Казалось бы, все решено. Но, несмотря на явное торжество здравого смысла, вдруг «стальная рука» сама по себе начинает сжиматься. Следует разворот в привычном направлении. Вот как развивались события.
«Однако буквально несколько дней спустя Международный отдел ЦК КПСС, получив по своим каналам просьбу руководства МПЛА о поставках оружия, подготовил предложения об удовлетворении этой просьбы. Когда записка в ЦК, содержавшая эти предложения и уже подписанная не только Пономаревым, но и Гречко и Андроповым, поступила на подпись Громыко, все мои попытки отговорить его от ее подписания, поскольку она противоречила недавно принятому решению, не увенчались успехом. Не желая конфликтовать со своими коллегами, Громыко после некоторых колебаний все же поставил свою подпись, сославшись на то, что речь шла о небольших масштабах поставок оружия. Но начало было положено. За этим по мере расширения гражданской войны последовали, конечно, новые просьбы от МПЛА и наши новые поставки. Каждый раз это мотивировалось, разумеется, нашим интернациональным долгом и доводами о том, что США тоже оказывали военную помощь противостоявшим МПЛА группировкам. Последнее было, несомненно, верно, но это еще не означало, что наше собственное все большее вовлечение в гражданскую войну в Анголе — в виде поставок оружия и посылки военных специалистов — отвечало государственным интересам Советского Союза. Резко возросшие поставки в Анголу советского оружия и военной техники после прибытия туда кубинских войск однозначно расценивались в Вашингтоне и в целом на Западе, да и многими у нас в стране, как бесспорное доказательство того, что и сами кубинские войска были направлены туда по наущению Москвы»{353}.
Откуда взялись кубинские десантники? Что за дежавю Карибского кризиса в Африке? Какая тень Хрущева направила их туда?
Первый заместитель Громыко был просто поражен, когда узнал о кубинцах. «Однажды мое внимание привлекла телеграмма советского посла в Гвинее, в которой среди прочего упоминалось, что, по словам его кубинского коллеги, там на следующий день начнут делать технические посадки самолеты с кубинскими войсками, направляющимися в Анголу. Я тут же пошел с этой телеграммой к Громыко, для которого новость тоже явилась полной неожиданностью. Он при мне позвонил Гречко и Андропову — тем ничего не было известно. Все трое сошлись во мнении, что посылка кубинских войск в Анголу будет опрометчивым шагом как с точки зрения осложнения общей международной обстановки, так и с точки зрения нового обострения ситуации вокруг Кубы, поскольку такой шаг неизбежно вызовет резко отрицательную реакцию со стороны США»{354}.
А что дальше? Дальше заработала бюрократическая машина. Подготовлена записка в ЦК КПСС с предложением обратиться к Фиделю Кастро с рекомендацией воздержаться от посылки войск. Текст телеграммы Кастро рассматривается в Политбюро, потом отправляется в Гавану. Но поздно. Самолеты с десантниками уже над Атлантикой.
На Смоленской площади не знали, что делать.
«То, что Кастро предпринял такой шаг без консультаций с советским руководством, можно было понять — он поступил так потому, что не хотел нарваться на отрицательную реакцию Москвы (впоследствии он сам заявил об этом публично). Но совсем было непонятно, как могло случиться, что при наличии большого числа советских военных представителей и специалистов на Кубе наше Министерство обороны оказалось в неведении о готовившейся операции по переброске кубинских войск в Анголу. Я прямо задал такой вопрос моим коллегам в Генеральном штабе. Их ответ: советским военным представителям на Кубе, как потом выяснилось, было известно о готовившейся операции, а некоторые наши специалисты даже имели техническое касательство к ней, но все они считали само собой разумеющимся, что направление кубинских войск в Анголу было согласовано между Гаваной и Москвой на политическом уровне, и поэтому не стали сообщать о происходящем по своим каналам. Между прочим, когда я однажды рассказал эту историю бывшему министру обороны США Роберту Макнамаре, он отнесся к ней с доверием, заметив со смехом, что такое вполне могло случиться и в его ведомстве. Так или иначе, советское руководство оказалось перед свершившимся фактом — кубинские войска находились в Анголе. И опять сработал рефлекс интернационального долга, тем более что этому предшествовала вооруженная интервенция в Анголу со стороны Южно-Африканской Республики, фактически поддержанная, если не организованная, Соединенными Штатами. В этих условиях Советскому Союзу уклониться от оказания военной помощи МПЛА, в том числе путем снабжения оружием кубинских войск, считалось невозможным»{355}.
Вскоре военно-морские базы Анголы поступили в распоряжение советской оперативной эскадры, аэродромы — в распоряжение стратегической, разведывательной, транспортной и противолодочной авиации. Для создания национальной ангольской армии туда прибыли тысячи советских военных советников. Кроме СССР, оружие в страну поставляли Югославия, ГДР, Алжир. Всего с 1975 по 1991 год там бывало около 11 тысяч советских военнослужащих, не считая тысяч моряков, в том числе и морских пехотинцев, которые находились в заходивших в порты Анголы боевых кораблях{356}.
В общем, Ангола торпедировала «разрядку». Американцы прервали переговоры по подготовке Договора ОСВ-2 на основе Владивостокской договоренности Брежнева — Форда и свернули экономические контакты с Советским Союзом, отказались от отмены «поправки Джексона—Вэника» и совместной разработки ресурсов Сибири. Форд стал определять взаимоотношения с Советским Союзом как «мир, основанный на силе», что в принципе отвечало сути, но выпячивало как раз не «мир», а «силу».
Глава 37.
«БОЛЬШАЯ КРЕМЛЕВСКАЯ ТРОЙКА
Триумвират в Кремле. Тень глобального поражения
Куда двигался СССР, становясь все более мощной державой и уже задыхаясь от своей силы? Вот вопрос, который возникал каждый раз перед Андроповым, Устиновым (секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности) и Громыко. Эти три человека при «позднем Брежневе» постепенно становились очень влиятельной группой в кремлевском руководстве. Их связывало многое — они принадлежали к одному поколению, получили образование в период индустриализации (даже руководили первичными комсомольскими организациями), сделали важнейшие карьерные шаги накануне Второй мировой войны, принимали активное участие в укреплении позиций СССР после войны.
Показательно, что сводки 16-го управления КГБ (перехват и дешифровка сообщений дипломатических представительств зарубежных стран) получали только шесть человек — Брежнев, Андропов, Громыко, Кириленко, Суслов, Устинов{357}.
Устинов был до мозга костей «оборонщик», руководил всей оборонной промышленностью во время Второй мировой войны, был лидером директоров военно-промышленного комплекса, самой авторитетной и влиятельной группы в советской экономике. К концу 80-х годов предприятия ВПК производили до 25 процентов внутреннего валового продукта, на их базе велось 75 процентов всех научных исследований и опытно-конструкторских работ{358}.
Все трое входили в ближний круг Брежнева, который несколько лет сам курировал оборонную промышленность.
Андропов среди них был самым информированным и тонким политиком, поставившим перед собой цель стать преемником Брежнева. Хотя эта цель никогда не была озвучена, все его действия указывают на ее существование. Андропов даже одно время заведовал 4-м европейским отделом в МИД (Югославия, Болгария, Албания, Венгрия, Румыния, Греция), где близко познакомился с Громыко, был послом в Венгрии во время восстания в 1956 году и впоследствии поддерживал «венгерский опыт», заключавшийся в постепенной либерализации экономики в рамках устойчивого политического режима.