Рефлекторно достал двумя пальцами из воздуха пролетавшего мимо лица слепня, раздавил, бросил на землю. Продолжил разбивать друг о друга камни, пытаясь получить острые осколки, пригодные для использования в качестве наконечника. Не получалось, все подобранные камни не давали пластинчатых обломков. Лучшее, что смог пока Роман, это обколоть большой кусок так, что образовавшимся более-менее острым краем можно было рубить дерево поперёк волокон. Ещё несколькими обломками можно было скрести и скоблить ту же древесину. Шишагов пытался сделать простейший лук из древесины дерева, которое считал железным, того самого, что в воде тонуло. Для этого отрубил от «своего» дерева ветку в свой рост длиной, и методично, не торопясь, обтачивал по знакомой с детства схеме. В логове, подвешенные за толстый конец, сохли два десятка прямых веток, вытягиваемых привязанными травой каменными грузилами. Роман рассчитывал получить в результате несколько более — менее ровно летящих стрел. А вот наконечники для них делать было не из чего. Стемнело, грибы испеклись, и прожевавший их человек залез в своё логово. Ещё один день прошёл.
***
«Офонареть. Киношка, оказывается, документальная была…». Роман, осторожно ступая босыми ступнями по каменистому грунту, подошёл к двум разбросанным в траве кучам костей. Один из двух лежащих черепов был украшен большими завитыми рогами, второй скалил крупные жёлтые клыки. Пернатые стервятники и хищная звериная мелочь очистили костяки от плоти, даже трубчатые кости были расколоты, только клочья шкур валялись вокруг. Особой вони уже не было, но попахивало ощутимо. Оценив размеры рогов, Роман уцепил за один из них бараний череп и потащил к ближайшему муравейнику. В такой рог мог поместиться не один литр воды, хоть какая-то посуда.
Светало, иней на траве начал таять. Чирикнула какая-то пичуга. Сурок подкрался к выходу из норы, принюхался…. Потом высунул голову, близоруко огляделся. Не заметив ничего угрожающего, свистнул, вылез полностью и встал столбиком у входа. С шелестом рассекая воздух мелькнула длинная, толстая палка, ударила зверька в голову, и жирная тушка без признаков жизни замерла в пожухлой траве. «Четвёртый. Шкуру обработаю, и можно будет мокасины изобретать».
Охотиться на сурков Шишагов попробовал сразу, как только ощутил себя достаточно окрепшим для перехода к альпийским лугам. С собой тащил рог с водой и баранью лопатку. Костью планировал раскапывать сурчины. Вот только все попытки изловить упитанных грызунов добычи не принесли. Бдительные сурки не подпускали на бросок камня, обходили сплетённые из лыка петли, а баранья лопатка не помогла разгрести перемешанный с камнями грунт.
На второй день, решив уже бросить маяться дурью, Роман присел в паре метров от очередной сурчины, и впал в ставшее уже привычным состояние оцепенения, бездумно наблюдая за ползущими через перевал облаками. В такие моменты он полностью терял ощущение времени, дыхание становилось едва заметным, казалось, даже сердце начинало биться медленнее. Пугавшее сначала, такое состояние начало нравиться Шишагову, со временем появлялось ощущение непонятного, абсолютно беспричинного счастья. И покоя. А непонятное нечто, живущее в Романе, не дремало, и принявший неподвижно сидящего под ветром от норы человека за камень сурок погиб, сбитый ударом посоха. Оценив результат, Роман начал пользоваться этим новым качеством. Затемно выбирал нору будущей жертвы, замирал недалеко, старательно вызывая у себя нужное состояние. Первые несколько попыток не удались, из-за волнения Рома не мог войти в нужное состояние. Затем, успев заметить вылезшего из норы зверька, попытался нанести удар посохом осознанно — сурок успел скрыться в норе раньше, чем охотник замахнулся…
«Интересный расклад получается. Выходит, пока сознание отключено, тело двигается намного быстрее. Может быть, именно здесь скрыта великая сермяжная правда? Осознанное решение медленнее подсознательного, и поэтому зверь, который сидит там, внутри меня, гораздо быстрее меня же. Он не тратит времени на обдумывание ситуации, на ненужные переживания, он знает, что надо делать, и делает. Делает быстро и хорошо. Что же из всего этого следует, как любил говорить умный Кролик? Следует не мешать».
В конце концов, всё получилось, и второй грызун пал жертвой нового способа охоты. Обработав шкурки по индейскому способу и скрепив их между собой сухожилиями, Шишагов соорудил некое подобие сумки, которое можно было таскать с собой, повесив через плечо на сплетённом из обрезков змеиной кожи ремне. Ну и нежное, жирное мясо тоже не пропало.
