Изменить стиль страницы

— Ничего, ты еще встретишь человека... По душе...

Павел неожиданно спросил:

— А тебе понравилась та, что в воскресенье приезжала к нам со стариком... Каролина?

Александр Иванович внимательно посмотрел на сына:

— Не знаю... Почему ты вдруг о ней вспомнил?

— Она красивая? Правда? И смотрела на меня как-то странно... Зачем она приезжала?

— Твой дед, он умер за границей, оставил какое-то наследство...

— Наследство! Какое?..

— Понятия не имею... Наверное, семейные реликвии..

— А ты мне рассказывал, что он был очень богатый... В Царицыне.

— Это было давно, до революции...

— А когда мы съездим туда, где ты родился?

— При первой возможности... Обязательно.

Александр Иванович был рад, что сын заговорил на другую тему.

— Я читал, что это удивительный город, с необыкновенной судьбой... Мне очень хочется его посмотреть.

— И мне... Вот летом, когда у тебя наступят каникулы, мы съездим.

Так, разговаривая, они дошли до перекрестка, откуда начиналась дорога в соседний поселок, где находилась школа. Здесь они простились.

— Я тебя буду встречать.

— Не нужно. Обратно я иду через лес... Так ближе.

Той же, ровной, но далеко не старческой походкой, Александр Иванович возвращался домой. Но теперь его мысли были заняты другим — научной работой о долголетии. Все, что он написал там, в ущелье, нужно было заново пересмотреть. Медицина шагнула далеко вперед, и, прежде чем возвратиться к своему труду, следовало познать то, что уже было сделано за годы его вынужденного пленения. Вот за этим Александр Иванович проводил целые дни, а довольно нередко и ночи.

Возле калитки он увидел миловидную девушку с кожаной сумкой — их почтальона, которая каждое утро доставляла газеты.

— Здравствуйте, — сказала она. — Вам заказное письмо... Вот какое огромное.

И, передав большущий конверт, добавила:

— Вот тут распишитесь...

У себя в кабинете Александр Иванович долго разглядывал пакет. На нем в самом низу косым, похожим на женский почерком было написано:

«Москва. Главный почтамт. До востребования».

А фамилию не удалось разобрать.

Когда он осторожно вскрыл конверт, оттуда на стол выпала книга в яркой, как человеческая кровь, обложке.

Когда Александр Иванович взял в руки книгу, то прежде всего обратил взимание на портрет — мужественное лицо человека с большим лбом, черной, коротко подстриженной шевелюрой и открытыми, глубоко сидящими глазами, глядевшими с наивной чистотой. «Лумбонго» — прочел Полынов и дальше, через всю страницу, увидел название: «Я люблю тебя, Африка».

Перелистав страницы, Александр Иванович с удивлением убедился, что никакой сопроводительной записки не было.

— Странно, — подумал он. — Кто же прислал эту книгу? И зачем?

Правда, фамилию автора он сразу вспомнил. Она часто мелькала в газетах, когда шла речь о человеке, страстно, от всего своего большого сердца борющегося за освобождение Африки. Оставив намеченные на день дела, старый врач углубился в чтение и вскоре забыл все на свете...

СВАДЬБА

Никогда еще не было так уютно и празднично в трех небольших комнатках в тихом переулке за Савеловским вокзалом, как в этот субботний февральский вечер. Обеденный стол был раздвинут, к нему приставили еще кухонный столик, и их накрыли белой скатертью. А вокруг впритирку стояло четырнадцать стульев, по количеству ожидаемых гостей.

У хорошего человека всегда много друзей. А в дни семейных праздников это чувствуется особенно. В первом описке тех, кого хотели пригласить Михаил и Лена, было больше пятидесяти фамилий. Цифра оказалась неприемлемой. Столько человек просто негде было разместить. После долгих и жарких споров, обсуждения различных вариантов и взаимных уступок остановились на цифре четырнадцать, с расчетом, что заводские друзья Михаила впоследствии будут приглашены отдельно, уже на его квартире.

