы не захотели иметь дело с Арбатовым. «Госдеп поступил крайне бестактно. Он дал утечку содержания этого предложения академика Арбатова в американскую прессу. Добрынин послал по этому поводу очень резкую шифровку в МИД Громыко, которую тот, прочитав, направил срочно Брежневу и Андропову… В Москве разгорелся скандал, в котором слегка пострадали Г. Арбатов и А.М. Александров-Агентов»{294}.

Почему американцы так поступили? Ответ прост; они уже имели качественный канал связи через посла Добрынина и не хотели рисковать.

А. Черняев в своем дневнике так характеризовал Арбатова: «Делатель политики, главный источник информации для Брежнева, орудие камуфляжа истинных намерений Москвы»{295} *.

Американцы предпочли державный подход Громыко и Добрынина.

Глава 32.

АРАБО-ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОЙНЫ

Война 1967 года

Отчасти согласимся с послом Добрыниным, который считал, что «в повестке дня советско-американских отношений Ближний Восток не фигурировал постоянно, как Европа или Юго-Восточная Азия». Правда, при этом он уточнял, что это был потенциально опасный район.

На самом деле Ближний Восток и Средиземноморье всегда были в зоне особого внимания России. В Русско-турецких, Крымской, обеих мировых войнах — везде присутствовал этот вектор. По-другому и быть не могло по причине огромного геополитического и экономического значения региона, значительно усиливавшегося в связи с борьбой мировых держав за контроль над местными нефтяными месторождениями. Как говорили англичане накануне Первой мировой, «господство само по себе было главной наградой всего предприятия». Даже в самом факте дипломатического признания Советским Союзом Израильского государства был скрыт долговременный интерес Москвы к Ближнему Востоку и ее намерение потеснить западные страны. Правда, после Первой мировой политики уже мыслили свои действия не в категории «господство», а более тонко.

После Суэцкого кризиса 1956 года, который завершился военной победой Израиля и политической победой Египта, арабский мир стал объединяться. Президент Египта Гамаль Абдель Насер стал самым авторитетным лидером арабского Востока. Соответственно укрепились позиции Советского Союза, а в ближневосточной шахматной игре определились ключевые игроки — СССР и США, каждый из которых поддерживал своих союзников.

В апреле 1967 года советской разведке стало известно о возможном вторжении израильских войск на территорию Сирии, и 13 мая эта информация была передана египтянам, у которых было два варианта действий: подготовиться к обороне или нанести превентивный удар.

Однако качество переданной информации и сами основания для ее передачи были сомнительны. Так, Г. Корниенко, бывший в то время заведующим Отделом США в МИД, так описывал ситуацию:

«Нагнетание обстановки началось с того, что в начале мая 1967 года израильские официальные лица стали публично угрожать Сирии военными репрессалиями, если с сирийской территории не прекратится проникновение палестинских террористов и диверсантов в Израиль. 8 мая сирийцы информировали египетское руководство о том, что они располагают сведениями о концентрации израильских войск на границе с Сирией для нанесения удара по ее территории. 12 мая американским агентством Юнайтед Пресс было распространено сообщение о сделанном высокопоставленным израильским деятелем (по разным данным, это был либо начальник Генерального штаба Рабин, либо начальник военной разведки Ярив) заявлении, что Израиль осуществит военную операцию “с целью свержения военного режима в Дамаске, если сирийские террористы будут продолжать диверсионные рейды в Израиль”. Как объяснял потом президент Египта Гамаль Абдель Насер, именно эта израильская угроза сыграла решающую роль в принятии египетским руководством решения перебросить войска на Синайский полуостров, чтобы в случае нападения Израиля на Сирию прийти ей на помощь в соответствии с египетско-сирийским договором о взаимной помощи от 6 ноября 1966 года. В качестве дополнительного аргумента в обоснование своего решения о переброске войск Насер ссылался впоследствии и на то, что сведения о концентрации израильских войск на сирийской границе были получены египтянами не только от сирийской, но и от советской стороны.

Действительно, как потом выяснилось, 13 мая представитель КГБ в Каире в соответствии с существовавшей практикой обмена информацией между советской и египетской разведками передал египтянам полученное им из Москвы сообщение о наличии сведений относительно концентрации израильских войск (10—12 бригад) на сирийской границе. Эти сведения, поступившие в Москву то ли из той же Сирии, то ли из Ливана, были переданы египетской разведке, повторяю, в рабочем порядке по усмотрению руководства советской разведки, без специальной на то санкции политического руководства страны.

Как объяснял позже тогдашний начальник Первого главного управления КГБ Сахаровский, уверенности в достоверности переданной египтянам информации у советских разведчиков не было (не исключено, что она могла быть подброшена самими израильтянами для запугивания Сирии), но они все же сочли необходимым поделиться ею со своими коллегами-египтянами. В глазах же египетского руководства переданная по линии разведки информация могла приобрести дополнительный вес в связи с тем, что, по египетской версии, эта информация в тот же день была доведена советским послом в Каире Пожидаевым и до сведения руководства МИД Египта. Более того, в тот же день, 13 мая, нечто подобное было сказано и заместителем министра иностранных дел СССР Семеновым членам египетской парламентской делегации во главе с Садатом, которая находилась в Москве проездом на обратном пути из Северной Кореи. Именно эта трехкратная передача египтянам не совсем точной, как затем оказалось, информации о концентрации израильских войск вблизи Сирии преподносилась на Западе как свидетельство того, что Москва сознательно подталкивала Каир к конфронтации с Израилем.