— Мало ли что может случится, когда вы окажетесь на высоте... случайно оступитесь, не выдержит крюк и тогда...
Он не договорил, но Михаил понял его мысль.
— Не беспокойтесь, Александр Иванович, я уже думал об этом... Слететь и сломать голову у меня нет никакого желания, да и, кроме того, в нашем альпинистском спорте существуют строгие правила безопасности, которые мне, мастеру этого спорта, нарушать никак нельзя.
— А что такое мастер? — опросил молодой Полынов.
Щербаков рассмеялся. Настроение у него было отличное.
— Дорогой Павел, — ответил он весело, — мне придется о многом рассказать тебе, прежде чем мы выйдем из ущелья. Мы еще займемся этим.
— Раньше вы ничего не хотели мне рассказывать.
— На то были причины, не от меня зависящие.
Щербаков весело посмотрел на старого врача и продолжал:
— Но теперь, я думаю, запрет снимается? Не так ли, Александр Иванович?
— Вы будете заниматься с нами обоими. Или меня вы хотите оставить здесь? — пошутил Полынов.
— Что вы, Александр Иванович, мне бы этого не простили... Я надеюсь, конечно, не без вашей помощи, еще попасть на заседание Академии медицинских наук, где будет обсуждаться ваш доклад... Ну так вот, — вернулся Щербаков к прерванной теме, — поговорим о безопасности. По мере того как наше сооружение станет уходить вверх, нужна будет надежная бечевка, веревка или шнур, как хотите, так и называйте.
— Это можно сделать, — вставил молодой Полынов. — Мы плетем веревку из растений, она крепкая, архары не в силах ее порвать...
— Да, я видел... Значит, придется наладить ее изготовление в более широких масштабах... Но это еще не все. Помните, я говорил о своем парашюте... Подняться на нем, к сожалению, нельзя, но он как раз предназначен для людей, совершающих трудные восхождения. Если такой человек сорвется, парашют поможет ему. Амортизатор у него цел. Если удастся найти эластичный и достаточно крепкий материал, то сделаем стропы, взамен порванных при неудачном падении на ваши страшенные кактусы. И тогда у того, кто будет подниматься, окажется двойная страховка... Павел, ты, конечно, опять не знаешь, что означает это слово, я скажу проще, защита. Вот так, Александр Иванович, — закончил Щербаков. — Сделаем все возможное, чтобы тому, кто будет работать на высоте, опасность не угрожала.
С этого дня время пошло незаметно. Все трое трудились с утра до позднего вечера. Они мало говорили о будущем, но мысли их были заняты только им.
Работа продвигалась не так быстро, как этого хотелось. Одно дело выдалбливать гнезда и вбивать крюки, стоя на земле, другое — когда находишься в воздухе и крюк приходится держать над головой. Расстояние между ними пришлось уменьшить с полуметра до сорока сантиметров, но и тогда тратилось немало усилий.
После первого месяца напряженной работы выяснилось, что они изготовили и вбили всего сто пятьдесят два крюка. Цифра эта привела Щербакова в уныние. По его самым оптимистическим подсчетам выходило, что до вершины они сумеют добраться ее раньше, чем через шесть лет.
«Шесть лет! Прощай, Лена», — думал теперь Михаил. Если б ему убедиться, что она его не любит, ему, вероятно, сейчас было бы легче. Он бы переборол свои чувства, смирился с тем, что она будет с другим. Павел заметил перемену в настроении Щербакова и. попытался заговорить с ним, узнать, в чем дело. Но Михаил в ответ лишь грустно улыбнулся:.
— Ничего... Все пройдет... Будем работать...
И он работал. Больших усилий ему стоило привести свой парашют в порядок. В этом Михаилу помог Александр Иванович, изготовивший в конце концов тонкую и прочную материю. Теперь Щербаков и молодой Полынов, поочередно отправляясь вбивать крюки, имели за плечами надежное средство защиты.
Подошло время весны. И хотя в ущелье всегда было достаточно тепло, все же и здесь природа меняла свои краски.
Огромными, прекрасными цветами, похожими на бахрому знамени, зацвели эвкалипты, появились крохотные, величиной с вишню, но только желтоватого цвета плоды на финиковых пальмах, кактусы поражали многообразием и яркостью своих цветов.
