Речи, однако, не последовало. Филипп с разбегу плюхнулся на диван и выдохнул:

— Анна! Я без памяти влюблен в нее.

Габриель озадаченно приподнял бровь:

— Но ведь только вчера вы говорили, что лучшая из женщин…

— Бланка! Конечно, Бланка. Но это совсем другое. Как женщина, Анна меня мало привлекает — хоть с виду она изящна, и личико у нее красивое, и фигурка ладненькая, слишком уж много в ней всего мальчишеского. Я не пылаю к ней страстью — но хочу жениться на ней.

— А что с Маргаритой?

— Пусть ее разыгрывают Оска, Шампань и Иверо. А я пас.

— Это почему? — удивился Габриель.

— А потому… Впрочем, ладно. Объясню по порядку. Вот скажи, кто такая Маргарита?

— Наследная принцесса Наварры, разумеется.

— А что такое Наварра?

— Ну, королевство. Небольшое, и все-таки королевство.

— Для меня это несущественно. Что мне наваррская корона, если я претендую на галльскую.

— Но ведь именно брачный союз с Наваррой дает вам хорошие шансы на галльский престол.

— Теперь уже нет. Кое-что изменилось. Ты знаешь, кто такая Анна Юлия Римская?

— Принцесса Италии, дочь Августа Двенадцатого.

— А еще?

— Дочь Изабеллы Французской.

— То-то и оно! А Изабелла Французская является единственной дочерью короля Филиппа-Августа Второго от его третьего брака с Батильдой Готийской, сестрой ныне здравствующего маркиза Арманда Готийского, графа Перигора и Руэрга, который пережил не только своего сына, но и обоих внуков.

— Обоих?! — пораженно переспросил Габриель.

Филипп вздохнул, впрочем, без излишней грусти.

— Да, печальная история, нечего сказать. Бедный дон Арманд! Сначала умер сын, затем старший внук, а полмесяца назад — и младший, который имел глупость получить ранение, сражаясь с маврами. Покойный виконт Готийский был еще тот тип — при своем положении вел образ жизни бродяги-рыцаря, искал на свою голову приключений и, наконец, доискался. Представляю, каково сейчас старому маркизу. Наверное, это несладко — остаться на склоне лет круглым сиротой… Гм, почти круглым. Не считая племянницы, бывшей императрицы, недавно ушедшей в монастырь, у него есть еще Анна — его двоюродная внучка и…

— И наследница майората, — подхватил Габриель, поняв, в чем дело. — Если вы с Анной Юлией объедините свои родовые владения, в ваших руках окажется добрая треть Галлии.

— Вот именно. Женившись на Анне, я смогу в любой момент заявиться к королю и прямо сказать: ну-ка, дядя, освободи место на троне… Конечно, я так не поступлю. Королевская власть священна, и негоже ронять ее, низвергая помазанника Божьего. Но я потребую от дяди и Сената безусловного признания меня наследником престола и соправителем королевства. Постепенно в моих руках сосредоточится вся реальная власть, а за дядей Робером останется лишь титул, от которого он, надеюсь, отречется добровольно, без принуждения с моей стороны. А если нет, я предложу Сенату принять закон о дуумвирате. Самое большее через пять лет мы с Анной станем королем и королевой.

— Подобные рассуждения я уже слышал, — заметил Габриель. — Но тогда речь шла о Наварре и о госпоже Маргарите.

— И о Наварре, и о Маргарите придется позабыть. Теперь я должен жениться на Анне хотя бы для того, чтобы помешать ей выйти за Людовика Прованского. В данных обстоятельствах мы с ним — главные претенденты на ее руку. В следующем месяце графу Людовику исполнится четырнадцать, он станет совершеннолетним и не замедлит посвататься к Анне. Прибавь к Провансу Готию, Руэрг и Перигор, не забудь также о поддержке герцога Савойи, который примет сторону сильнейшего, — и корона в руках у этого мальчишки. Поверь, я искренне сожалею о кончине виконта Готийского, помешавшей моим планам объединить Галлию и Наварру в одно государство. Но если ему суждено было умереть бездетным, то умер он вовремя и, к счастью, я узнал об этом до официального объявления о помолвке с Маргаритой.

