Как правило, девочек тянуло в свободные часы на молочную ферму, и они были там желанными гостями и помощницами. Мальчики же дружили с Тихоном Михайловичем и пользовались у него неограниченным доверием.

— Тихон Михайлович, здравствуйте!

Конюх, чистивший лошадь, оглянулся, узнал Ваню и ладонью вытер концы губ, как будто растягивая их в улыбку.

— А-а! Ваня! Вернулся?

— Вернулся.

— Как погостил?

— Хорошо. Тихон Михайлович, дайте носилок до вечера.

— Чего?

— Носилок дайте.

— Носилок? Кому?

— Нашей бригаде, — со вздохом сказал Ваня.

— Бригаде? Погоди малость, я зараз приду!

Ваня с грустью посмотрел, как конюх освобождал от шерсти скребницу, и тихо вышел из конюшни.

Поджидавшие его ребята без слов поняли, что случилось худшее и что теперь они застряли надолго.

Настроение Тихона Михайловича бывало двух родов: молчаливое и говорливое. Могло случиться так, что конюх молча выслушал бы просьбу о носилках и, пожевав губами, коротко сказал: „Возьми. И чтоб зараз на место поставить“. На это ребята и рассчитывали, но случилось иначе. Теперь приходилось ждать и готовиться к большому разговору. Уйти и обидеть старика им не позволяла совесть. Ну и, конечно, расчёт.

Через несколько минут Тихон Михайлович вышел и, сощурившись от света, увидел уютно расположившуюся на перевёрнутых санях группу ребят.

— Бригада? — спросил он, присаживаясь на толстый чурбан — своё излюбленное место.

— Ага! — ответил Ваня.

— Что за бригада?

— Юннаты.

— А к чему?

В часы „говорливого“ настроения сам Тихон Михайлович предпочитал молчать. Он задавал вопросы и любил слушать. Для того чтобы сократить разговор, следовало отвечать как можно короче и скучней. Это было давно известно, и поэтому Ваня, как только возможно, сжал своё сообщение о бригаде юннатов.

— Вот что! А картошку привёз? — спросил Тихон Михайлович, скручивая цыгарку.

— Ага!

— Покажь.

— Она дома.

— В другой раз принеси.

— Ладно.

— С комсомольской бригадой соревнуетесь? — спросил старик.

— Нет.

— Надо соревноваться.

— Тихон Михайлович, мы с девочками соревнуемся и с городскими юннатами, — сунулся в разговор Боря и этим испортил всё.

Пришлось Ване рассказывать о шефстве, а затем снова отвечать на вопросы.

— У них там что… огороды?

— Нет. При школе участок.

— Много земли?

— Мало.

— Учатся, что ли?

— Учатся.

— Большая у них бригада?

— Не бригада, а кружок называется.

— Кружок? И что же они — для себя сеют или государству сдают?

— Не знаю.

Казалось, что при таких вялых, односложных ответах разговор должен скоро закончиться.

Но опять всё испортил Саша.

— Тихон Михайлович, — не выдержал он. — Мы торопимся. Дай носилок.

— А что вы торопитесь?

— Навоз надо нести.

— Зачем? В парники?

— Да нет. Нам старый надо.

— Зачем? — спросил старик и, к огорчению ребят, снова полез в карман за кисетом.

Выручила Марфуша, младшая сестрёнка Кости Замятина.

На конюшне она была своим человеком. Тихона Михайловича она звала дедом, он её — внучкой.

— Костя, а меня Полина не взяла, — плаксиво пожаловалась девочка, неожиданно появляясь из-за угла конюшни. — Она говорит, Марся забодает…

Колхозного быка по кличке Марс девочка очень боялась.

— Марфушенька! Внучка! Иди ко мне, светик! — обрадовался Тихон Михайлович, расплываясь в улыбку. — Не дам я тебя Марсу забодать. Иди ко мне, красавица…

Ваня сообразил, что наступил подходящий момент для прекращения разговора.

— Тихон Михайлович, а как насчёт носилок? — спросил он.

— Возьми носилки… Но чтобы зараз на месте стояли!

— А мы Марфушу в залог оставим, — сказал Саша.

Беспокоиться за девочку не приходилось. Сейчас она получит замечательные игрушки: уздечку с ярко начищенными украшениями и бубенчиками и колокольчики для дуги, которые выдавались только Марфуше.

