В 1959 г. Насер решил сделать еще одну попытку. Бывший начальник египетской разведки генерал Махмуд Халил возглавил секретное Спецбюро по военным программам, которому было поручено снабжение Египта самым современным оружием, особенно самолетами и ракетами местного изготовления. Все это для того, чтобы освободить Египет от иностранной зависимости в его постоянной борьбе с Израилем.
Германия все еще оставалась вполне реальным источником вербовки талантливых специалистов, в которых нуждался Халил. И это несмотря на то, что война давно окончилась.
В соответствии с четырехсторонним соглашением, заключенным оккупационными державами, Германия не имела права строить самолеты и ракеты. Инженеры, специалисты по аэронавтике, если хотели работать по своей специальности, были вынуждены искать приложение своим способностям вне Германии.
Халил поместил в нескольких газетах в Западной Германии объявления: «Требуются специалисты по аэронавтике для работы в Северной Африке…» Ничего не было удивительного в том, что в сложившихся в Германии особых условиях на это объявление последовали многочисленные отклики. В то же время Халил заключил совершенно открыто контракт с Вилли Мессершмидтом на постройку авиационного завода в Египте. Ему удалось найти и человека, который был идеальным кандидатом на роль руководителя такого завода. Фердинанд Бранднер, выдающийся австрийский инженер, был взят русскими в плен в конце войны. Ему предложили сделку: если в течение пяти лет он и его команда создадут проект авиационного двигателя для тяжелого реактивного самолета, ему будет позволено уехать в Германию. Обе стороны условия договора выполнили. Фердинанд Бранднер создал турбовинтовой двигатель мощностью в двенадцать тысяч лошадиных сил, который впоследствии был установлен на самолете Туполев-114, одном из самых больших в мире транспортных самолетов. Советская сторона разрешила Бранднеру вернуться домой. Там он столкнулся с серьезными затруднениями. Он был в ранге полковника СС, а на Западе воздерживались от деловых контактов с подобными ему людьми.
К 1960 г. авиационная промышленность в Египте подготовилась к старту. Строительство завода Мессершмидта в окрестностях Каира, на котором должны были строиться корпуса самолетов, близилось к завершению. Кодовым для него был номер «136». Неподалеку от него под номером «135» был построен моторостроительный завод Бранднера. Халил был, однако, очень честолюбив. В его планы входило и строительство завода по производству ракет, с помощью которых он мечтал уничтожить Израиль. Вскоре под Гелиополисом началась постройка этого самого засекреченного объекта под кодовым номером «333». Египтяне, не отдавая себе в этом отчета, заводами «136» и «135» создали превосходный маскировочный заслон для завода «333». Мосад знал о двух первых заводах, но ничего не подозревал о третьем, на котором работало не более сотни немецких инженеров. О существовании завода «333» Мосад не догадывался даже в ноябре 1962 г., когда израильская разведка выследила его управляющего.
Халил нашел ученых, готовых выполнять его заказ на проектирование ракет, в Германии. В этом смысле Штутгартский институт, финансируемый государством, оказался для него весьма полезен. Институт вел изыскания в области создания спутников для метеорологических целей. Большинство работавших там ученых были недовольны своей судьбой, поскольку находились в стороне от международных достижений в области ракетной техники. В свое время в Германии они вели исследования в этой области, но после войны ни американцы, ни даже русские не сочли их достаточно интересными для себя.
Возглавлял институт Эуген Зенгер, который перед войной участвовал в разработке «чудо»-ракетоплана, — одном из самых секретных проектов, начатом еще при Гитлере. Это было вершиной его карьеры, которая с тех пор пошла вниз. Поработав некоторое время во Франции, Зенгер возвратился в Германию в надежде, что человек с его запасом идей и знаний найдет в Штутгарте лучшее применение. Этого, однако не случилось. Работа велась в Институте на низком уровне, и Зенгер был разочарован.