— А кстати, откуда вы узнали? Что-то я не слышал никаких разговоров.

— Лишь вчера вечером император получил письмо от маркиза Арманда, так что слухи еще не успели распространиться. А поведала мне об этом Анна, полагаю, не без умысла — то ли по наущению отца, то ли по собственной инициативе. Но как бы то ни было, мне определенно дали понять, что я совершаю большую ошибку, сватаясь к Маргарите.

— А что думает по этому поводу ваш отец? Или он еще ничего не знает?

— Да нет, знает. Перед уходом мы успели переговорить. Но тогда я был слишком возбужден, чтобы принимать такое важное решение.

— А теперь?

— Теперь я вижу, что других вариантов нет. — Филипп потянулся и зевнул. — Значит так, Габриель, будет тебе поручение. Разыщешь моего отца — он, должно быть, еще пирует, — и передашь ему, что я…

Что именно следовало передать герцогу, Филипп сказать не успел. В этот момент дверь настежь распахнулась и в комнату, спотыкаясь, вбежал д’Обиак. Не устояв на ногах, он грохнулся ничком на пол.

Следом за ним вошла Маргарита. Завидев ее, Габриель мигом вскочил на ноги, а Филипп лишь перевернулся набок и подпер голову левой рукой, приняв позу древнего римлянина, возлежащего в триклинии за обеденным столом.

— Добрый вечер, принцесса, — сказал он, весело поглядывая на пажа, который сидел на полу и потирал ушибленные колени. — Присаживайтесь, пожалуйста. Вы уж простите, что я не приветствую вас стоя, но для этого имеется уважительная причина: я очень устал.

Бросив на него испепеляющий взгляд, Маргарита села в кресло напротив дивана и гневно произнесла:

— Слыханное ли дело, сударь, чтобы наследной принцессе в ее дворце преграждал путь какой-то паж!

— Я в отчаянии, ваше высочество! — с виноватым видом отозвался д’Обиак, поднимаясь на ноги. — Но, осмелюсь заметить, что вы превратно истолковали мои намерения. Я лишь хотел по форме доложить монсеньору…

— Молчи, негодный мальчишка! — визгливо выкрикнула Маргарита. — Поди вон!

— И в самом деле, Марио, — поддержал принцессу Филипп. — Уберись-ка отсюда по добру по здорову. И ты, Габриель, тоже ступай. Разыщи моего отца и передай ему, что я согласен. Пусть действует.

Габриель молча поклонился и вышел. Вслед за ним, затравленно озираясь на принцессу, из комнаты выскользнул д’Обиак.

Когда дверь закрылась, Филипп, не меняя позы, холодно взглянул на Маргариту и с наигранным безразличием осведомился:

— Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?

Глава XXXV

Сватовство по-гасконски

Что ответила Маргарита на эту вежливо-издевательскую реплику, мы узнаем несколько позже; а сейчас последуем за Габриелем де Шеверни, который отправился выполнять поручение Филиппа.

Герцога он разыскал без труда. Как и предполагал Филипп, его отец еще не покинул пиршественный зал и как раз беседовал с императором Римским, который излагал ему свою теорию о том, что подлинным автором написанной в начале прошлого века «Божественной комедии» был вовсе не наследный принц Италии Марк-Антоний Юлий, а некий Данте Алигьери, придворный поэт императора Августа Х. Ловкий и изворотливый политик, в частной жизни Август ХII был воплощением кристальной честности и порядочности. Не понаслышке зная, как тяжелы муки творчества и какие крепкие узы связывают художника с каждым его творением, он всей душой ненавидел плагиат и не прощал этот грех никому, даже собственным предкам.

Габриель уже несколько минут расхаживал по залу, то и дело бросая на герцога и императора нетерпеливые взгляды, но не решался подойти ближе и вмешаться в их разговор. Август ХII первый заметил его и, прервав свой неторопливый рассказ, произнес:

— Мне кажется, достопочтенный, что дворянин твоего сына страстно желает поведать тебе нечто крайне важное и безотлагательное.

Он обращался к герцогу в единственном числе, так как разговор велся на той своеобразной итализированной латыни, которая в те времена еще довольно широко употреблялась в среде римской аристократии и в международном общении.