Полыновы в списке стояли первыми. За ними шли тетя и дядя Лены (у Михаила никого из родных в Москве не было), директор научного медицинского института, в котором теперь работала мать Лены, Татьяна Александровна, и, наконец, самые близкие друзья, между прочим, среди них институтская подруга Лены, с которой она вместе работала в геологическом управлении, Нина.

Нина пришла первой и торжественно преподнесла молодоженам подарок — большую изящно отделанную коробку, в которой, как оказалось, лежало двенадцать серебряных столовых ложек и столько же вилок и ножей.

На Нине было узкое, короткое платье фисташкового цвета, с пышными оборками. Туфли на высоченном каблуке подчеркивали стройность фигуры. Глаза казались неестественными: до того они были синими. Причудливо убранные волосы, подкрашенные губы, добродушно-насмешливая улыбка, не сходившая с лица, — все в ней было броско и празднично.

— А вот и я, — сказала она весело, целуя Лену и Татьяну Александровну. — Михаил, теперь на вас рассчитывать уже нечего, давайте и вас облобызаю. Ну, как говорят охотники, ни пуха, ни пера. Живите и размножайтесь.

Нина принадлежала к числу тех девушек, мимо которых ребятам пройти не так-то легко. И ей объяснялись в любви, начиная с девятого класса. Она к этому привыкла и поэтому смотрела на ребят несколько высокомерно.

Говорили о ней разное, часто совершенно противоположное, и девушке это даже нравилось. Кому в молодости не хочется быть загадочным?

В действительности же за всей этой показной стороной скрывался скромный и хороший человек, воспитанный в уважении к труду.

Отец ее, в прошлом рядовой шахтер, а затем крупный работник министерства угольной промышленности хоть и не имел педагогического образования, но, обладая большим жизненным опытом и врожденным чутьем, даже в сложных обстоятельствах находил верные шаги и поступки в своих взаимоотношениях с единственной и горячо любимой дочерью.

— Баловать — еще не любить, — постоянно говорил он жене и строго придерживался этого.

Домработницы в доме не было, и Нину с детства приучали к труду. Она помогала матери по хозяйству, варила обед, стирала белье, ездила, как и другие геологи управления, в далекие экспедиции, жила в палатках, вышагивала по безлюдной степи десятки километров, в случае необходимости могла обходиться черствым хлебом и кружкой воды, стойко переносить холод, зной и другие лишения походной жизни.

Лена не случайно познакомила Нину с молодым Полыновым. Она искренне хотела, чтобы между ними завязалась дружба. Но первая встреча не оправдала надежд. Павел держался замкнуто и все время молчал. А девушка, казалось, не обратила на него никакого внимания. Когда подруги остались вдвоем, Лена не вытерпела, спросила:

— Ну... Понравился тебе Павел?..

Нина не ответила. Она знала историю молодого человека. В Павле было что-то романтическое, мужественное и в то же время, на редкость чистое и наивное.

Это она особенно почувствовала, когда однажды они вчетвером отправились в кино. Шла какая-то посредственная картина, где все события угадывались с самого начала. Нина поэтому вскоре потеряла интерес к фильму и невольно начала наблюдать за Павлом. С жадностью ребенка смотрел он на экран, бурно реагируя на все происходящее, вызывая явное недовольство соседей. И, может быть, тогда впервые, увидев его беспомощным, но искренним и непосредственным, девушке захотелось пробудить в нем чувство. Сначала она не отдавала отчета в этом, но затем должна была себе признаться, что он ей нравится.

И вот сегодня Нина ожидала Павла с особенным нетерпением. Для него она надела новое платье, которое ей очень шло.

Но уже почти все собрались, а молодого Полынова не было. Пришел Александр Иванович, который весь день провел в читальном зале библиотеки. Его очень смутило то, что сын так задерживается.

Неужели заблудился? А может быть, с ним что-нибудь случилось?

Чтобы не портить настроение остальным, Александр Иванович старательно скрывал свое беспокойство.