- Мама?

Я спросил это как-то раз, снова было темно и снова появились разноцветные волны, похожие на волны заката и радуги, перемешанные между собой, они сливались и отстранялись друг от друга, пытаясь навести порядок и упорядоченность в своих отношениях.

- Да-а.

Я услышал голос мамы, это был определенно её голос, но ответ прозвучал как какая-то насмешка.

- Мама, это ты?

- Ага-а.

Её голос звучал настолько надменно и отрешенно, словно я был клоуном на празднике и спрашивал у неё «А вы авансом платите?». Я не помнил, что произошло, но определенно помнил что-то ужасное, я знал, что со мной что-то случилось, и моя мама никогда бы не стала насмехаться надо мной, а тем более отвечать настолько безразлично.

Меня тянуло к этим разноцветным волнам, облакам, к этой флуоресцентной морской воде, и я начал говорить, а после осёкся, а после понял, что и не говорил вовсе, всё это происходит в моём сознания, и я пытался бороть это состояние и до меня доходило, что я, наверное, накачен какими-то наркотиками, потому что поток слов смешивался с потоком чувств и на выходе всего этого получалось каша из набора буквенных сочетаний и не связанных между собой предложений.

- Мама.. Мне.. Мне.очень.сложно.говорить.

Я разделял каждое слово паузой, пытаясь промочить горло слюной, но всё было бесполезно, кажется, я не пил целую вечность и кажется, эта морская вода предлагала себя, маня своими фиолетовыми и янтарными отсветами луны.

- Мама, я надеюсь в меня не вливают морфий... или скажем ещё какой дряни.. потому что мне хорошо и я ничего не чувствую.. а ещё, я тебя не вижу, мам…

После этих слов я поддался искушению и нырнул в воду, чтобы освежиться, и оказался на каком-то илистом дне, где мне встречались мои друзья и знакомые, все приветствовали меня, а после мне начали махать незнакомые мне люди, но с очень знакомыми лицами, которые я где-то видел. Я улыбался им, и они улыбались в ответ, их было всё больше и больше, примерно около сотни, и ни с кем из них я не был знаком лично и не перебрасывался даже парочкой фраз, но видел, видел где-то их лица.

И когда до меня дошло, в тот момент, когда я вспомнил откуда я их знаю, я стал захлёбываться водой, мне стало мало воздуха, а я находился на самом дне и эти люди, всё эти люди были мертвецами, они надвигались на меня, а я был словно скован цепями, которые уходили далеко под дно моря, не давая мне отступить или выбраться наружу.

Я видел девушку, которую нашли мёртвой в нашей реке Муховец, её кто-то утопил. Я видел парня, которого избили, и он умер под мостом. Я видел несколько лиц с нашего автобуса и несколько людей с народного ополчения Украины, которых показывали по закрытым новостям в интернете. Я видел пятерых мальчиков десяти лет, которые были похоронены на нашем кладбище, все они ушли под лёд и утонули во время веселья давней зимой на той же речке. Среди толпы был и парень с моей школы, он повесился в десятом классе из-за того, что его родители были хроническими алкоголиками и вечно его избивали.

Все они шли на меня, вытянув руки, как при зомби апокалипсисе, а я хаотично соображал, что же делать, но голова была тяжелой и кажется, моя левая нога затекла вдвойне, потому что я чувствовал помимо тяжести ещё и размытую боль, словно кто-то нарисовал её на песчаном берегу. И тут я вспомнил про свою способность управления снами, и про некоторые другие приятные мелочи, которые предоставляла эта способность. К примеру, если снился кошмар, я мог спокойной открыть глаза и перестать его смотреть. А если снился блаженный сон, я мог брать инициативу в свои руки, и в буквальном смысле вытворять по истине страшные и постыдные вещи, экспериментирую и выявляя свои сильные и слабые стороны.

Я напрягся и проснулся, однако вокруг было темно, а всё моё тело было в холодном поту.

- Мама?

Я задыхался, мне срочно нужно было понять, что происходит, где я и что произошло.

- Да?

