9.8.73. Приходила Н. П. и сидела до 9-ти. Илья с Наташей не в ладах. Ссоры из-за покупки книг. Он был в научной экспедиции за рукописями, куда-то в угол Пермской области. На вертолете, на моторке к «скритникам». В 1913 году Благовещение совпало с Пасхой, и староверы ждали конца света. 300 семей ушли в лес умирать, но не умерли, их перетянули в свою веру «скритники». Так они и живут. В 1933 году было сильное гонение на книги, и много всего сожгли. Потому, якобы, и нет ничего. Малышев в этом деле был искуснее.
11.8.73. Написала дедушку — «художника», резчика из Борисовки, около Богородского. Вышел очень похоже, несмотря на развязность линий и отсутствие всякого старания — получился издали живой. Хорошо ли это? Все-таки должен быть — болван, игрушка, слиться с пейзажем и пр…
13.8.73. Читаю о пр. Аввакуме, что достала Над. Павловна и привезла нам. Сначала показался — тон не хорош, слишком фамильярный, комсомольский, а потом об этом позабылось от интересных событий, там описанных.
«У богатого человека Христа из евангелия ломоть хлеба выпрошу, у Павла Апостола, у богатого гостя, и с посланий его хлеба крошку выпрошу, у Златоуста, торгового человека, кусок словес его получу, у Давида царя и у Исаи пророка, у посадских людей, по четвертине хлеба выпросил, набрав кошель, да и вам даю». Дм. Жуков, Аввакум. ЖЗЛ. 1973. «Мол. Гвард.». Русские писатели XVII века. Интересное время, жалко, не обработал его какой-нибудь Мережковский. Автор вначале пестрит гадкими оборотами — «гой еси», а остальное вразумительно. Мар. Григ. прислала книжечку Аверинцева о «Плутархе», начала читать, но что-то скучна мне вся эта эрудиция.
17.8.73. Писала автопортрет, один раз получился похоже, но высокомерное выражение не понравилось, и я затерла.
19.8.73. Ан. привезла две книжки о Ван Гоге, два романа с послесловиями Муриной и Смирнова. Сами романы читать не хочется, послесловия одно другого «лучше». Читала и ругалась, сначала с Муриной, потом со Смирновым, которого я не знаю. «Каторжный труд» у Ван Гога! Вы, видно, не знаете, что это такое? У Ван Гога труд к сроку. Успеть, пока не свалит болезнь. Это надо понимать!
22.8.73. «В мире книг» 7, 1973, ст. 68. Первые московские букинисты Говоров и Лопатин. После 1912 года торговля на Красной площади была запрещена. Печатная слобода, имея свои станочки, печатали лубочки, тут же у ворот торговали ими, на ограде церкви «Троицы на листах» развешивались. В Панкратьевском переулке было много книжных старьевщиков — ходебщиков. Владелец лавки нанимал «племянников», которые с рубашкой, то есть с заплечным мешком толкались на рынке, охмуряли дураков. С 1830-х годов старых книг наплыв — разорившиеся помещики (после Крымской войны) продавали библиотеки своих дедов.
Я еще застала базар на Сухаревке, но книжного ряда не помню. Из моего окна был виден мясной ряд, где висели туши.
Еще раз написала подсолнухи на тонкой бумаге, на пейзаже, плотно и густо. Бумага лучше приклеивает краску, так что на ней можно работать, но немного по-другому.
27.8.73. Написала два пейзажа на новой бумаге. Она прекрасна для акварели. Хорошо берет краску. Никак не приспособлюсь. Первый пейзаж получился какой-то вангоговский, тяжелый — «Два белых облака» (Уголки), а второй — легко сделала большое небо с тучами и тяжело землю. Вроде получилось. Бумага ценная. Надо ее обломать. Дождь надоел, и мы, гуляя, стали собирать 40 лысых. Последний лысый был Порфишка Крылов.
3.9.73. Не могла унять сердце, лежала наверху. Сочинила плохие стихи, но все равно запишу:
Примерно так стучит. Еще звук булькания в кадку, который не уловила.
Вот кладезь премудрости, дачное чтение.
11.9.73. В Москве очень красиво. Читаю про гибель Романовых в «Звезде» № 9. Поправляла цвета на летних картинках. Письмо от Н. Соколова, хотят в Дрездене мою выставку.
