Тридцать-сорок последних зрителей сгрудились вокруг стола.

Говорят, Керес был чрезвычайно деликатен. Вероятно, так оно и было. И все же он прежде всего шахматист. А шахматы - это сражение. Деликатных же сражений не бывает. Итак, подойдя к Улло, он подождал его хода и сделал ответный. Первый. Щелчок шахматных часов. Следующий. Следующий. И щелчок, сразу после хода. Он стоял против Улло, пальцы правой руки под мышкой левой. И двигал белые фигуры двумя прямыми пальцами левой, большим и средним, совершая свои ходы ну если не молниеносно, то в любом случае со скоростью секундной стрелки сразу после хода Улло.

Это оставляло впечатление, будто е м у не нужно времени на размышление. Он действует по давно разработанному плану и сразу, как только противник предоставит ему возможность. В быстроте его реакции волей-неволей чувствовалась легкая досада и сожаление по поводу неуклюжей медлительности противника. Но в сей неуклюжей медлительности, как бы это сказать, - и состояло в е л и ч и е Улло. Он не позволил увлечь себя молниеносной игрой, хотя быстрота соперника явно провоцировала это. После каждого хода Кереса с полминуты, минуту или даже две Улло сидел неподвижно. Ладони сложены вместе, острый нос касался кончиков больших пальцев. Сидел и думал, крайне сосредоточенно. Когда пешки у обоих слетели, они совершили еще с дюжину ходов. На шестьдесят первом ходу Керес объявил: "Ничья, как видно", - и с улыбкой пожал руку Улло.

Кто-то из зрителей - или журналистов - обратился к нему:

"Господин Керес, какое впечатление произвел на вас сеанс одновременной игры, были ли интересные наблюдения?"

На что этот юноша ответил:

"Наблюдения разные. Весьма интересна была, - и он бросил взгляд на протокол партии с Улло, который еще лежал на столе, - взвешенная игра господина Паэранда".

Мы вышли с Улло на улицу. Уже стемнело. Я сказал:

"Пошли к нам. Посидим. Мама чаем угостит".

Улло отказался:

"Спасибо, но я не могу. Мне еще ворох белья нужно прокатать. Видишь ли, мама пытается содержать прачечную".

Я признался:

"Знаешь, когда ты в начале игры сказал, что трюками удивлять не будешь, я разочаровался. Но твоя - теперь-то я понимаю - проволочная игра оказалась сюрпризом. Я даже стишок сочинил".

"Какой?"

Я продекламировал:

Ну что ж, увидим мы воочью:

вы динамитно молоды - ты и партнер.

Однако ты сыграл столь проволочно,

как смог бы лишь столетний Сало Флор.

Мы расстались на углу улицы. О своей прачечной пускай поведает он сам.

"Это моей матери пришло в голову прачечную открыть. Во-первых, она была безработной. В Таллинне найти работу так и не удалось. Хотя и считалось, что экономический кризис позади. Во-вторых, мысль о прачечной возникла у матери потому, что кухня-прачечная Веселера у нас под боком. Кухня-прачечная вместе с катальной клетью. Веселеру принадлежали два расположенных рядом старых дома с узеньким фасадом, каменными стенами пятнадцатого века, внутренней отделкой восемнадцатого и электропроводкой кануна Первой мировой войны. А потолочные своды вросшего в землю полуподвала чуть ли не времен восстания в Юрьеву ночь.

В обоих домах жили всего две или три семьи. Занимали вторые этажи этих домов. Помещения первого этажа над нами использовал как склад расположенный рядом лимонадный завод. Верхние этажи пустовали. Чердаки тем паче, там обосновались голуби. Мама легко договорилась с жильцами о том, чтобы они отказались от пользования прачечной и клетью, за это раз в месяц обещала бесплатно стирать им белье. Выходит, что помещения достались ей даром. И самое необходимое оборудование тоже, котлы для кипячения белья, лохани, скалки и прочее. На самом-то деле все хозяйское, не новое, но вполне пригодное.

Сначала я не принял маминой, так сказать, коммерческой идеи, но потом понял, что за эти годы она, к удивлению, сохранила достаточно энергии. И, между прочим, крошечный начальный капитал. Крон сто пятьдесят - мало, дабы что-либо предпринять, но достаточно, чтоб попробовать.

