Вместо этого она увидела, что он тихо рыдает.

– Как она похожа на Желтую Птичку, – прошептал Стивен.

Когда Улыбка Солнца приблизилась к нему и поднялась на крыльцо, их глаза встретились, и они узнали друг друга.

– Ей сказали, кто я? – спросил Стивен.

– Да, – с сомнением ответила Мэдди, – но она не говорит и вообще редко с кем-нибудь общается.

– Отчасти именно поэтому Голодный Медведь, ее свояк, счел за лучшее отправить ее сюда, – объяснил Лис. – У народа лакота неопределенное будущее, и ему показалось, что будет лучше, если кто-то будет присматривать за ней.

Стивен, казалось, не замечал ничего, что так расстраивало Мэдди, ни во внешнем виде, ни в поведении Улыбки Солнца.

Он протянул руку, чтобы прикоснуться к руке дочери, она же, защищаясь, свернулась калачиком на ступеньке крыльца.

– Ей станет лучше, – спокойно и твердо произнес он. – Мы позаботимся об этом.

– Голодный Медведь говорил, что она была прекрасна, пока ее мужа не убили на Литтл Бигхорн, – сказал ему Лис.

– Ну не удивительно! Событиям на Литтл Бигхорн всего несколько недель, а люди Безумного Коня с тех пор постоянно находились в движении! У нашей бедной Улыбки Солнца не было времени оправиться от удара, а траур у лакота, насколько я помню, длится год. Так что ничего необыкновенного…

Его голос неуверенно затих, так как он не мог не видеть разницу между трауром и полным уходом из жизни Улыбки Солнца.

Наконец Мэдди вздохнула:

– Ну, так что же нам теперь с ней делать?

– Твоя сестра будет спать наверху с тобой и бабушкой Сьюзен, – ответил Стивен. У Мэдди округлились глаза:

– Но, отец…

– Я знаю, что ты, так же как и я, рада, что нашла Улыбку Солнца и привезла ее в семью, – отрезал он. – Нам всем придется принести некоторые жертвы, чтобы быть уверенными, что она чувствует себя желанной и способной как можно скорее победить свое горе. Мы должны окружить ее огромной любовью и показать ей, что значит быть членом семьи Эвери.

После короткого колебания Мэдди кивнула. У нее возникло ощущение, что все, кто ее окружают, великодушнее и чище сердцем, чем она. Она решила очень постараться и, что бы ни чувствовала, будет с довольным видом соглашаться не только для того, чтобы доставить удовольствие отцу, но и для самой себя.

– Ну что ж, что ж, я бы сказала, ты сильно изменилась, – бормотала бабушка Сьюзен, пока Мэдди мыла по суду. – Я всегда слышала, что жизнь среди индейцев меняет женщину, и, полагаю, так оно и есть!

– О, честное слово, бабушка! – закричала Мэдди, но, заметив блеск в глазах старушки, осеклась: – Ты дразнишь меня, да? Прости, я просто устала. – Она помолчала. – Бабушка, ты будешь считать меня нехорошим человеком, если я признаюсь, что не в восторге от своей новой сестры?

– Я это заметила, – ответила Сьюзен. Она вытерла тарелку и поставила ее на полку.

– Как я могу полюбить, по-настоящему полюбить человека, который ведет себя как бешеная собака? – с вызовом заметила она.

– Шшш… Ты сама ведешь себя точно так же, дорогая, – предупредила бабушка.

– Но спать в одной комнате с этой вонючкой! Если бы она хоть вымылась…

– Если ты не заметила, – перебила бабушка. – Улыбка Солнца еще не переступила и порога нашего дома, и я сомневаюсь, что сделает это в обозримом будущем. Если я правильно догадываюсь, это бедное дитя останется в повозке где она сможет побыть в одиночестве и чуть пообжиться здесь. Ей будет уютнее под этим брезентовым навесом, с видом наружу, свежим воздухом и уединением. Ты, знаешь ли, не единственная, кто умеет приспосабливаться!

Мэдди стояла, опустив руки в таз с мыльной водой, и думала.

– Ты считаешь, отец позволит ей остаться в повозке?

– Разумеется позволит, если таков будет ее выбор. Он позволит все, что необходимо для того, чтобы Улыбке Солнца было уютно. Ты могла бы иногда поставить себя на место другого человека, Мэдди!

Сьюзен мягко пригладила локон, выбившийся на лоб внучки.