***
Пахло свежей кровью и немного дымом. И тем непонятным зверем, который поселился весной в норе у поваленного дерева. Лису уже приходилось подбирать за ним объедки, поэтому и в этот раз он не насторожился. А зря. Стоило рыжему подпрыгнув, вцепиться в подвешенную над тропинкой требуху, как распрямившаяся сухая ветка с острыми сучьями ударила его поперёк туловища. Насаженная на острые деревяшки тушка закачалась над землёй. Зверёк извиваясь пытался освободиться, но подошедший к ловушке человек добил его, избавив от дальнейших мучений. " Однако, и головой я кое-что могу!» — отметил Роман, заталкивая лисью тушку в плетёный из лыка и лозы короб. С коробом пришлось повозиться, липы в горах встречались нечасто, и плести голыми пальцами, без ножа, с примитивными, выточенными из железного дерева инструментами было не просто. Зато получился вылитый ранец десантника, только весь в дырочках. Намного удобнее сумки из расползающихся шкурок.
За прошедший месяц Роман оброс имуществом. На ногах — сурковые мокасины, в плетёном колчане на боку — восемь стрел с костяными наконечниками и оперением из перьев стервятника. Вход в логово закрывается занавеской из тех же шкурок, к стропилам бараньи рога подвешены, один с солью, второй с топлёным жиром. Это с сурков. И ещё два — с курдючным салом. С мёдом рог тоже есть, поменьше. Шкурой хозяина рогов Шишагов накрывался. А на второй спал. На солончак Романа бараны и навели, за те годы, что стада туда ходили, на склонах целую дорогу выбили копытами. На баранах Роман свой лук испытывал. Неплохо вышло, если с шагов двадцати, то тяжёлая стрела даже с костяным наконечником баранью шею насквозь пробивает. Под стропилами Роминого логова, над сложенным из больших каменных плит подобием печки, висели куски подкопченной вяленой баранины. Специально Шишагов мясо не коптил, но из его корявой печки валило в берлогу столько дыма, что, подвешенное в самом сухом месте, оно коптилось само собой. В кривобокой корзине, висящей рядом, изрядный запас орехов. Чтобы наполнить её, Роман без зазрения совести разорил несколько кладовок зверьков, похожих на белок, но обитающих в норках. Заодно и хозяев добывал, если они дома засиживались. В дальнем от печки углу, почти по самые края вкопан в землю бочонок, наполненный солёными волнушками. Ёмкость эту он вырубил из ствола дуплистой липы, выскреб и отжёг изнутри, вместо дна вбил отесанный каменным рубилом кусок дерева, как пробку. Хлопотное было дело, но воду посудина не пропускала. Правда, стоять не могла, но Роме её на базар не возить — зарыл до половины, и ладно.
Обжился, короче, Шишагов, обустроился. Растолстеть не рассчитывал, но и голодать не голодал. По его расчётам, зима уже началась, а особых холодов не было. Температура держалась градусов пять по Цельсию, только по утрам подмораживало, если ночь выдавалась ясная. Только такие ночи случались нечасто, большей частью круглые сутки шёл тягучий мелкий дождь, временами сменяясь мелкой моросью. В горах линия снегов опустилась до самой границы лесов, даже ниже, но в Ромкиной долине погода была как в октябре в Беларуси, только погожих дней было ещё меньше. Любимые сурки давно завалились спать. «Любит ли слонопотам сурков? И если да, то как он их любит?» — ёрничал обычно Шишагов, запекая в углях очередную тушку. Иногда Роман специально говорил с собой вслух, чтобы не разучиться говорить. Раньше, до непонятного провала в памяти, он всё время о чём-то раздумывал, словесная вязь создавалась в мозгу практически непрерывно, замирая только, если занятие отнимало всё внимание, при важном разговоре, например. Теперь, выскабливая каменным скребком или разминая грубо отёсанным колом очередную шкурку, выдалбливая корытце из куска липового ствола, сплетая из высушенных бараньих жил запасную тетиву для лука, короче, почти всегда, Шишагов входил в состояние, близкое тому, в котором он охотился. Пока руки делали привычную работу, человек как-бы растворялся в окружающем мире. Шорох падающих капель, звук ветра, быстрый топоток мышиных лапок в норке под древесным стволом, трепет птичьих крыльев. Запахи хвои, холодок ветра, коснувшийся кожи…. Всё несло информацию, мир окружал человека, говорил с ним, раскрывал себя, и человек раскрывался миру, ощущая себя его неотъемлемой частью, избавленный от щитов бетонных стен, асфальтового покрытия дорог, жести и пластика автомобильных корпусов. Удивительно много можно узнать, просто ступая по земле босыми ногами, а не ломясь напролом, топча поверхность толстыми рубчатыми подошвами фирменных ботинок.