— Наверное, буду собираться. Как ни печально, скоро начнутся трудовые будни.

— Ага, а кто-то говорил, что я слишком много внимания уделяю работе.

— Я вспомнил об этом потому, что мы опять долго не увидимся.

— Саш, не начинай, пожалуйста. Мы эту тему за сутки обговорили раз пять. Сколько можно? Финал-то всегда один и тот же.

— Да, я, пожалуй, буду собираться.

Следующий день пролетел за писаниной и какими-то мелкими домашними делами. Единственный плюс — никто не дергал. Можно было побыть наедине с собой, попытаться понять, куда идешь и нужно ли это? Такие «диалоги с собой» иногда бывают полезны. Это своего рода накопление энергии. Ведь начнется работа, присесть будет некогда.

Надо было ехать на интервью. Очень не хотелось куда-то шевелиться, что-то делать. Но словно сработало какое-то устройство. Появился азарт, желание раскрутить собеседника. Это чувство возникало перед каждой встречей.

В 12.45 я стояла у проходной «Мосфильма». Пресс-секретарь проекта провел меня на территорию. Один молодой, но уже достаточно известный режиссер задумал снимать фильм по нашумевшему детективному роману. Мне предстояло об этом поговорить.

— Леш, пока мы будем ждать Кирилла, сделаешь кофе?

— Не вопрос.

— Я вчера легла около трех. Воспользовалась «окном», решила отписать тексты, до которых руки все не доходили. Теперь вот «сплю в одном ботинке».

— Понял.

Петляя по территории «Мосфильма», мы наконец дошли до нужного нам здания. Правда, дорогу я так и не запомнила. «Как выбираться буду?» — мелькнуло в голове.

— Всем привет! Это к Кириллу. Катя, сделай, пожалуйста, кофе. Иначе мы останемся без интервью.

— А кофе нет. В пятницу кончился, а сегодня еще не успели купить. Может, чай?

— Хорошо. Только, если можно, покрепче.

Из принесенного пакетика я выжала все до последней капли. Пока я пила чай и пыталась проснуться третий раз за день, мы с Лешкой болтали ни о чем. Но именно из таких разговоров иногда можно почерпнуть что-то стоящее. Лешка, как бы между прочим, рассказал историю об одном сериале, который вот-вот должны запускать, — знал, что я за это зацеплюсь. Был написан синопсис — краткое изложение сюжета будущего киношедевра, сформирована бригада сценаристов, одни писали диалоги, другие — поэпизодники — выстраивали драматургию, сюжетные линии. И тут руководству пришла в голову идея продать сериал одной из западных фирм. К тому времени когда заключили контракт и буржуины приехали для личного знакомства, были написаны первые десять серий. Но, надо сказать, сценарий был изменен до неузнаваемости. Западные коллеги были не в восторге, более того, они не могли понять, как такое вообще было возможно. Наши пытались все списать на «загадочную русскую душу», «непонятный иностранцам менталитет». Подельщики на такие штучки уже не покупались. Более того, они потребовали вызвать всех сценаристов, принимавших участие в этой истории. Через сорок минут бригада предстала пред светлые очи западных продюсеров. «Кто писал синопсис?» — «Его сейчас нет в Москве». — «Так найдите, или этим займусь я!» — скомандовал главный буржуин, пересыпая свою речь теми словами и выражениями великого и могучего, которым ни в каких университетах не учат, но которые на второй час пребывания в России знает любой турист. Упускать такой выгодный контракт не хотелось, поэтому наши продюсеры хором ответили «Jawohl!»[2] и пообещали найти бедолагу.

— И чем все закончилось?

— Ищут.

— Жалко парня.

— А что делать? Ну пошли, Кирилл, наверное, уже пришел, — скомандовал Лешка.

— Да, он приехал, — отозвалась Катя.

Мы вошли в кабинет Кирилла Егорова.

— Здравствуйте. Подождите пару минут. Я человека провожу и вернусь. — Он вышел с каким-то высоким плечистым парнем.

— Леш, ну и где твой Кирилл? — спросила я минут через пять. — Я сейчас опять засну, и будет вам опаньки.

— Чего-чего, а «опаньки» нам точно будет, — засмеялся Лешка.

Вернулся Кирилл. Я достала диктофон.

— Как же я хочу спать! — Он положил на сложенные на столе руки голову.

— Не надо о грустном. Такая же беда.

— Я вчера в четыре лег. Надо было отсмотреть и вернуть кассету.