Теперь строители лестницы поднимались еще раньше, так как много забот появилось по хозяйству, работать приходилось и на участке за домом, и в саду, и на плантациях.
КАТАСТРОФА
Однажды Михаила разбудил отдаленный шум, похожий на грохотанье грома.
«Гроза», — подумал он, соскочив с постели, но когда выглянул наружу, то увидел спокойное звездное небо.
Постоял несколько минут, прислушиваясь. «Это в горах» — решил Михаил, привыкший к тому, что время от времени в горах что-то грохочет.
И наутро об этом даже не было разговора. Однако, когда в полдень он с молодым Полыновым пришел к месту, где сооружалась лестница, впадина оказалась наполовину затопленной водой.
— Бывает, — сказал Павел. — Река наша капризная, к вечеру вода спадет.
Они вбили два крюка и, возвратившись домой, ничего не рассказали о случившемся Александру Ивановичу.
На следующий день вода не только не спала, но и заполнила всю ложбину. Она вышла из берегов и с одной стороны дошла до самых скал, а с другой приблизилась к полыновской плантации и саду.
Это обеспокоило молодых людей, и они привели к реке Александра Ивановича.
— Такого еще не было, — сказал молодой Полынов, — правда, папа?
Тот, ничего не ответив, медленно пошел по направлению к ложбине. Там образовалось целое озеро, которое заметно увеличивалось.
— Странно, — подумав, наконец, проговорил Александр Иванович, — что-то случилось.
Все трое с тревогой наблюдали за загадочным поведением реки.
— Наверное, в горах обильно растаял снег, — заметил Щербаков.
— Возможно, — согласился Полынов.
А вода продолжала прибывать. В узком конце ущелья она затопила все и медленно, но неумолимо пошла на плантации, приближаясь к дому.
И тогда родилось страшное предположение. А что, если там, под землей, случился обвал, и он закрыл выход реке?
Подумал ли об этом Александр Иванович, Щербаков не знал. Но у него такая мысль возникла. И он высказал ее вслух. Полынов взглянул на него.
— Будем мужественны, Михаил Георгиевич, — тихо проговорил он. — Все может быть...
В эту ночь никто из них не сомкнул глаз. Вода прибывала. Это они слышали по шуму, доносившемуся со стороны реки. А утром, как только рассвело, они увидели, что наводнение приняло катастрофические размеры. Низины ущелья были под водой.
Людям опасность пока не угрожала. Дом находился на небольшой возвышенности. Но если в действительности случилось то, что они предполагали, — дня через два или три им придется спасаться от воды на крыше. А дальше?..
Нетрудно понять, с какими чувствами трое запертых в каменном мешке людей наблюдали за поведением реки, которая растекалась все шире и шире.
Возможно, только молодой Полынов до конца не сознавал истинного положения, он молча наблюдал за отцом и Щербаковым, считая, что вода вскоре начнет спадать. Его только удивляло поведение животных, которые проявляли исключительное беспокойство. Прирученные архары метались по загону и не давались в руки, ишаки поводили ушам,и, словно чувствовали опасность, а Эмма ни на шаг не отходила от людей.
— Александр Иванович, что будем делать? — спросил Щербаков.
Он держался спокойно. Не первый раз Михаил смотрел в глаза смерти, война научила его не терять голову даже в самые тяжелые минуты.
Полынов ответил не сразу. Вид его был задумчив, казалось, что он смирился с тем, что должно произойти, и безропотно принимал все.
— Может быть, вода спадет...
— Аесли нет?
— Тогда...
И он, не досказав, склонил голову. Но внезапно, словно устыдившись своей слабости, выпрямился и, ни на кого не глядя, глухо проговорил:
— Простите, друзья мои... И не обращайте внимания... — и торопливо пошел к дому.
Наступило тягостное молчание. Надо было немедленно что-то предпринимать, потому что завтра могло быть уже поздно. Но что? Искать спасения на верхушках деревьев? Сколько времени можно там продержаться? Ведь, как бы высоко они ни взобрались, в один, далеко не прекрасный для них день, вода, сжатая со всех сторон скалами, доберется до них, и они утонут, как кроты, если раньше не умрут с голода.