…4-я кавалерийская имени К. Е. Ворошилова дивизия была ядром легендарной Первой конной армии. В жестоких боях в годы гражданской войны она показала чудеса храбрости и массового героизма.
До 1931 года дивизия дислоцировалась в Ленинградском военном округе и располагалась в местах, где раньше, при царской власти, стояли конногвардейские части (Гатчина, Петергоф, Детское Село). Как и в годы гражданской войны, 4-я дивизия осталась одной из лучших в нашей кавалерии. Личный состав дивизии бережно хранил ее славные боевые традиции, успешно воспитывал у молодых конников чувство высокой ответственности и воинского долга. [118]
В 1932 году дивизия была спешно переброшена в Белорусский военный округ, в город Слуцк. Как мне потом стало известно, передислокацию объясняли чрезвычайными оперативными соображениями. Однако в тот период не было никакой надобности в спешной переброске дивизии на совершенно неподготовленную базу. Это важно подчеркнуть, так как в течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина, часто стали болеть лошади…
Такие вот случаются иногда казусы, когда оперативные соображения вступают в противоречия с соображениями хозяйственными. И заметим, что то, что в перемещении не было «никакой надобности», это, естественно, понятно стало потом. Когда какая-то неясная нам сейчас военная угроза благополучно тогда миновала.
В данном же случае мы имеем дело с обстоятельствами обратными. Здесь военная угроза не миновала.
В 1939 году на запад, земли Западной Украины и Западной Белоруссии, одним броском были передвинуты на сотни километров огромные массы войск, целых два фронта. Кроме того, именно с 1939 года начинается бурный количественный рост РККА. Примером такого роста является создание в составе 4-й армии 14-го механизированного корпуса, когда дислоцированная в Бресте танковая бригада, на основе которой формировалась новая дивизия, численно увеличилась сразу в четыре раза.
А в местах нового расквартирования жить было, как правило, негде. Не забудем о том, что новая граница пролегла в бывших польских внутренних областях, где войска их в больших количествах не располагались. А всю эту махину надо было где-то разместить и обеспечить всем потребным. Для этого необходимо было строить новые казармы, склады, другие строения. Кроме того. Новая граница требовала прикрытия новыми укреплёнными районами. Надо было в спешном порядке строить сотни дотов и других укреплений.
Вот что писал генерал Сандалов о своём посещении весной 1941 года одной из дивизий 4-й армии.
…Части 49-й дивизии занимались оборудованием для жилья землянок и переданных местными властями разного рода помещений, строили столовые, конюшни, склады. И лишь немногие подразделения были заняты строительством в пограничной полосе полевых оборонительных позиций.
— Эта дивизия, — пояснил В. И. Чуйков, — своими силами должна оборудовать оборону на сорокакилометровом фронте. В центре армейской полосы на фронте до шестидесяти километров оборудуют позиции дивизии двадцать восьмого стрелкового корпуса. А вот на нашем левом фланге участок границы протяженностью около пятидесяти километров остается необорудованным. Войск четвертой армии там нет, других — тоже, так что стыке Киевским военным округом не защищен…
В мае-июне обстановка стала ещё сложнее.
…А войск в полосе армии все прибавлялось. Вслед за механизированным корпусом, который в апреле — мае принял основную массу переменного состава и получил часть артиллерийскою вооружения, был сформирован Кобринский бригадный район ПВО. Развернулось строительство десяти новых аэродромов, осуществлявшееся силами нескольких строительных и рабочих батальонов общей численностью до 30 тысяч человек…
…С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона стали выделять по одному дежурному батальону. Этот батальон в течение одной-двух недель неотлучно находился на отведенном полку рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами и занимался дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций.
На южном крыле 4-й армии, в стыке с Киевским особым военным округом, появилась новая дивизия — 75-я стрелковая. Она выдвинулась к границе из Мозыря, поставила в лесах тщательно замаскированные палаточные городки и находилась в постоянной боевой готовности.
Интенсивнее пошло строительство Брестского укрепрайона. Кроме специальных строительных и саперных частей, сюда было привлечено по вольному найму 10000 граждан с 4000 подводами. К 1 июня здесь было закончено сооружение нескольких десятков дотов, и для них из Мозырского укрепрайона стало поступать вооружение…
Иными словами, непрерывно шло масштабное строительство. Даже с привлечением стрелковых частей, которые, непрерывно меняясь, оборудовали собственными силами оборонительные позиции на рубежах, которые должны были занимать войска в случае боевого развёртывания.
И всё равно не успевали.
На судебном заседании 22 июля 1941 года генерал Климовских сообщил:
…Работы по строительству укрепленных районов в 1939–1940 гг. были выполнены по плану, но недостаточно. К началу военных действий из 600 огневых точек было вооружено 189 и те не полностью оборудованы…
А ведь надо было строить ещё и казармы. Как видим, в той же 4-й армии одна стрелковая дивизия размещалась в землянках, другая в палаточных городках.
Между тем, в Бресте, как городе, так и крепости от польской армии осталась развитая жилая инфраструктура. Здесь можно было размещать войска в относительно неплохих условиях. И расположение здесь госпиталя, занявшего целый остров крепости, тоже вполне понятно, если иметь в виду не военную целесообразность, а удобство размещения. Ну действительно, не в землянках же размещать больных и медперсонал в мирное время?
Потому и переполнена была войсками Брестская крепость с её четырехъярусными казармами.
Потому и оставил формировать в военных городках Бреста и его окрестностей генерал Павлов новую танковую дивизию, чтобы его любимые танкисты не ютились по землянкам.
Суммируя сказанное, можно отметить, что поступил здесь генерал армии Павлов как хозяйственный деятель. Администратор. Хозяйственные соображения, соображения большего удобства для размещаемых войск, заслонили для него соображения военно-оперативные.
Но это ещё полбеды. При должном отношении к службе это было бы ещё поправимо. Мы уже видели, как, начиная с 18 июня, выдвигались из мест постоянной дислокации войска Киевского военного округа. Если бы Павлов выполнил указание Генштаба и тоже начал выводить войска в это время, всё могло сложиться далеко не так трагично, как сложилось это на самом деле. Мог он спасти тогда от истребления не только войска, но даже, может быть, и расположенный в крепости окружной госпиталь.
Однако настоящая беда заключалась в том, что с 18 июня, после получения телеграммы начальника Генштаба, и до трёх часов утра 22 июня генерал Павлов не сделал ничего для спасения войск, размещённых в этой мышеловке.
Итак, что же получается? Чем объяснить действия и бездействия генерала Павлова, приведшего свои войска на грань катастрофы? Из всех мыслимых причин можно предположить только три.
Это предательство.
Или глупость.
Наконец, это преступное легкомыслие и халатность.
Возможность предательства мы с вами уже рассматривали.
Глупость? Нет, конечно. Мы могли уже убедиться в том, что действия генерала Павлова имели свою достаточно непротиворечивую логику. Единственно, логика эта не учитывала серьёзнейшего обстоятельства, а именно, угрозу германского нападения.