Мама вымыла пол, соскоблила с плиты и котлов ржавчину и накипь. Я раздобыл у отца своего одноклассника, владельца химического магазина, три ведра известки и два ведра клея. Господин Калмус у Викмана пытался нас живописи учить, что ему не больно-то удалось. Но научил нас грунтовке, и это умение мне сейчас пригодилось. Смешанной с клеем известкой я побелил стены и потолочные своды прачечной и катальной клети. Вдобавок входную лестницу - семь ступенек, - которая выводила под своды прохода между домами. Вымыли до блеска подвальные окна и повесили марлевые занавески. Два медных крана надраили сидолом до сияния. На углу я водрузил фанерную вывеску. По белой масляной краске синими литерами: "Прачечная Аура". Кстати, придумывая название, исходил из оккультного его толкования. И близости звучания к слову пар. Медицинского значения слова аура я тогда еще не знал.

Напоследок забил фанерой разбитые окна на чердаке - от голубей, как ты уже понял, - и протянул веревки для белья. Да, в частной больнице дяди Йонаса разжились старыми бракованными шкафами, куда складывали выглаженное, накрахмаленное и упакованное белье с фамилиями клиентов. Мать просила, чтобы я не слишком выпендривался, но я не мог удержаться. Раздобыл в изготовлявших надгробные плиты мастерских, что у ворот Рахумяэского кладбища, обломки вазалеммаского мрамора и привез их на тележке домой. Кстати, о тележке. Не о той, на которой я мрамор для катка подвез. Я начертил и заказал по чертежу специальную тележку. Вернее, трехколесный велосипед. Сделанный из двух моих старых велосипедов, заново покрашенный, белый фанерный ящик - с надписью "Прачечная Аура", выведенной синим. Привозить грязное белье нам и чистое белье клиентам. Так что два сменных ящика.

Первым клиентом стал господин Веселер. И когда они с женой получили свои отглаженные blitz und blank44 рубашки, то уверовали в нашу фирму. При этом договорились, что за услуги он освобождает нас от арендной платы за квартиру и, по крайней мере на первое время, за площадь прачечной.

Клиентура создавалась медленно, но росла неуклонно. Я думал, что, после того как дядя Йонас и Линда два или три раза брали меня с собой в Пярну на дачу, они обязательно будут отдавать в стирку свое белье в "Ауру", если мы предложим. Не тут-то было. Дядя Йонас сказал, чтобы я поговорил с его женой. И госпожа Линда ответила: ни в коем случае. Им вроде бы неудобно использовать физический труд моей матери. Если бы у дяди Йонаса имелась должность сестры милосердия или секретаря, который содержит бумаги в порядке, моя мама могла бы у них работать, - но такого у дяди Йонаса нет. Прачкой же - ни за что. По чьей инициативе они заняли такую странную позицию? Но меня это не слишком смутило, и следующим летом, в 37-м, стало быть, году, я отправился по их приглашению в Пярну.

Ну да ладно. Во всяком случае, когда мы с мамой через два месяца подвели первые итоги, выяснилось, что наш начальный капитал растаял, но, сэкономив на аренде, мы все-таки заработали. За два месяца около сорока крон. Разумеется, это были смехо-творные деньги. Зато мы владели действующим предприятием. Конечно, далось нам это немалой ценой. Я накрутил на своем велосипеде-тележке по булыжной мостовой старого города не знаю сколько километров. Сколько белья раскатал - катком с мраморным балластом! Но все это было пустяками по сравнению с тем, как пришлось маяться моей маме.

Однако - будь то за гладильным столом в угольном чаду (ибо никакого модного электроутюга вроде "Сименс-Шукерт" у нас не было и в помине, лишь тяжеленный утюг с раскаленными углями) или в прачечной в облаках пара, откинув седые пряди с потного лба рукой с засученным рукавом, - мама говорила (и я видел, что глаза ее при этом блестели): "Ничего. Как-нибудь"".

Улло продолжал:

"Я не очень был в этом уверен. По крайней мере, в том, что разделение труда между мамой и мной соответствует запасу сил каждого из нас. Разумеется, я старался сделать все, что мог. Когда извозчик привозил дрова и сбрасывал на булыжник, я их складывал в подвальную клеть. Каждый день относил в прачечную нужную порцию поленьев. И беготню вверх-вниз по лестнице между подвалом и чердаком старался брать на себя. Да еще эти поездки на велосипеде-тележке. Но пятую часть из них накручивала все-таки мама, потому что не всегда у меня было время. Порой радовала редакция "Спортивного лексикона". Ибо моя зарплата очень даже нам помогала.