Здесь, на нижнем уровне, в этих смрадных помещениях, их когда-то было много, работали только лишь женщины. Но в словаре сайлантов не было такого слова, их называли просто «самки».

В возрасте двенадцати лет они достигали половозрелости. Развитие самки ни в коем случае нельзя было ускорять, почему – Лухс не знал, но отец в детстве четко вбил в его голову, что это чревато. До полового созревания, самки работали здесь, внизу. Они создавали все предметы быта, необходимые сайлантам: мебель, одежду, чернила, бумагу и многое другое. И всё это самки получали двумя путями: первым были бесконечные химические реакции с оллой и её производными, вторым же – обработка кораллов, коих здесь, на дне моря было в избытке.

Каждая пара самок, их, как и мужчин, всегда рождалось по двое, принадлежала какой-либо семье. Их не только клеймили в возрасте пяти лет, но и охраняли денно и нощно. Именно попытки похитить самок приводили к самым крупным и кровопролитным ссорам между семьями.

Женщины, Лухс более не мог думать о них как просто о самках, могли родить лишь один раз в жизни. И всегда рождали двойню. Чаще всего рождались девочки, реже – двое мальчиков, иногда так же рождались совсем редкие пары из мальчика и девочки. В последнем случае, обоих растили без магического вмешательства, и когда самка достигала половой зрелости, то обязательно свершалось кровосмешение. Если детищем станут двое мальчиков, то эта семья становится новым главным родом. Если же девочки – то править остается прежний род. Отец Лухса, Савио, был плодом такого кровосмешения, и вот уже пять веков ему везло, и власть оставалась в руках их семьи.

Самка, понесшая в чреве потомство, обретает свободу от каторги на нижем уровне. Целых девять месяцев она имеет право жить в одном доме с мужчинами и наравне с ними. Если она породит других самок, то ей сохраняют жизнь, чтобы она воспитывала и вскармливала их до их созревания, и лишь тогда самка отправляется как расходный материал на ритуал. Редкая женщина проживала дольше двадцати пяти лет.

Если же самка привносила главе дома ещё одного сына… её жизнь обрывалась тут же. Всех женщин своего дома Савио умерщвлял, лишь когда сыновья становились способными осознавать происходящее.

Савио… От одной мысли о нем лицо целителя искажала уродливая гримаса ненависти. Он – самый старый из когда-либо живших сайлантов. Лухсу всегда было страшно представить, кровь скольких людей течет в жилах его отца и его. И почему только сейчас, за пять сотен лет правления, Савио решил обзавестись наследником.

Лухс стал вглядываться во тьму потолка, что в паре десятков метров над ним. Единственный для города источник света находится на высшем уровне, но он светил настолько ярко, что в былые времена, а это было не так давно, каких-то семь лет назад, ведь он помнит это, его свет достигал и нижнего уровня, давая освещение здешним работницам. Сейчас же здесь царила непроглядная тьма, и едва ли это было следствием загрязнения нижнего уровня. Скорее, что-то сталось со средним.

Пока мертвая кровь, расплывшаяся по дну черного озера, преобразовывалась в энергию и залечивала раны сайланта, он прикрыл глаза, хотя вокруг и так царила беспроглядная тьма, и стал вспоминать.

Перед тем, как он сбежал, отец показывал ему письменные отчеты о населении города Мьюлле: каждая из семей была обязана отчитываться об этом главе правящей семьи. Семь лет назад в городе насчитывалось порядка шестисот мужчин и двух с половиной тысяч женщин. Встав в полный рост и нащупав рукой какой-то ошметок грязной и мерзкой на ощупь ткани, Лухс задался вопросом: каковы же числа сейчас?

«Чтобы там, наверху, ни произошло» - думал целитель, - «численность населения города точно сократилась. Это кровь, там, на среднем уровне. Я чувствую её. Но там не только старая кровь. Есть и молодая. Свежая. Там всё в ней». И мысли о гибели соплеменников никак не беспокоили Лухса, а напротив, его душа тихо ликовала каждой гипотетической смерти собрата. Трудно судить, была ли эта ненависть истинной, или же в нём говорила кровь отца, убившего не одну сотню соплеменников.