Само собой разумеется, Зенгер был готов принять любое новое для него предложение. В проекте, представленном Халилом, египтяне обещали ему все, что он пожелает, вплоть до возможности запустить собственный спутник земли. Зенгер был достаточно наивен, чтобы во все это поверить, и согласился, несмотря на то что Боннское правительство запрещало подобным Институтам выполнять заграничные заказы.
Более того, он привлек к своей работе почти всех сотрудников Института в Штутгарте. Это был и профессор Поль Герке, специалист по электронике и системам наведения, работавший в Египте в 50-е годы. Он обрадовался перспективе вернуться к любимому делу. И Вольфганг Пилз, который, как и Зенгер, работал когда-то над проектом французской ракеты «Вероника», а в Штутгарте заведовал отделом двигателей.
Кроме них, приглашенными оказались Ганс Клейнвахтер — специалист по электронике и Эрмин Дадье — заведующий химическим отделением. Техники и инженеры в Институте также не возражали против работы в Египте. Многие из них, только что окончили высшие учебные заведения и охотно уезжали в Египет. В немецкой колонии в Каире их стали называть «мальчиками Зенгера». Мосад этих «мальчиков» засек быстро, но принял их за служащих авиационных заводов.
Для маскировки заводов «136» и «135» была придумана такая версия: немцы, мол, строят здесь учебные самолеты. Однако Мосад обмануть не удалось. Ему было ясно, что Египет пытается построить свой собственный первоклассный бомбардировщик. В руки израильтян попали даже чертежи проекта. Тем не менее все это не слишком беспокоило Израиль.
Консультанты Харела объяснили ему, что существует огромный разрыв между проектом самолета и способностью страны этот проект осуществить. Даже такие промышленно развитые страны, как Франция и Англия, встретились с трудностями, решая подобные задачи. В Израиле считали, что, сколько бы немецких технических специалистов Египет ни ввозил, ему, как стране слабо развитой, не удастся обеспечить все необходимое для выполнения проекта.
В 1961 г. у Исера Харела накопилось уже столько материалов о деятельности Штутгартовского Института и самого Зенгера, что оказалось вполне возможным заявить формальный протест по этому поводу Боннскому правительству. Зенгеру пришлось аннулировать свой контракт с Египтом. Многие из его сотрудников, однако, покинули Институт и полностью переключились на работу для египтян. Как это ни удивительно, но ракетная программа развивалась успешно. Египтяне предложили сотрудникам Института два миллиона марок, когда ракета будет готова. Четверть этой суммы предназначалась Зенгеру, кстати сказать, уже получившему крупный аванс.
Агенты Мосада вскоре идентифицировали подставные компании, которые оперировали в Швейцарии и отправляли оборудование и части ракет в Каир. Тем не менее никто в Мосаде серьезного значения этой активности не придавал. Никто не подозревал, что в то время, когда был разоблачен Зенгер, египтяне уже испытывали двигатели на жидком топливе для ракет весом от одной до двадцати тонн, представляющие собой нечто среднее между старыми У-2 военного времени и более современными французскими «Вероника».
Задним числом удивляться, разумеется, легко. И все же трудно понять, почему в Тель-Авиве никому не приходила в голову простая и логичная мысль, что где-то в Европе должен существовать завод, проектирующий и производящий ракеты. Ведь информации на этот счет было предостаточно. Только после военного парада в июле 1962 г., когда перед ликующим Насером, принимавшим парад, проследовали двадцать ракет, задрапированных флагами, а через некоторое время стало известно, что четыре из этих двадцати уже были испытаны, Мосад начал складывать мозаику из имеющихся в его распоряжении данных. Египет между тем продемонстрировал миру, что не макеты он показывал на параде.
Немало в свое время говорилось о том, что бомба, сброшенная на Хиросиму, принесла куда больше вреда всему делу охраны секретов, связанных с атомной промышленностью, чем все вместе взятые профессиональные шпионы.