– Я никогда не была в большом восторге от твоего отца, но теперь я им горжусь. Должно быть, он все это время чувствовал себя очень виноватым, думая о Желтой Птичке и Улыбке Солнца. Он очень рисковал, пытаясь привезти ее в свою семью, и я уверена, что он напуган больше, чем хочет это показать. Ты должна проявить к нему немного сочувствия, милая.

От слов бабушки Мэдди захотелось снова стать маленькой и забраться к ней на колени.

– О, бабушка, как хорошо быть дома с тобой! Ты так мудра!

– Правда? – Сьюзен потерла уставшую поясницу и нетвердой походкой проковыляла к стулу, чтобы сесть.

– Я должна признаться, дорогая, я сама недавно испытала ужасные эгоистические чувства.

– О, бабушка, как восхитительно! – Мэдди захлопала влажными руками, вытерла их о передник и бросилась придвигать свой стул к стулу Сьюзен. – Расскажи мне все! Нет, дай мне сначала угадать. Это мать Лиса… да? – Она хихикнула, когда Сьюзен неохотно кивнула. – Признаюсь, я была так удивлена, увидев ее здесь, но так занята всем остальным, что не сразу распознала характер миссис Мэттьюз. Она очень властная?

– Прошу тебя, Мэдди, – Сьюзен округлила глаза. – Она приехала сюда и, совершенно посторонняя, стала управлять домом! Я, может быть и стара, но я не слаба! И может быть, я не самая усердная сиделка для твоего отца, но я не служанка, которую можно без всяких разговоров выбросить в сторону!

– Разумеется нет!

– Не покровительствуй мне, Мэдди. Я вовсе не хочу строить из себя важную персону и должна признать, Энни очень милая женщина. Но от ее доброты мне только хуже. – Сьюзен налила себе в рюмочку немного хереса. – Скажем лишь, я рада, что ты вернулась… и рада, что и Лис здесь; Энни все свое внимание перенесет на него!

В течение долгой минуты Мэдди покусывала нижнюю губу, обдумывая слова бабушки.

Сьюзен допила свой херес и налила е1це один бокал внучке.

– Гммм… – вздохнув, та выпила.

– Ты не собираешься поведать мне, как ваши отношения с Лисом? – спросила она наконец, потеряв терпение. – В конце концов, я приложила к этому руку.

Мэдди усмехнулась.

– Да, и это счастье, что тебя не было поблизости, когда он обнаружил, что я убежала с ним. Я решила, что он смягчится, если я упомяну, что ты благословила этот план, но…

– Честное слово, Мэдди, иногда я думаю, что у тебя здравого смысла не более чем у кузнечика! Лис не тот человек, которого я хотела бы рассердить. Я удивлена, что он не прочел мне нотацию сегодня вечером за тортом и кофе!

– О, не беспокойся, с этим он справился. – Мэдди застенчиво улыбнулась бабушке: – Мы, так сказать, заключили мир. Мы сейчас очень близки… но до свадьбы еще далеко, если это тебя интересует. Лис все время предупреждал меня, что не готов к этому ответственному шагу, так что я знала, как рискую, и все равно ничего бы не изменила!

– Вы любите друг друга?

Мэдди мило покраснела.

– Да, верю, что это так. Иногда я верю в это больше, чем остальные, но теперь, по крайней мере, мне понятно, что жизнь Лиса осложняется не только из-за меня. Если он не готов жениться и осесть на одном месте, это не потому, что недостаточно любит меня. – Она уставилась в пространство и вздохнула. – Признаюсь, я порой надеялась, что мои мечты осуществятся, когда мы вернемся в Дидвуд и у Лиса будет время расставить все на место в своей жизни. Я думала, что, если он будет жить рядом со мной, ему будет не хватать близости, которая была между нами, когда мы жили среди племени лакота. О, бабушка, – она подняла свои блестящие изумрудные глаза, – это было самое удивительное время в моей жизни. Я столько узнала за такое короткое время – о себе, о Лисе, о жизни!

Бабушка Сьюзен задумчиво поглядела в окно.

– Ты с самого рождения слышала рассказы о карьере моего отца в Сенате Соединенных Штатов и помнишь, не так ли, что его наставником был Бенджамен Франклин? И моего и твоего брата – обоих назвали в его честь. Я помню, что в молодости обсуждала с папой индейскую проблему, и он повторил кое-что, сказанное ему доктором Франклином, а именно, что в большинстве случаев белые пленники, выросшие среди индейцев, отказываются впоследствии от своей расы. Он говорил о случаях, когда белого человека, часто женщину, выкупали и белые обходились с ними со всем возможным уважением, и, тем не менее, он или она при первой же возможности убегали назад… чтобы никогда больше не видеть белых.