– Все это очень легко на словах, но я сомневаюсь, чтобы на месте Петтингилля ты сохранил полное присутствие духа настолько, чтобы найти потерянную запонку, послужившую к его уличению.

– В этом ты прав, потому что, будь я Петтингилль, я, как и он, не был бы свободен в своих действиях. Все же, думаю, на мне не было бы такой запонки, если бы я сам выработал план кражи и был свободен в выборе времени, как это было с ним. Запонка была сделана из редкой, старой монеты. Барнес обошел все антикварные лавки и нашел человека, продавшего Петтингиллю эту запонку. Все остальное уже само собой вытекало из этого открытия.

– Ну, признаюсь, ты обладаешь большим самомнением, но я ничего не имею против того, чтобы выиграть тысячу долларов. Однако я устал и хочу спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дружище. Поразмысли во сне, как бы тебе добыть ту тысячу долларов, которые я у тебя выиграю.

Теперь для Барнеса было бы легкомысленно заснуть. Новое приключение чрезвычайно заинтересовало его. Находя необходимым уличить того, кто держал пари против его проницательности, – а слышанное им было крупным шагом к успеху, он решил не спускать глаз с этого человека в продолжении положенного месяца; но особенно восхищала Барнеса мысль позволить ему совершить преступление, чтобы затем поймать его по свежим следам. Он тихонько покинул свое отделение и прокрался в противоположное, из которого он мог видеть восьмое купе и расположился наблюдать.

– Я не буду удивлен, если этот хитрый сатана исполнит свое намерение еще в эту ночь.

II. Смелая и удачная кража в вагоне

Когда поезд приближался к Стамфорду, в вагон вошел кондуктор и начал подавать Барнесу таинственные знаки, из которых сыщик понял, что он желает с ним говорить.

– Не назвали ли вы себя вчера, когда прыгали в вагон, Барнесом? – спросил кондуктор.

– Да, что же дальше?

– Не вы ли сыщик Барнес?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что главный кондуктор желает с вами говорить, если вы сыщик. В эту ночь в поезде совершена крупная кража.

– Ах, черт возьми!

– Да, неприятная история. Но будьте так любезны, войдите в соседний вагон.

– Одну минуту. – Барнес быстро приближался к восьмому купе, осторожно раздвинул занавес и долго смотрел в отделение. Он увидел двух мужчин, несомненно погруженных в глубокий сон; это успокоило его, и, решив, что можно на несколько минут покинуть свой пост, он направился за кондуктором в следующий вагон, где его ждал главный кондуктор.

– Мое служебное положение заставляет меня поручить вам очень, очень загадочное дело, – сказал кондуктор, когда Барнес назвал себя. – Вчера вечером в Бостоне села дама с билетом до южного Норфолька. Когда кондуктор сказал ей, что мы приближаемся к этой станции, она встала и начала одеваться. Через две минуты меня позвали, и дама со слезами заявила мне, что ее обокрали. Она уверяет, что у нее пропал ручной саквояж, в котором было драгоценных камней на сто тысяч долларов.

– Вы совершенно верно выразились: это она уверяет, что у нее пропали драгоценности. Какое вы имеете доказательство, что ее действительно обокрали?

– Относительно драгоценных камней я, конечно, ничего не знаю, но саквояж у нее был: его видел кондуктор.

– Мы останавливались в Нью-Гавене и Бриджпорте. Сколько человек сошло с поезда?

– Из спального вагона никто.

– То есть вы никого не заметили.

– Нет. Я велел кондукторам осмотреть вагоны, и они сообщили мне, что все пассажиры находятся в своих отделениях. Это наводит меня на мысль: если никто не оставлял поезда, то, следовательно, вор находится в нем, не так ли?

– Без сомнения.

– Когда дама заметила пропажу, она решила ехать дальше до Нью-Йорка. Все остальные пассажиры имеют билеты также до Нью-Йорка, за исключением одного господина, который теперь одевается, так как желает сойти в Стамфорде. Если он выйдет, то может захватить с собой и драгоценности. Что же я могу сделать?

– Расскажите ему о краже, и, если он невиновен, он не станет противиться обыску; если же воспротивится – ну, тогда посмотрим.