19.9.73. Читала Моэма — и дочитала. (Сомерсет Моэм. «Подводя итоги». М. 1957.). Давал читать Лев. Он любит понятную философию, вернее, философию, написанную понятным языком писателя. Кто из наших писателей может так определенно про себя написать, с нужной скромностью и нескрытностью, во всяком случае без позы и без особых претензий, кроме претензии старого человека на все смотреть с птичьего полета и говорить равнодушно о смерти?
21.9.73. Смотрю свои последние картинки. Самый красивый букет — с рябиной, похожий на Матисса почему-то. Обнаружила при просмотре несколько пейзажей, где рожь желтая и черные грачи. Делала и в прошлом году и в нынешнем, в одной гамме получились и похожи на вангоговский пейзаж: желтая пашня и черные птицы, дорожка посередине, что я увидала в книге с послесловием Муриной — последний пейзаж в жизни Ван Гога, когда он сошел с ума и застрелился. Считают его роковым и зловещим. Птицы, дорога никуда. До июля 1973 года я его не видала. Почему же у меня появилась та же тема, тот же цвет, но нет у меня никакой трагедии? Может, наивно так думать, но, значит, у В. Г., когда он писал, тоже ее не было, а все это придумывают искусствоведы. Застрелился же он после, от упадка сил, «ангел его отлетел». Есть у него пустые картины, когда «отлетел ангел», похожие на Богаевского, но эта пашня с «ангелом», а дорога идет не никуда, а «дорога во ржи» — это лучшая из дорог.
28.9.73. Съездили на выставку коллекции Зильберштейна, о которой с брызгами слюны писал Андроников. Рембрандт! А Рембрандт какой-то незначительный, смытый, да и Рембрандт ли это? Много рисунков Гонзаго — на очень белой бумаге, хлестко и бойко. Понравились мне лишь одни акварели, на бумаге с водянистыми полосками, Траверс, Бальтазар. Еще интересно остро сделана маленькая акварель «В омнибусе», прочерчена коричневым пером — Монье, Анри-Бонавентура. Вольно сделана. Такая одна.
Интересно было на греческой вазе V века до н. э. рассматривать квадригу коней в фас. Я ее срисовала. Так хорошо читается и декоративно великолепны эти 4 коня в фас. Возница решен плохо.
15.10.73. Н. В. смотрел свои старые работы, отбирал для ГТГ, которые приедут в среду «покупать». Все это писалось еще на Колхозной, в темноте и тесноте. Застолья Милашевского, кропанье Дарана, Ольгины густые цветные картинки.
В пятницу открыли в СХ на Гоголевском выставку Митрохина. Ему 91 год. Пономарев распинался в умилении, Алпатов захлебывался от любви и восторга. Все как под гипнозом в восторге от грецких орехов. Обдумала это явление и решила, что это жажда другого духа. Не важно, к чему привязаться. Вещи же М. очень убоги.
Толстому нужна была «энергия заблуждения», чтобы работать, т. е. считать себя незаменимым. Вот я, видимо, дотратила эту энергию, потому что ничего не могу делать. Уж не так сильно я нездорова.
16.10.73. Вечером была Ксения С., читала свое сочинение о Мавриной для «В мире книг». Длинно, хвалебно. Но все-таки это «Что говорить, когда нечего говорить». А может, так всегда и бывает. Разве можно современников оценить, ценит лишь время. А сейчас надо всемерно заботиться о своих работах, чтобы они после смерти не остались беспризорниками.
17.10.73. Приходили из ГТГ за работами Н. В., восторгались, потом пировали. Потом Ан. Принесла книжку Подобедовой о графике, от Бенуа до Гончарова. Нет Н. В., чем он, видимо, очень огорчился. Все это партия Фаворского, его дело живет и по сей день. Графика, видимо, должна быть густая и черная, легкий штрих не в моде. С 12-ти часов разорвало небо и оно стало как чешуя.
22.10.73. Война на Ближнем Востоке кончилась. Киссинджер прилетел в Москву, а потом — в Тель-Авив. Афанасьевна об этом объявила с порога. Очень любит политику. Звонила Либет, будем мерекать еще книжку сказок, так что пейзажи писать будет некогда. Вот когда некогда, они будут, может быть, удаваться. А сейчас все идет плохо. Ночь среди снега.