Да уж, местный бомонд надолго должен запомнить этот праздник. Мысли перескакивали с одной на другую, тело вопило о своем желании немедленно покинуть эту вакханалию, но я прекрасно видел, что в проходе началась настоящая давка. Люди, обезумев, бежали по головам, не разбирая дороги, а моему взгляду предстала картина: леди Ван Шегуэр, лежащая, похоже, без сознания, и ее маленькая дочка, захлебывающаяся слезами и держащая безвольную руку матери.

— За мной! — Схватил я одного из пробегавших мимо разодетых мужиков за руку, заорав ему в лицо.

Благо внезапный помощник был не на грани паники и еще сохранял какие-то зачатки то ли разума, то ли совести. Без лишних объяснений он подхватил Шегуэр на руки, а я в свою очередь — разрывающуюся диким криком малышку. Играться в конспирацию не было ни сил ни желания, Копье Аль'Фарамута осыпало прахом приличный участок стены, через который мы и вырвались или, скорей, выпали наружу, вдыхая свежий воздух, где, пробежав какое-то расстояние, я был вынужден оставить спасенных со своим помощником, дабы вернуться назад.

Да, я побежал назад в уже пылающее здание, вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения, потому что там еще оставались люди, там еще оставалась целая прорва людей и бомба. Моя бомба, которая может взорваться в любой миг, унося жизни сотни ни в чем не повинных людей.

«Слушай хозяина дома». — Сквозь сполохи языков огня и клубов дыма промелькнула зловещая тень призрака девушки, от чего я вздрогнул, замирая на месте. Сердце бешено застучало, и я ощутил сгущающийся вокруг меня могильный холод, прямо в языках пламени стояла полупрозрачная фигура сгорбленного старика с язвительно-насмешливым выражением лица. Старик покачал головой, поднимая руку, в которой блеснула монетка, вновь улыбка, фигура призрака изобразила щелчок пальцев, от чего золотистая чешуйка взмыла в воздух, заскользив на ребре по мраморной глади напольных плит.

«Иди за золотом, — сухо пролетел в моей голове голос старой вороны. — Я нашел. Мне чужого не надо».

Что и как, об этом думать было некогда, вломившись вновь в зал сквозь клубы густого дыма, я побежал за резво бегущей по полу прочь от меня монеткой, словно по волшебству перепрыгивающей на своем пути различный мусор и препятствия. Бой стих, внутри меня ждали лишь крики раненых и перепуганных людей, а также все более и более яростное пламя, уже местами пожирающее крышу здания. По пути я просто расстреливал стены зала, по-прежнему формируя из запасов некротики темную материю копий смерти, чем изрядно подпортил местные достопримечательности, но открыл выход на улицу блуждающим все еще в дыму и задыхающимся в угаре людям.

Дзынь!

Монетка звякнула, врезавшись в одну из центральных колонн, подпирающих свод зала. Демоны преисподней, если бомба у нее, то взрыв обрушит добрую половину всей кровли на головы людям! Упав на колени, я стал руками отбрасывать какой-то мусор по сторонам, разгребая основание и прощупывая каждый миллиметр пальцами. Что-то зацепило меня на стыке напольных плит, слишком неаккуратный для дворца зазор, местами не видно стягивающего раствора.

Используя ножку от разбитого в щепы стула, я рычагом поддел край, сдвигая в сторону аккуратный квадрат напольной плитки, с замиранием в сердце понимая, что нашел, нашел и практически уже не успеваю, так как стальной корпус уже подрагивал, и бомба обдавала все жаром раскаляющейся внутри нее воды, превращающейся в пар.

Контур руны разлетелся мгновенно, а вот остаточное тепло и продолжающийся процесс, похоже, было не остановить! По инерции температура должна еще некоторое время расти, а это время, возможно, уже и есть критический порог массы, за которой последует взрыв. Взрыв, который перечеркнет жизни десятков людей, все еще на разные голоса кричащих в зале.

Что же делать? Черт его знает. В голове был сплошной сумбур, благо опыт подсказал старинную и, наверно, уже забытую многими забаву не электрических, а нагревательных чайников. Кто помнит эту забаву под названием: «Тварь опять выплюнула свисток»? Так всегда бывает, когда ставишь чайник на плиту, ждать и караулить его долго, потому идешь к телевизору, ну а потом, когда раздается свист закипающего чайника, с сакраментальным «Ох, ё!» бежишь к нему, но никогда не успеваешь, ибо гаденыш, расплескивая кипяток, сплевывает с носика свистульку, заливая в придачу половину плиты.

