Хочется любить. Это желание окутывает мой мозг, бьётся в груди, терзает меня каждый день, становясь навязчивым. И мучает вопрос: что дальше? Вроде бы всё есть, да только нет самого главного. Его.

Мне сразу понравился его взгляд – спокойный, он не шарил бесцельно по незнакомым лицам, он их неспешно изучал. Так же, как и я.

Он был молод, но не настолько, чтобы назвать его юнцом. Я сильно подозревал, что передо мною, скорее всего, студент. Причём, далеко не первокурсник. Уверенность в крепкой фигуре, в руках, сжимающих бокал, в лице, добродушном и открытом, и в то же время в нём не было и намёка на наивность. Вполне зрелый молодой человек. Он допивал остатки содержимого в бокале, задумавшись о чём-то своём. Я придвинулся к нему, проследил, как его рука поставила бокал на стойку и спросил:

- Тебя угостить выпивкой?

- Я не пью.

Этот ответ заставил меня удивиться.

- Что же ты сейчас пил?

- Минералку.

Он не отвёл глаз, не смутился под моим пристальным и изучающим взором, только тихо пояснил:

- Мне нельзя пить.

- Ты здесь впервые?

- Да.

Он не соврал, как многие это делали до него.

- И как тебе наш контингент?

Я попытался его разговорить.

- Неплохо.

- Ты не танцуешь. Иди. С таким симпатичным парнем многие хотели бы потанцевать.

- Я действительно не танцую. Вообще.

Почему-то я обрадовался этому заявлению.

В тот вечер мы долго разговаривали. Матвей не был похож на других. Его манера чуть тянуть слоги, словно пробуя их на вкус, меня заворожила. Казалось, что слова он перекатывает языком. Кажется, больше говорил он, а не я. Тембр его голоса был приятен и звучен. Да, Матвей покорил меня своими нотами, нотами души. Я совсем забыл о проверке на прочность новичка. Скорее всего, меня проверяли на прочность, неосознанно, вытягивая из меня подробности одинокой жизни. И я позволил это с собой делать. Но в пределах. Раскрываться полностью перед новым знакомым не хотелось.

Он действительно оказался студентом последнего курса. Экономический. Наверное, этот факультет и выбирают такие основательные люди с математическим складом ума. Мы просидели за разговором весь вечер. Матвей всё так же тянул минералку, и через какое-то время стал поглядывать на часы.

- Тебе, наверное, пора?

Мне было неудобно его задерживать.

- Да, завтра рано вставать.

Я не знал, увижу ли его завтра, а спрашивать вдруг постеснялся. Забавно. Никогда раньше за собой такого не замечал.

- Приятно было познакомиться.

- И мне. – Матвей встал и направился к выходу какой-то странной раскачивающейся походкой. Мне показалось, что ноги у него в коленях полностью не разгибаются.

- Влад, ты заметил? – спросил я бармена. – У него что-то с ногами?

- Заметил, - подтвердил мои подозрения Влад. - Что-то здесь не так.

На следующий день он не пришёл. Я проторчал весь вечер в ожидании, глядя на входную дверь. Почти не разговаривал с Владом. Почему я ждал Матвея? Может быть, хотел снова услышать его голос. Хотелось послушать его в спокойной обстановке. В прошлый раз громкая музыка мешала наслаждаться мягким низким тембром. Как я вообще терплю наш клуб, ума не приложу. Громкие звуки меня раздражают. Похоже, меня так допекло одиночество, что я устал слушать тишину. Раза два в неделю я даю себе встряску шумом людской толпы и гремящей музыкой. Этого мне хватает, чтобы потом наслаждаться домом в тиши.

Так и не дождавшись Матвея, я ушёл домой, где меня встречала привычная пустота. Захотелось её заполнить голосом, который я был не в силах забыть. И ради этого голоса я стал ходить в клуб каждый день в надежде ещё раз встретить Матвея.

Он пришёл. Через неделю. Вошёл той странной походкой, увидел меня у стойки бара, улыбнулся приветственно как старому знакомому. Я показал ему рукой, что место рядом со мной свободно, приглашая сесть.

- Тебя долго не было, - заметил я, пока Матвей усаживался на высокий барный стульчик.

