— Нет, — покачала головой Маргарита, внутренне холодея от дурных предчувствий. Только теперь она заметила, что ее отец был, что называется, под градусом — не то, чтобы пьян, но и не совсем трезв; очевидно, перед приходом дочери он опрокинул кубок-другой для храбрости. — Нет! — повторила принцесса со всей решительностью, на которую в данный момент была способна. — Об этом и речи быть не может.

— Может! — властно ответил дон Александр, направляясь к ней. — Может и должно! Трепещи же теперь, беспутница, терпение мое лопнуло! Хватит мне потакать твоим капризам! В конце концов, я король, твой государь и отец, и ты обязана подчиниться моей воле — как моя дочь и моя подданная.

— Ой, как страшно! — насмешливо произнесла Маргарита, но в голосе ее слышалась дрожь. Ей в самом деле было страшно: таким тоном, властным и непреклонным, отец не разговаривал с ней еще никогда. Впрочем, никогда раньше он не вел серьезных разговоров на подпитии, он вообще редко пил, и, видимо, с непривычки хмель сильно ударил ему в голову.

— Я долго терпел твои выходки, — между тем продолжал король. — Я всячески ублажал тебя, ни в чем тебе не перечил, надеялся, что, повзрослев, ты образумишься. Но мои надежды оказались напрасными. Ты так и не поумнела, ты осталась такой же легкомысленной, как и пять лет назад. Ты не желаешь заботиться о себе и о своих будущих детях, о благе всей нашей страны, тебе чужды государственные интересы, у тебя есть лишь один интерес — ты сама, да и то ты не думаешь о грядущем, но только о сегодняшнем дне.

— Ты ошибаешься, отец, — робко возразила Маргарита.

— Это уже не важно. Может быть, я в чем-то и ошибаюсь, но факт остается фактом: по твоей вине, из-за твоего глупого упрямства мы упустили несколько выгодных политических союзов. Ты уже отвергла предложения Рикарда Иверо, Педро Арагонского, Педро Оски, Тибальда Шампанского, Гийома Бретонского, Карла Бургундского и многих других весьма достойных претендентов. Ладно, забудем про них. Но следующего жениха я не упущу. Нетушки! — С этими словами он помахал перед лицом дочери свитком, который держал в руке. — Знаешь ли ты, что это такое? Это письмо от герцога Аквитанского, он хочет женить на тебе своего младшего сына, Красавчика. И я согласен, без всяких оговорок согласен. Брачный союз Наварры с Гасконью позволит тебе и молодому Филиппу Аквитанскому претендовать на галльский престол, вот так-то! Герцог не настаивает на немедленном ответе, он вообще просил ничего не говорить тебе, пока к нам на празднества не приедет его сынок-сердцеед и не окрутит тебя, но у меня на сей счет другие планы. Я уже все решил. Красавчик приедет на празднества не окручивать тебя, а жениться на тебе. Такова моя королевская воля!

Маргарита глубже вжалась в кресло и захныкала.

— Какой ты жестокий, папочка! — тоном обиженного ребенка произнесла она, как всегда, когда отец пытался навязать ей свою волю; прежде этот прием срабатывал безотказно. — Какой ты бессердечный, безжалостный…

Король злорадно ухмыльнулся:

— Ну нет, доченька, теперь этот номер у тебя не пройдет. Я хотел с тобой по-хорошему, но ты оказалась вздорной, упрямой, эгоистичной девчонкой… Весьма сожалею, дорогая, у меня просто нет иного выхода, кроме как заставить тебя повиноваться. Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня за это.

— Ну, папочка! — взмолилась Маргарита, готовая вот-вот разрыдаться. — Прошу тебя, не надо. Очень тебя прошу…

Но дон Александр был непреклонен:

— Надо, дочка, надо. Так я решил, и так оно будет. Четвертого сентября, накануне праздничного турнира, состоится твое венчание с Филиппом Аквитанским, так что через три месяца мы будем праздновать не только твое восемнадцатилетие, но и твою свадьбу.

— Но па…

— Через три месяца, — продолжал король, не обращая внимания на протесты дочери, — ты уже будешь замужней женщиной. Однако я не намерен выжидать еще три месяца, я и так уже много ждал и терпел. Посему я решил сейчас же, тут же обручить тебя с Филиппом Аквитанским.