Нужен прокол в теле бомбы, чтобы стравить избыточное давление, и нужен идиот, который бы на это согласился, обварившись с ног до головы кипятком. Собственно, и то и то вполне под силу одному человеку. Активировав защиту Мака и вкачав в нее все, что оставалось во мне, я встал на колени, извлекая из ножен короткий клинок, исполняющий при мне не столько роль оружия, сколько роль украшения знатного господина. Острое жало упер в оттиск стальной рубашки, зажмурившись, всем телом надавливая и просто в конце ложась на свое орудие труда. Ну а далее меня просто отшвырнуло в сторону, а к дыму и пламени добавилось еще и облако густого пара. Нож прошел хоть и с трудом, но уже начавший деформироваться металл корпуса выпустил наружу рассерженную стихию, с легким шелестом вылетающую наружу.

— Ну вот зачем ты так? — Чей-то голос стер с меня улыбку победителя. — Вот ну зачем тебе нужно было влезть в чужое дело?

Надо мной возвышался Нильс Ваггет, верховный маг королевства, кривя губы в какой-то гримасе отвращения и презрения, а Мак тут же услужливо подсказал, что тело мага уже не принадлежит ему. На крупицах энергии, уже беря взаймы у ресурсов слабого тела, я выставил классику защиты леди Десты.

— Ты, наверно, не в курсе. — Он покачал головой. — Но когда император берет женщину, он — женщина. Когда император берет воина, он — воин, а когда император берет мага…

Мой щит разлетелся под молниеносным и диким ударом, отправляя меня вновь на пол, с которого я так до конца и не успел подняться.

— Он маг!

Нога Ваггета наступила мне на грудь, плотно прижимая к мраморным плитам и не давая вдохнуть так нужный мне кислород.

— Глупый мальчишка, сколько, ты думал, я буду играться с тобой, терпя твои жалкие потуги потягаться со мной на равных?!

Император был зол, император был очень зол, он сместил ступню с груди на шею с наслаждением наблюдая, как под ЕГО ногой хрипит, задыхаясь при смерти, этот наглый и пронырливый сопляк.

Глаза мальчика закатились, показывая белки глаз, он больше не бился, пытаясь скинуть ногу с шеи, руки безвольно обмякли, спадая на пол, еще чуть-чуть, еще малость — и душа этого засранца улетит к небесам или в преисподнюю…

— Твою же мать, Ульрих! — Мужчина убрал ногу, пошатнувшись и сделав шаг назад. — Везучий же ты, сукин сын! Не допустите боги, еще раз сойтись нам на одном пути, второй раз уже не прощу…

* * *

Коляску инвалидную надо будет по весне сжечь. Осточертела она мне уже до коликов. Опять я вынужден крутить колесики, дабы перемещаться по дому, так как опять меня немножко уронили, погнули и местами даже обожгли. Не помню, кто и как меня вытаскивал из дворца, но очнулся я уже дома в заботливых руках Ло, что выхаживал меня вторую неделю, практически вновь поднимая на ноги.

Эх, мне бы покой и тишину, но, видимо, не суждено, так как практически все время меня допрашивала служба разведки, а также спецы Гербельта, хотя спасибо, что хоть к себе в застенки не возили, все культурно, под запись и неоднократно. Была и де Кервье, приехавшая как-то навестить меня и посидеть недолго у постели. Старушка все качала головой и пыталась выведать, поведал ли мне что-нибудь император из ее прошлого или нет.

Нет. Не поведал, да мне, собственно, это было и ни к чему. К политике я себе дал зарок строго-настрого не приближаться ближе чем на сто метров, спасибо, хватило и этой истории с головой. Да, посла, кстати, убили, его нашли в зале с разбитой головой, но его жене и дочке опасность не грозила, так как их под свое покровительство взял не кто иной, как сам принц Паскаль. Это было удивительно, но охрана умудрилась потерять в общей суматохе и боевых действиях целого принца, благо в этот момент я его отловил и заставил себе помогать спасать бессознательную женщину с ребенком. Принц принцем, а меж тем ничто человеческое ему было не чуждо, он не бросил тех, кого я с ним оставил, и даже после того как улеглась вся эта кутерьма, продолжал находиться рядом с этой осиротевшей семьей Ван Шегуэр.