В эту минуту к ним вошел представительный господин, в котором сразу можно было узнать француза. Главный кондуктор смущенно рассказал ему, в чем дело.

– Видите ли, это очень неприятная история; но мы так уверены, что вор находится еще в поезде, что…

– Что вы затрудняетесь позволить мне оставить поезд, не правда ли? Но к чему вы церемонитесь? Дело так просто, что всякий порядочный человек может только сказать: «Обыщите меня». Если кто-нибудь заявит: «Вы оскорбляете меня», то это и будет вор. Не так ли? – Последние слова относились к Барнесу, который на секунду посмотрел говорившему прямо в глаза, как он делал обыкновенно, чтобы запомнить лицо. Француз совершенно спокойно выдержал его взгляд.

– Я то же самое говорил главному кондуктору перед вашим приходом, – отвечал Барнес.

– Вот видите. Ну, так я с вашего позволения разденусь, и, пожалуйста, осмотрите меня как можно внимательнее. Чем тщательнее вы меня осмотрите, тем меньше подозрения может впоследствии пасть на меня.

Хотя главный кондуктор и не рассчитывал что-либо найти, тем не менее, он внимательно произвел обыск и, как предполагал, не нашел ничего; француз снова оделся.

– Багажа у меня только два небольших саквояжа, так как я ездил в Бостон всего на день.

Саквояжи были принесены, осмотрены, но в них не нашли ничего.

– Теперь, господа, надеюсь, я могу уйти, так как мы прибыли к месту моего назначения. Я останусь здесь только часа два, а затем поеду в Нью-Йорк. Там я остановлюсь в отеле Гофмана. Вот моя карточка на случай, если я буду еще нужен.

Барнес взял карточку и внимательно осмотрел ее.

– Что вы думаете о нем? – спросил обер-кондуктор.

– О нем? Нам нечего больше о нем думать, на него пока не падает ни малейшего подозрения. К тому же мы всегда можем его найти, если он нам будет нужен. Вот тут его имя: Альфонс Торе. Теперь нам следует обратить внимание на других пассажиров. Как вы полагаете, не могу ли я поговорить с пострадавшей дамой?

– Непременно, если вы этого желаете.

– Так пришлите ее сюда и устройте так, чтобы я мог поговорить с ней наедине. Не говорите ей, что я сыщик, это я сделаю сам.

Вскоре явилась высокая дама лет сорока пяти. Садясь, она быстро, украдкой, взглянула на Барнеса, но он, по-видимому, не заметил этого.

– Обер-кондуктор прислал меня к вам, – начала она. – Какое имеете вы отношение к делу?

– Никакого. – Никакого? Так зачем…

– Говоря, что не имею никакого отношения к делу, я этим только хочу сказать, что исключительно от вас зависит, попытаюсь ли я найти ваши украшения, или нет. Я веду подобного рода дела для этой дороги, но если потерпевший не пожелает выступить против дороги, то мы не даем хода делу. Желаете вы, чтобы я взялся за поиски пропавших вещей?

– Конечно, я желаю вернуть мои драгоценные камни, потому что они очень дорого стоят, но я не знаю, могу ли я поручить это дело сыщику.

– Почему вы думаете, что я сыщик?

– А разве нет?

– Да, я сыщик, – сказал Барнес после некоторого колебания, – но так как я служу в частном учреждении, то могу повести дело без огласки. Ведь это было главной причиной, почему вы не хотели поручить дело мне?

– Вы очень проницательны. Во всяком случае, по некоторым семейным обстоятельствам я не желаю, чтобы дело приняло огласку. Если вы возьметесь отыскать драгоценные камни так, что дело не попадет в газеты, я вас хорошо награжу.

– Хорошо, я возьмусь за это дело, но вы должны ответить мне на некоторые вопросы. Во-первых, ваше имя и адрес?

– Меня зовут Роза Митчель, и я пока живу в Эсте, тридцатая улица №… Я недавно только приехала из Нового Орлеана, моей родины, и ищу подходящую квартиру.

Барнес вынул записную книжку и записал имя и адрес.

– Замужем?

– Была; мой муж умер несколько лет назад.