— Я очень тороплюсь, поэтому выслушайте меня внимательно и передайте мисс Грейнджер, что с завтрашнего дня вы начнёте патрулировать школу по вечерам.

В этот момент он действительно чуть не застонал от бессильного раздражения. На деле же у него лишь вырвался короткий выдох.

Отлично. Просто отлично. Потрясающе-невъебительно-супер.

— Конечно, — выдавил он. — Я — второй этаж, а она — третий, я полагаю.

— Вместе, — МакГонагалл сжала губы, строго глядя на Малфоя поверх стёкол очков. Будто подозревала, что он может бросить её любимую ученицу на растерзание тёмным каменным коридорам. — Ночью, мистер Малфой, девушке не полагается разгуливать одной.

Тон её был нравоучительный и раздражающий. Хотя, наверное, любой бы сейчас начал раздражать Драко. Мысленно он уже перенёсся в завтрашний вечер и в это приятнейшее времяпровождение — бродить в темноте рука об руку с грязнокровкой.

— Надеюсь, вы нашли общий язык, — добавила старуха.

О, да. Безусловно, блин.

— Да, — процедил он, глядя в глаза Минерве. — Вполне.

— Очень хорошо. Тогда я полагаюсь на вас.

Она одарила его ещё одним долгим взглядом, будто пытаясь сделать им несколько надрезов на его коже. Затем кивнула и, коротко попрощавшись, помчалась дальше по коридору, возобновляя торопливые движения. А слизеринец наблюдал за её ровной спиной, проводя невольную ассоциацию с Грейнджер.

Такая же сухая. Взгляд. Осанка.

Неодушевлённый. Предмет.

Он фыркнул и начал было подниматься по ступенькам, когда его снова окликнули.

— Драко, милый, постой же!

Раздражение салютом ударило в мозг.

Он повернул голову и вперил в спешащую к нему Пэнси такой остервенелый взгляд, от которого та запросто могла рухнуть замертво куском льда, обладай он чуть большей материальностью. Но, к сожалению, это был всего лишь взгляд, заставивший, однако, слизеринку остановиться в нескольких метрах от Драко.

— Прости, я немного...

— Опоздала. На грёбаных три минуты, — прошипел юноша, отворачиваясь и продолжая подниматься по лестнице, слыша за спиной возобновившийся стук каблуков.

— Прости, малыш. Я...

— Отвали, Пэнси.

— Ты обиделся? Но мы же собирались...

Зубы Малфоя едва не сломались друг о друга — так сильно они клацнули, когда тот сжал челюсти, резко поворачиваясь к Паркинсон и снова останавливая её взглядом у первой ступеньки.

— Потрахаться? Найди себе на сегодня кого-то другого.

— Да как ты... — Пэнси округлила глаза, однако не решаясь повысить на него голос. — Я же не...

Она хотела сказать — не шлюха.

Лучше бы ей молчать.

— О. Просто заткнись, — Драко закатил глаза и едва не задел кончик её носа мантией, когда резко развернулся, возобновляя шаг.

Она не последовала за ним. Она не начала кричать. Никто с ним не спорил. Никто не смел.

Против воли в памяти вспыхнули глаза Грейнджер, когда она подлетела к нему и едва не выбила своей пощёчиной искры из его глаз. Они пылали. Как никогда.

Оказывается, они имели цвет густого шоколада. Такого горячего, что можно было обжечься.

Малфой будто нажал на болевую точку, которая привела спящий механизм в действие. Но что он сказал? Мерлин, он даже не помнил, что заставило маленькую гриффиндорскую шлюху так разозлиться.

К чёрту.

— Фениксус.

Портрет с Рвотной дамой, как Драко прозвал её в своих мыслях из-за цвета платья, отъехал в сторону.

Стоило просто зайти в гостиную. С ходу рухнуть на диван.

Закрыть глаза. И увидеть.

Лицо Грейнджер смотрело на него сквозь веки. То с пылающими щеками, то с гаденькой улыбочкой на губах. Он не получал никакого удовольствия от этого.

Так какого хрена он думает о ней? Какого грёбаного хрена?

Вчера, на зельях, когда она из-за своей криворукости перелила эликсир на стол, Драко первым начал отпускать громкие шуточки в её адрес, а слизеринцы воодушевленно подгыкивали ему. Однако... обычно это было сродни привычке — издеваться над ней и над Золотым Поттером. В порядке вещей. Получалось само, бездумно и спонтанно.