- Сессия скоро. Готовился. – Парень чуть поморщился. – Музыка такая громкая.

- Поехали ко мне, - предложил я, ничуть не задумываясь о правильности моего решения.

- Нет, извини. Я скоро уйду. У меня сегодня не так много времени.

Я сразу поверил ему. Матвей не ломался и не набивал себе цену. Я чувствовал это.

- Мне хотелось бы тебя пригласить к себе.

Это приглашение прозвучало для меня неожиданно.

- Просто на своей территории мне спокойнее, - улыбнулся Матвей. – Через два дня получится?

Я согласно кивнул головой. Парень, надев очки, быстро написал мне свой адрес на салфетке. Отдавая её мне, он вдруг сказал:

- Я не обижусь, если ты вдруг передумаешь.

Он встал и направился на выход. Я не мог понять, что же меня так смущает в нём. Походка? Ну, мало ли как человек ходит. Взгляд из-под очков? Он был слишком взрослый. Это взгляд человека, который много пережил в своей жизни – серьёзный, глубокий и несколько отстранённый. Что же таит в себе этот человек? Слишком он закрытый, загадочный, несмотря на кажущуюся открытость.

Я развернул салфетку и прочитал адрес. Удивительно, но Матвей живёт не так уж и далеко от меня. Я улыбнулся. Сегодня у нас салфетки узорные. Да, этот молодой человек – не чистый лист. В нём много интересных переплетений, узоров, и мне предстоит ещё их разгадать.

Почему-то думается, что это надолго. Я чётко знаю, кем бы хотел заполнить своё одинокое пространство. Матвеем. Его голос покорил меня с маху. Я готов его слушать в личной тишине. И ещё. На подбородке у него небольшой беленький шрам. В следующий раз, когда мы увидимся, я обязательно его поцелую, приласкаю, а потом уже доберусь до губ.

Я уверен, что Матвей знает, чего он хочет, и я могу ему это дать. Не просто могу, а хочу. Безумно.

Узорные переплетения.

Я сидел в своих трёхкомнатных хоромах и листал старый фотоальбом. Зачем мне такие апартаменты? Ну, как же. Хотелось же, чтобы было всё как у нормальных людей – спальня, кабинет, гостиная. Только я не учёл один занимательный фактор: куда самому приткнуться в этом огромном пространстве, чтобы не чувствовать себя посторонним в неуютном помещении. Вроде бы мой дом. Но я слоняюсь по нему вечерами, выбирая себе место и вспоминая свою детскую комнату в родительской квартире. Там было всё просто. Ученический стол, шифоньер, кровать, куда я любил забираться под одеяло с головой и представлять себе, что это маленький домик. Ещё и фонарик там включал. Получался личный уютный мирок, домик кума Тыквы, который в любой момент можно было сложить и спрятать от чужих глаз.

Я рассматривал старые чёрно-белые фотографии, чуть пожелтевшие от времени, переворачивая твёрдые с обтрёпанными уголками страницы. Только так я мог поговорить с родными. Отца я совсем не помнил. Он умер, когда мне не было и трёх лет. По словам мамы у него был жёсткий характер, но он умел и хотел любить, и подарил моей маме несколько лет счастливой жизни. Он очень любил меня. Я это вижу по фото, где отец держит меня на руках, и мы улыбаемся друг другу. Светлые и полные добра кадры. Отец в домашней майке, мои крошечные ручонки тянутся к его лицу в лёгкой щетине. Улыбаюсь беззубым ртом, смешной как все младенцы, и никто не может предположить, что из этого младенца вырастет большой бородатый дядька, который внушил себе, что любит богатство и роскошь. Да, что выросло, то выросло, как говорится.

Почему жизнь бывает порою так скоротечна? Умный молодой мужчина тридцати шести лет умирает. Ему ещё жить и жить, у него любящая семья, сын, а какой-то бомж и алкаш влачит своё жалкое, никому не нужное существование долгие годы на земле, собирая пустые бутылки на улице и выпрашивая подаяние. Это справедливо?

Мама потом мне рассказывала, как на кладбище я, несмышлёный малышок, вцепился в железные пруты оградки, плакал и говорил, что папа сейчас выйдет. Больше она меня на кладбище не брала, пока я не подрос.