Если бы дело шло о расследовании подозрительных операций корпораций на бирже, то, возможно, имело смысл сформулировать решение так. Оно бы удовлетворило все стороны. Но речь шла об очень серьезном для Израиля вопросе. В сущности следственная комиссия должна была дать ответ на вопрос, заслуживает ли доверия разведка страны. Кроме того, немаловажным был ответ и на другой вопрос — принимали ли офицеры разведки, подстрекаемые и поддержанные сотрудниками министерства обороны, участие в секретной операции, связанной с диверсиями в другой стране, и пытались ли они скрыть все происшедшее после неудачи этой операции?
То, как сформулировали судья Олшан и генерал Дори свое заключение, не исключало возможности существования заговора. Это было самым жестоким ударом когда-либо нанесенным армии и поставило под сомнение соблюдение в израильском обществе демократических принципов вообще.
После опубликования доклада Олшана и Дори стало ясно, что карьера всех замешанных в эту операцию людей должна пойти по новому руслу.
Бенджамин Джибли ушел со своего поста, но репутация его при этом не пострадала. Он возобновил свою службу в регулярной армии и несколько месяцев спустя отличился в боях за Суэц.
Пинхас Лавон занял свой старый пост генерального секретаря Профсоюзного объединения. Это давало ему возможность оставаться на виду и сохранить политическое влияние.
Мотке Бен-Цур оказался в проигрыше. В армии он остался, но повышения не получил. Он понял, что никогда больше не сможет играть прежнюю роль в разведке и ушел в отставку.
Аври Зайденберг, он же Поль Франк, был отправлен вновь в Германию. Военная разведка справедливо полагала, что там он еще может оказаться полезным.
Расследование было закончено. Далеко не все в Израиле были им удовлетворены. Тем не менее к этому делу больше не возвращались.
Однако был в Израиле человек, казалось, далекий от этих событий, но продолжавший втайне расследовать историю операции «Сюзанна». Этим человеком был Исер Харел. Он был убежден в том, что истина должна восторжествовать. В противном случае Деятельность Военной разведки всегда останется под подозрением.
Часть третья
В ПЕРВОЙ ПЯТЕРКЕ
Глава восьмая
В связи с «делом Лавона» Бенджамину Джибли пришлось уйти. Его заменил Иехошафат Харкави, который поначалу был его заместителем, однако они не поладили. Когда планировалась и осуществлялась операция «Сюзанна», Харкави находился в Париже, где занимался научными исследованиями. Так что никакого отношения к скандалу, связанному с «делом Лавона» он не имел. Таким образом, теперь Военную разведку возглавил опытный специалист с незапятнанной репутацией.
Фэтти — Толстяк, как называли Харкави, относился к тому разряду людей, которые становятся военными только во время войны или в чрезвычайных обстоятельствах.
Ему было всего тридцать пять лет, когда он принял дела от Джибли. Профессия разведчика была для него в общем случайной, но тем не менее он оказал большое влияние на развитие и характер разведывательной деятельности в Израиле.
Человек с явными научными способностями, он считался одним из самых блестящих арабистов в Израиле. Безусловно, профессорская кафедра в университете была для него местом более подходящим, чем кабинет военного.
И сам Харкави, и его родители были уроженцами Израиля. В двадцать лет он уже имел степень доктора философии в иерусалимском университете и занимался арабскими языками и арабской культурой в качестве второй своей специальности.
В свое время Еврейское агентство пригласило его принять участие в конкурсе, задача которого состояла в отборе людей, способных быть дипломатами. Он оказался среди двадцати четырех молодых специалистов, прошедших этот конкурс.
Все они получили специальную подготовку. Евреи готовили дипломатов высшего ранга для государства, которое вот-вот будет создано.
Живой и веселый, Харкави, быстро утвердился во мнении окружающих не только как интеллектуал, но и как человек, обладающий незаурядным физическим и моральным мужеством. Во время осады Иерусалима он заслужил репутацию смелого офицера. Как и многие другие из ротных командиров, он был недоволен организацией военных операций Давидом Шалтиелом.
Офицеры Хаганы критиковали Шалтиела. Харкави же явился к нему, подошел к столу, за которым тот сидел и, вытянувшись по стойке «смирно», заявил, что он и его батальон ему как командиру более не доверяют. Вслед за Харкави то же проделали и другие ротные командиры. Успеха они, однако, не достигли. Шалтиел холодно отверг все обвинения, уволил Харкави, многих этим своим поступком возмутив, и приказал ему покинуть Иерусалим. Харкави счел свою короткую военную карьеру законченной и, проделав длинный и чреватый опасностями путь по территории, занятой вражескими войсками, вернулся в Тель-Авив. В Тель-Авиве он явился в министерство иностранных дел, которое тогда состояло из пяти человек. Уолтер Эйтан, генеральный секретарь министерства, встретил его с распростертыми объятиями и назначил руководителем отдела, в котором еще ни одного человека, кроме самого Харкави не было. Эйтан попросил его составить список глав государств, а также министров иностранных дел тех стран мира, которые Израиль предполагал просить о признании своей независимости.
Харкави эту работу с легкостью проделал. Выучив при этом одно из правил, которым руководствуются разведывательные организации. Если информация может быть получена открытым путем из доступных источников, нет надобности прибегать к тайным методам. Выйдя от Эйтана, он завернул за угол и купил экземпляр последнего справочника «Ежегодник государственных деятелей». Это и было первым вкладом Харкави в дела израильской разведки.
Харкави оставался работать в министерстве иностранных дел с перспективой блестящей дипломатической карьеры до 1950 г., когда армия, простив ему его проступок, потребовала его вновь. Его послали в школу подготовки батальонных командиров. После этого Харкави предстал перед начальником Штаба, генералом Ядином, который и предложил ему должность заместителя начальника Военной разведки. Ядин напрямик объяснил, что пост начальника займет Джибли, но уверенности в том, что он справится со своими обязанностями у него нет. Поэтому очень важно прикрепить к Джибли человека, который, кроме военной подготовки, будет иметь и академическую. Харкави в этом смысле был единственным возможным кандидатом. В случае отказа Харкави Джибли свою должность не получит.
Харкави встретился с Джибли и попросил его объяснить, чем занимается Военная разведка. Джибли вынул лист бумаги, начертил на нем схему организации и протянул собеседнику. Харкави это позабавило, и он сразу расположился к Джибли и принял предложение стать его заместителем. Впоследствии он только в редких случаях сожалел об этом.
Начав работу, Харкави вскоре понял, что Военная разведка, пожалуй, одна из немногих областей, где можно сочетать склонность к исследовательской работе с практической деятельностью. Исследовательский отдел, который одновременно является и самым квалифицированным в мире центром по изучению арабской культуры — до сих пор остается одним из достижений Харкави.
«Основные методы разведки — это анализ и оценка», — неустанно повторял он. Мягко, но точно Харкави критиковал действия израильских агентов, которые присылали информационный материал, добытый с риском для жизни, в то время как его можно было найти на страницах «Аль-Ахрам».
Харкави вновь и вновь подвергал сомнению склонность начальников разведки придавать серьезное значение только информации, полученной по секретным каналам. Он утверждал, что слово «Разведка» с большой буквы правильнее было бы заменить словом «Знание» с большой буквы. В своей работе он придавал большее значение понятию «человеческая интуиция», чем понятию «математическая интуиция». Он учил своих сотрудников, что главное в их работе это понимание типа мышления оппонентов. Так же, как в свое время Борис Гуриель, Харкави меньше интересовался числом танков у противника, чем вопросом о том, что он с ними собирается делать.