Она отвечала уже без насмешек в голове, но холодно и безразлично. Словно это была не моя мама, словно её заставляют так отвечать, а она на самом деле сейчас беззвучно плачет, пытаясь успокоить растерзанное такой жестокостью сердце любящей матери.

- Это точно ты? Ты моя мама?

Моё дыхание приходило в норму, в голове крутился какой-то зелёный автобус с цифрой шесть, и я услышал:

- Конечно же, это я.

Я прекрасно помнил маршрут этого номера автобуса, но не понимал, что происходит и у меня было слишком много вопросов, и мне казалось, что меня всё время пичкали морфином, а сейчас начали давать намного меньше, потому что волны, те разноцветные волны были не такими цветными и обширными, а калейдоскоп из узоров беспорядочных оттенков уже не выделялся так грубо и нахально.

Я размышлял над тем, что меня тестируют, пытаются проверить мои интеллектуальные способности, силу воли, черствость характера и психологическую стабильность. Мне ничего не оставалось, чтобы выявить вопрос, который поможет разобраться мне в этом эксцессе, хотя если честно мне было жалко себя, ведь это была совсем не та ситуация и совсем не то положение, чтобы давать моей голове работать в полную меру. Я старался вывести свою «ты-ли-моя-мама» на чистую воду и не придумал ничего лучше, как спросить:

- Если ты моя мама, то скажи, в каком году меня избил Рамиль?

- Не зна-аю.

Ответ прозвучал с ноткой издёвки и всё той же насмешки.

Я глубоко вздохнул.

- Значит, ты не моя мама. Потому что моя мама никогда не забудет тот ужас, который пережила в тот год.

Я крутил в своём воображении маленький игрушечный автобус под шестым номером, и пытался открыть глаза, пытаясь дотронуться до них руками, но руки были всегда прикреплены к койке, или я просто не мог ими пошевелить. Когда мне перевязывали ногу или ещё что-то, я спрашивал где я, пытался узнать каким образом тут оказался, но в ответ слышал лишь дыхание медсестры и тихий звон в ушах.

Через некоторое время я всё вспомнил, и взрыв, и бедную престарелую женщину, и тот чёрный дым, чужую кровь на своём лице, и ту давку, которая случилась вследствие нескоординированности действий и маниакальной паники людей, охватившей их примерно за то же время, за которое по словам врачей я потерял зрение.

Осознание того, что я потерял оба глаза, вызвали во мне учащённое сердцебиение, и я начал задыхаться, после чего сразу же прибежала медсестра и ввела мне какое-то дерьмо, после которого я лежал как овощ и размышлял над тем, какие образом я смогу теперь писать книги и наслаждаться женской красотой.

Сейчас я дома. Прошло примерно полгода после того взрыва, и как оказалось левая нога у меня не затекала, это были фантомные ощущения. Левую ногу, как и зрение, я потерял в том автобусе. Из грудной клетки извлекли четыре осколка, левая рука в районе плечевого сустава была разрезана до кости. Из пятидесяти трёх человек погибло тридцать один, ещё десять человек, включая меня, стали получать социальные выплаты по инвалидности. Полтора месяца в меня вкалывали морфий, чтобы я не чувствовал боли и моё психологическое состояние было в норме, чтобы в нём не произошёл сбой от таких ужасных новостей, ведь это затруднило бы моё выздоровление. На самом деле они вкалывали мне это, чтобы я не задавал лишних вопросов и вёл себя тихо, но сейчас это всё неважно.

Это было важно когда-то давно, но не сейчас, точно не сейчас.

Хоть меня и кормят антидепрессантами, уверяя, что это кальций, но я не верю своей маме, которая действительно оказалась моей, а все разговоры между нами происходили лишь в моём сознании, хоть я и жру эти таблетки, которые должны подарить мне улыбку, но я понял лишь одно, что жизнь настолько бессмысленна и наполнена ненужным барахлом, что выкинуть его просто не хватит сил. Допустим, цветок. Барахло из барахла, растёт себе и растёт, успевай только вовремя полевать и следить за землёй, где он прорастает. Цветков – миллионы, и они в бытовой жизненной суматохе нафик никому не сдались.

Но знаете, в чём моя проблема?