— А я — около трех.

— Понял.

Так мы и общались: я пыталась понять, все ли я спросила, а Кирилл — все ли он рассказал. В самом разгаре беседы появился продюсер. Он как-то недоверчиво посмотрел на нас с Кириллом.

Лешка, присутствовавший при этом, перехватил его взгляд:

— Это у Кирилла интервью берут.

— Да-а?!

И тут же стал дополнять беседу какими-то деталями, эпизодами. Как и все продюсеры, он был бодр и энергичен.

Вот настал момент, когда я выключила диктофон.

— Спасибо. Как только выйдет материал, я вам позвоню.

— Спасибо вам.

Раз уж я оказалась на «Мосфильме», решила зайти к знакомым на телестудию, где сочинялись телесериалы. Когда бы я ни пришла, народ был замотанный и зачастую неадекватно реагировал на происходящее. В принципе, было объяснимо. Иногда одновременно запускалось до пяти проектов, так что в редакторской всегда был дым коромыслом.

— А, привет. Проходи.

Мой визит был воспринят старой приятельницей Дашкой Матвеевой как что-то само собой разумеющееся, хотя я появлялась там нечасто.

— Привет.

— Подожди секунду, надо кое-что утрясти.

— Не вопрос.

Нашу беседу прервал телефонный звонок.

— Вайсфельд? Я не знаю такой породы собак. Не собака? А кто? Какой министр? А, это из «Анны». А я тебя про собачий сериал спрашиваю. Хорошо. Звони.

Перехватив мой взгляд, Матвеева пояснила суть диалога:

— У нас, как всегда, несколько проектов запускается. Один исторический, времен Николая Первого, а второй — о буднях современных сыщиков. Я последние три дня изучила всю мыслимую и немыслимую литературу про служебных собак, изнасиловала Интернет, так что, как видишь, клиника налицо. А народ имел в виду другой, исторический, сериал. Выяснилось, что Вайсфельд — один из министров. Такая вот чехарда. Кофе хочешь?

— Хочу.

Я не стала злоупотреблять гостеприимством Матвеевой и через пятнадцать минут покинула ее, сославшись на то, что меня еще ждут великие дела.

Плутая по лабиринтам коридоров, я встретила своего знакомого, актера Александра Венгерского.

— Привет! Какими судьбами?

— На пробы приезжал.

— Удачно?

— Представь себе, да.

— Поздравляю. А в театре как?

— Все так же.

— А конкретнее?

— У нас три месяца назад премьера была. Знаешь, наверное. У меня с этим спектаклем какая-то дикая история произошла. Меня утверждают на главную роль. Приятно, конечно, но почему-то было как-то неуютно. Тогда я не мог понять, в чем дело. Идут репетиции, все нормально. И за десять дней до премьеры мою роль отдают другому актеру. А я играю, как всегда, что-то из «второго эшелона». Нормально? Так и с катушек слететь недолго. В общем, был месяц полного кошмара. И теперь, когда актер, которому дали мою роль, заболел, меня срочно ввели. За три дня я судорожно пытался вспомнить текст. В общем, дурдом. А вчера на спектакле тоже был номер. Пять минут до выхода, а Тани Макаровой нет. Все на ушах стоят. С ее выхода ведь спектакль начинается. Звонят ей, а она дома. Девушка забыла, что у нее спектакль. Пришлось срочно на ее роль Настю вводить.

— Весело живете, ничего не скажешь. А кому твою роль дали?

— Вячеславу Сапронову. Знаешь, наверное.

— А то! Тот еще фрукт.

— И не говори. Я однажды такую картину застал. Выхожу из театра после спектакля. Смотрю, на служебном входе преданные поклонницы Сапронова тусуются. Через какое-то время он выходит. Они счастливы. Так он выстроил всех и говорит вахтерше: «Видите их? Запомнили? Больше сюда не пускайте». И ушел. У меня был шок. Как так можно?

— Но он вообще славится непростым характером.

— Это еще мягко сказано. Перед выпуском спектакля он народ до истерики доводил. Приезжал в театр заранее, изучал костюмы и декорации. «А это что на сцене торчит? А здесь почему костюм узкий?» В общем, караул. Причем с этим спектаклем вообще много всякого было. Там одну из ролей играет наш старейшина Иван Антонович Новиков. Он на первую репетицию пришел с выученным текстом. Режиссер не знал, что делать. Как репетировать дальше? К этому времени еще не все артисты пьесу до конца дочитали. Такие вот пироги.