— Ах, папочка! Ну не…

— Прошу тебя, дорогая, перестань хныкать и утри слезы. С минуты на минуту сюда явятся члены Государственного Совета, которым я объявлю о своем решении. И если ты вздумаешь возражать, — тон короля сделался угрожающим, — если ты воспротивишься моей воле, то даю тебе слово, что я…

Его угроза так и осталась недосказанной. В этот самый момент стекло в одном из окон кабинета со страшным грохотом разлетелось вдребезги, черная с белым оперением стрела, точно молния, пролетела в нескольких дюймах над головой короля и с натужным стоном вонзилась в противоположную стену. Дон Александр громко охнул, схватился за сердце и, как подкошенный, рухнул на пол.

— Отец! — испуганно вскрикнула Маргарита и кинулась к нему.

Глава XVII в которой мы снова встречаемся с Бланкой Кастильской

Будучи глубоко набожной, Бланка, тем не менее, регулярно пропускала утренние богослужения, так как любила поспать допоздна. Затем она подолгу нежилась в большой лохани с теплой водой, прогоняя остатки сна, а первым ее выходом в свет было посещение дневной службы. По пути Бланка заглядывала к Маргарите, и ежели та была в хорошем расположении духа (или наоборот — в очень дурном), то в церковь они шли вместе.

Однако в тот день ее обычный распорядок был нарушен. Известие о происшедшем в королевском кабинете инциденте застало Бланку еще лежавшей в постели, но уже не спавшей. Скомкав ритуал утреннего омовения до банального мытья, она наскоро перекусила, оделась и поспешила в покои Маргариты, где ее наваррская кузина как раз предавалась одному из своих любимых занятий — устраивала разгон фрейлинам и горничным, вымещая на них всю свою злость и досаду.

С появлением Бланки Маргарита наконец угомонилась и велела всем присутствующим, кроме Матильды де Монтини, убираться прочь. Когда дверь за последней из уходящих фрейлин закрылась, Бланка взволнованно спросила:

— Что случилось, кузина?

— Да ничего особенного, — сухо ответила Маргарита. — Какой-то полоумный пробрался на дворцовую площадь, вообразил, что это стрельбище, и принялся палить по окнам из арбалета. Его тут же схватили.

— А что с дядей?

— С ним все в порядке. Он отделался легким испугом.

— Правда? — облегченно вздохнула Бланка. — А мне говорили, что у него сердце…

— Глупости все! Он просто притворялся… Хотя сначала, может, и нет, у меня самой душа в пятки ушла, когда раздался грохот разбитого стекла, но потом он точно притворялся. «Ах, доченька, близится мой смертный час. Будь умницей, будь послушной, не огорчай больного старика…» Тьфу! А как только я дала ему слово, что к Рождеству выйду замуж, то он сразу воспрянул духом: «Милое дитя! Ты возвращаешь меня к жизни…» Нет, это надо же быть таким лицемером! Как глупо я выглядела, когда обливалась слезами, умоляла его не покидать меня, обещала сделать все, что он хочет, только бы он не умирал… — Она гневно топнула ножкой. — Попалась! Как малое дитя попалась! Папуля все-таки исхитрился заставить меня выйти замуж.

— За кого?

— Этого мы не уточняли. Хоть одно хорошо: отец оставил за мной право выбора из числа одобренных им кандидатур.

— И ты сдержишь свое обещание?

— А как иначе? Ведь я дала слово, к тому же… — Тут Маргарита слегка поежилась. — В конце концов, все обернулось не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже. Это свихнувшийся стрелок подвернулся очень кстати. Он спас меня от публичного унижения.

— Какого?

Маргарита вздохнула.

— Сегодня я чуть не доигралась. Отец получил такое заманчивое предложение, что едва не набрался решимости силой выдать меня замуж. Он даже назначил дату бракосочетания — четвертое сентября.

— И кто жених? Я его знаю?

— Еще бы не знать. Это Красавчик.

— Филипп Аквитанский? — переспросила кастильская принцесса, невольно краснея.

— Вот именно. Ваш дон Фелипе из Кантабрии. Видно, он уже нагулялся и решил обзавестись семьей. А заодно присоединить Наварру к Гаскони и с нашей помощью отобрать у своего дяди галльскую корону. Властолюбец!