Солнце уже перевалило за полдень, когда ребята с носилками подошли к хутору, где раньше жили Рябинины. Три года назад дом перевезли и поставили в один ряд с колхозными домами. Никаких признаков, что здесь когда-то стоял дом, уже не было.

— Это ты, что ли, ходил? — с тревогой спросил Ваня, заметив на белом снегу следы ног.

— Я, — ответил Саша.

Свернули. Ноги проваливались, и, как в болоте, под ступнёй хлюпала вода. Летом здесь всё покрывалось буйно растущими сорняками. Репейники и крапива вырастали выше человеческого роста.

Вот и куча. Она оттаяла. Это был уже не навоз. Лопата легко входила в рыхлый жирный перегной.

— Ребята! Червей-то! — крикнул Боря. — Эх, не взяли баночки!

— А в карман, — предложил Вася.

— Расползутся.

— А куда они денутся?.. Кладите на носилки, — сказал Ваня.

Носилки нагрузили с верхом и долго копались, выбирая крупных красных червей.

— Ну, ладно! Хватит! — остановил Ваня. — Кто понесёт?

Идти было далеко, и, на первый взгляд, груз казался не малым. Ребята, хотя и не очень охотно, но вызвались все.

— Ишь вы какие… Я тоже хочу нести! — сказал Ваня. — Мы сделаем так: Костя понесёт с Васей, а потом я с Сашей. Тебе, Боря, поручили лопаты делать. С тебя и хватит. Так никому не обидно. Беритесь!

Удивительное дело! Перегной оказался таким лёгким, словно на носилках лежал сухой снег. Это развеселило носильщиков.

— Ой, батюшки! Тяжесть-то! — простонал Костя. — Кишки надорвёшь… Ох-хо-хо!

— А зачем столько червей наклали? — сказал Ваня. — От них и тяжесть!

— Да вы представляетесь! — простодушно заметил Боря.

— Как представляемся? Смотри на следы. Даже вода из подошвы выжимается!

Боря посмотрел на тёмные отпечатки ног носильщиков, потом на свои и с недоумением перевёл взгляд больших и наивных глаз на Сашу. Тот не выдержал и расхохотался:

— Поверил! Честное пионерское, поверил!

— И совсем не поверил… — начал было Боря, но Саша не дал ему говорить:

— Не ври, не ври… Поверил! Все видели, что поверил!

И он преувеличенно громко захохотал. Остальные улыбались. У Бори от обиды заблестели глаза и на щеках выступил румянец. Недолго думая, он подскочил к Саше и звонко хлопнул его лопатой по заду. Смех оборвался. Ребята остановились.

— Ты что дерёшься? Сдачи хочешь?

— А ну дай…

— И дам!

— А ну попробуй!

Ещё мгновенье, — и ребята сцепились бы, но между ними встал Ваня. Он оттолкнул наступавшего Сашу и, повернувшись к Боре, вырвал из его рук лопату.

— Вы что, маленькие, что ли?

— А чего он дерётся? — петушился Саша.

— Мало ещё тебе! Сам первый начал… „Поверил, поверил“, — передразнил он приятеля. — А чего поверил, и сам не знает. А ты, Борька, рукам воли не давай. Мы как уговорились? Помогать друг другу. С другими деритесь, а между собой не смейте!

На этом ссора и кончилась. Бригада тронулась дальше. Некоторое время Саша и Боря дулись друг на друга и молчали.

— Ну, хватит вам! Сашка, берись! — скомандовал Ваня, когда они прошли половину дороги.

— Мы не устали.

— Довольно! Я тоже хочу нести! — твёрдо сказал Ваня и, забежав вперёд, остановил носильщиков.

Произошла смена.

Оттого, что Ваня превращал труд бригады в увлекательное занятие, которое даётся не каждому и которое надо заслужить, — работа показалась лёгкой и даже радостной.

15. Внушение

К обеду вернулся Николай Тимофеевич и застал бригаду девочек за занятиями.

— Та-ак! Вы что же… так с утра и не уходили? — с улыбкой спросил он. — Это что? План? Правильно начинаете. А какой урожай запланировали?

— Потом узнаешь, — сухо ответила Зина, опять чувствуя в тоне отца несерьёзное отношение.