А вчера...

Вчера он думал. Сосредоточенно соображал, что бы такого сказать, чтобы задеть побольнее. Поглубже. Чтобы она выскочила из класса и рыдала в сортире до самой ночи.

Ему нужны были её слёзы. Как глупое, лишнее, детское отмщение. Как будто это действительно могло хотя бы что-то изменить. Как будто если она заплачет, она больше не будет появляться в гостиной старост, или тяжёлые воспоминания перестанут терзать самого Драко.

Однако Грейнджер даже ничего не сказала. Так и сидела, опустив глаза.

Все его оскорбления имели ответ. Всегда. Уничтожающий взгляд, сжатые губы. «Иди ты, Малфой» или «Заткнись, Малфой!». А вчера ответа не было. Никакого. Разве что Поттер распетушился, но Снейп быстро прибрал этот порыв к рукам. Грейнджер же просто уставилась перед собой, принявшись снова толочь ингридиенты в каменной ступке. И это было неправильно.

Что изменилось? Что было не так?

Какого хрена случилось с ними в этом году?

И почему эти чёртовы вопросы сидят в его голове? Почему это ебёт его, к чёртовой матери? Просто забей, Драко. Господи, будто всё это имеет значение!

Нужно переключиться. Просто думать о чём-то другом.

Пэнси. Думать о Пэнси.

Она подловила его вчера вечером возле туалета и прижала к стене, прильнув и потеревшись об него словно кошка. Полезла к его губам и, когда он позволил поцеловать себя, без особенных прелюдий опустилась на колени.

Не только потому, что с ней поцелуи всегда были глубокие и короткие. Не только поэтому, наверное.

Завозилась с ширинкой. Он смотрел за ловкими пальцами и думал, сколько членов она успела ими обласкать. Сколько ремней расстегивала так, как его сейчас. Много, наверное. Но...

Ему было всё равно.

Он закрыл глаза, откидывая голову, и ощутил, как руки стаскивают его брюки с бёдер, а губы оставляют влажные поцелуи внизу живота. Спускаясь всё ниже и ниже.

Пэнси всегда умела работать ртом. Через полминуты у него уже стоял. Драко чувствовал, качая бедрами навстречу её губам, как в лёгком оскале подрагивает его верхняя губа. Как успокаивается зверьё в грудной клетке. Ощущая, как язык скользит по нему, как Паркинсон плотно смыкает губы вокруг и начинает сосать.

— Сильнее, — рычал он.

И она сосала сильнее.

Так, как ему нравилось. Столько, сколько ему нравилось.

Её рот был влажный и опытный. Он вмещал его член почти целиком. Большего ему не было нужно. Только рот и её гортанные, задушенные стоны.

Минута. Ещё. Ещё. Три-пять-семь.

Когда в ушах начало шуметь, он обхватил её голову руками и начал толкаться сам. Резко и сильно, ощущая, как член скользит в горячей глотке. Осознавая, что Паркинсон давится им. Но продолжает стонать.

Фальшиво.

Блядски фальшиво.

Это всё было не то. До чёртиков не то, что ему нужно. Но он двигался. Чувствуя злость. На себя, на неё. На её рот.

На то, что он не даёт ему ещё.

Чего — ещё? Он не знал. Не хотел знать. Просто трахал.

Трахал ту, которой было адски мало.

Драко сжал челюсти, делая быстрые выпады тазом в распухшие губы Паркинсон. Он, не отрываясь, смотрел на одну из трещин в каменной кладке стены, и ему казалось, что эта трещина становится всё больше. Змеится по камню, вот-вот подберётся к нему.

Смотрел, ощущая, как пальцы Пэнси пробираются к его спине и впиваются в кожу поясницы. От этого живот скрутило жаркой, сладкой судорогой. У него вырвался низкий стон, и он насадил её голову на себя до самого конца, закрывая глаза, откидывая голову, надсадно кончая, слушая стук своего сердца и на несколько мгновений задерживая дыхание, пытаясь продлить это ощущение.

Как хорошо, что с каждой шлюхой — девушкой, исправил он сам себя — Драко ощущал одинаково сильный, переворачивающий и скручивающий внутренности оргазм. От которого потом слегка подрагивали ноги, живот и пальцы рук. Голова тут же становилась на несколько десятков мыслей легче.