Нижний уровень оказался полностью затоплен. Во тьме целитель не мог разглядеть этого, но догадывался: его ноги ощущали ребристый пол, расположенный на втором этаже Лои. Если олла поднялась досюда, значит, затоплен весь нижний этаж.

Вслепую, Лухс добрел до широкой стеклянной лестницы, ведущей на средний уровень - Миу. Ступени оказались залитыми оллой и невероятно скользкими. Выставив руку вперед и ожидая, когда же она на что-нибудь наткнется, целитель шел вперед, вспоминая как рисуется одна простая, но очень нужная ему руна.

«Не понимаю, с чего ты так интересуешься огнем» - всплыл в голове сонный голос Дримена, который не мог не пустить своего спасителя на порог посередь ночи - «А, ладно, можешь не отвечать. Но с вопросами о магии огня мог бы обратиться к Циссу. Что значит – слишком трудно? Тебе что, искорка нужна? Что, просто искорка?» … «Смотри, это проще, чем кажется. Рисуешь цифру пять и убираешь у неё нижний угол. Теперь, к нижней трети полукруга подрисовываешь знак малого круга огня. Как выглядит? Что-что?! Лухс, перестань меня нервировать, я преподаю высший уровень магии, я не помню этих вещей!.. Короче, если объединить это, это и это…»

Лухс закончил рисовать руну малой искры, которые обычно используются для разжигания печей. Эта руна особенно удобна тем, что размер искры будет соответствовать размеру нарисованной руны. Лишь когда пытаешься применить примитивную бытовую магию, то понимаешь, как же трудно быть магом, и какие же сложные руны они учат, понимают и воспроизводят.

Вытянутый палец целителя очеркнул последнюю линию и убрал руку: огромные, высотой в десяток метров, стеклянные врата полыхнули. Пламя молниеносно перебросилось на оллу, стекающую по лестнице, и охватило весь нижний уровень за каких-то пару мгновений.

Языки огня лизали ноги Лухса, но он непрерывно залечивал возникающие раны и посильно игнорировал боль.

Всё впереди залилось ярким пламенем. Стали виднеться крохотные дома, где веками ютились молодые самки, тележки, нагруженные почерневшим от грязи кораллом. Плавились столбы и редкие высокие стулья, на которых должны были сидеть смотрители.

И виднелось множество тел. Они выглядывали из воды, из-за углов, отовсюду! Целые, разорванные, выпотрошенные: все поглощал жадно и жарко палящий огонь.

Лухс снова поднял глаза к потолку: языки пламени уже почти достигали его. Пройдет не меньше двух часов, прежде чем проплавится пласт стекла, и газ, не имеющий отвода из купола, прорвется на средний уровень.

- Тебе конец, город Мьюлле. Хватило всего одной искры. – В пространстве, наполненном треском и шипением пламени, раздался его смешок. - Если у меня ничего не выйдет, - уверенно сказал себе Лухс Сайланте, - то пусть всё это закончится именно так.

Когда он поднялся на средний уровень, для этого нужно было пройти по целой цепочке коридоров и лестниц, пол уже начало припекать. Ещё не до конца осознавая, что этим поступком Лухс обрек себя и весь свой народ на гибель, он вышел на средний уровень.

Это место целитель помнил очень хорошо: он здесь жил до года. Именно здесь рождались и жили дети, здесь их взращивали.

Он помнил бесконечные светлые коридоры, залитые неярким золотистым светом, какое испускает солнце, мощные стеклянные колонны, неровной круглой формы, которые то сужаясь, то становясь толще, извиваясь и закручиваясь, упирались в потолок, в пласт между Мией и высшим уровнем, Эой. Их высота составляла почти двести метров, в то время как Лоя занимал всего сто от общей высоты купола.

С потолка на среднем уровне свисали бесчисленные коралловые лианы. Они походили на корни гигантского дерева, росшее на верхнем уровне, которое пробилось сквозь пласт и попало сюда. В каком-то смысле это было верно. Сайланты собирали эти корни в кипы, и таким образом меж лиан образовывалось пространство, которое жители среднего уровня преобразовывали в дома, висящие на разной высоте. С появлением в них стеклянных вставок и лестниц, соединяющих кипы между собой, средний уровень превратился в прекрасный город, где дома располагались внутри неодинаковых извилистых кос, сплетенных из коралловых лиан и белого, местами прозрачного, стекла.