По закону читать дело можно сколько угодно, но прокуроры в погонах так торопились сервировать меня к столу Зюганова-президента (пока там суд да дело, а выборы уже 16 июня: эти поганцы-коммунисты собирались же с первого тура победить!), что нас с Резником просто торопили самым неприличным образом, чуть ли не до истерики. На чтение стряпни Станислава Иванова у нас ушла неделя.
Но победы не вышло, по крайней мере, на этот раз. И дело, испуская глубокие вздохи, валялось в Мосгорсуде, пока не возник новый сюжет с операцией Президента, новый всплеск розовых надежд красных сил, и, следовательно, какие-то действия судейских чиновников. Дело было назначено к слушанию на конец сентября.
Реальный ущерб от всех этих плясок скелетов из шкафа:
1. Потеря времени (моего, времени Константина Борового и Генри Резника).
2. Ущерб для государственного престижа (Общее мнение от этого дела у иностранных корров таково: Россия — страна непуганых идиотов из электората Зюганова, непуганых бандитов (из ФСБ, прокуратуры и суда) и не пуганых Обломовых (все остальные россияне, которые ничего не делают с первыми двумя группами).
3. А.В.Кривченко намекнул, что он имеет право запретить мне ездить на дачу: (летом 1995 г.) 40 км от Кремля.
4. Станислав Иванов обещал изменить меру пресечения на содержание под стражей, если я буду еще писать статьи, особенно о своем собственном деле.
5. А.Ильюшенко сорвал поездку в Италию в августе 1995 г.
6. Судья Татьяна Губанова немотивированно (нежелание огорчать А.Трофимова, Г.Зюганова, А.Лукьянова и В.Илюхина — не мотив для суда) отказала в восьмидневной поездке в Испанию в августе.
7. Вымотанные нервы, давление 190/120.
Это все сущие пустяки по сравнению с 40 млн. уничтоженных этими же органами (или их предтечами) россиян — и не только россиян.
Я не знаю только, обнадеживало ли Александра Никитина то, что он своим примером символизировал исторический прогресс: до Ельцина, до августа, при Советах его бы расстреляли. И адвокатами у него были бы отнюдь не Резник и Шмидт. СМИ ничего о нем не передавали бы, и никаких пресс-конференций! А так он просидел в недрах ФСБ только 10 месяцев с хвостиком… Кому «спасибо» сказать? Ельцину, Чубайсу, Кисилеву — с удовольствием. «Беллуне» и правозащитникам — от души. Но не ФСБ же! И не за то, что руки не укоротили…
Идеологическая схема моего суда аналогична процессу Жанны д'Арк плюс коррекция на конец XX века, а вместо коммунистов у нее были англичане. Замените ФСБ на инквизицию, и вы получите искомый результат. Итак, дано, что меня обвиняют в том, что я ведьма, еретичка и послушна Сатане.
Ведь суть моего обвинения по «Архипелагу» (время процессов над генетиками, кибернетиками и космополитами) — это ВАД, ВАТ и ПЗ (Восхваление американской техники и демократии и преклонение перед Западом) — вполне на уровне Средневековья.
В конце костер, потому что прокурор Лыгин требует полутора лет заключения в советском концлагере, где нет статуса политзаключенного. То есть сожжение на медленном огне. Медленная смерть (больше 5-6 месяцев с моим здоровьем не выдержать). А я предпочитаю сожжение на «быстром» огне — смертельную голодовку. Всего два месяца, если с водой. 11 дней, если без воды. Обвинение и финал тождественны, что в Средние века, что сейчас. Но атрибутика! Представьте себе, что Жанна д ' Арк ходит на суд свободно, дав подписку о невыезде, что у нее есть адвокаты, что она дает интервью, что в зале судилища — телевидение, что епископ Кошон объясняется со СМИ…
Все меняется кроме сути. А суть все та же: тебе надо доказать, что у тебя нет рогов и копыт, что ты не применяешь черную магию и не ездишь на шабаш на козле. И это доказываешь ты, доказывают члены Пен-центра, Союз писателей, адвокат Резник… Депутат Боровой доказывал другое: что рога и копыта у эксперта Рощина…
Судья Губанова была очень вежлива и мила. Я ее так и представляю теперь: в эсэсовской форме, после трудового дня в Освенциме она вышивает бисером абажур из человеческой кожи. В конечном итоге из меня сделали белку в колесе: та же подписка о невыезде, то же дело, ушедшее на доследование или на новый процесс… Вот здесь-то и оценишь чеченцев: они первыми вырвались из беличьих шубок и беличьих колес. Шамиль Басаев не будет доказывать, что он не колдун и не террорист.
На этой земле, в той России, которая есть географически, а не виртуально, в мечтах, мне предоставлено на выбор два вида унижения:
1. Сесть в советскую тюрьму и до последней минуты жизни, даже если это будут только 11 дней, подвергаться глумлению тюремщиков, гэбистов, прокуроров. Умереть не свободной, умереть в неволе, после того, как твое достоинство будет растоптано.
2. Всю жизнь доказывать, что ты не ведьма, не верблюд, не враг народа, объясняясь со скамьи подсудимой с дураками и подонками. Это не свобода, конечно. Это соучастие в грязных провокациях таких «расследований» и «судов». Это игра по их правилам, за их столом.
А больше нет перспектив. Все остальные — еще хуже. Эмиграция — это бесчестье, дезертирство, предательство. Измена слову, долгу, делу жизни.
Еще можно застрелиться. Новый вид капитуляции, абсолютное доказательство того, что у страны нет шансов, что в ней нельзя бороться и жить.
А я выбрала вечный кафкианский процесс. Второй вариант. И если кто-нибудь видит более достойный выход из этой ситуации, пусть первым бросит в меня камень…
Что же до «дела о трех миллионах», то то, что я о нем думаю, в моем последнем слове. Приятно помечтать о виртуальной России, которую задавила Советская республика, которую похоронил Иван Грозный. Наверное, Китеж был именно таким. Виртуальная реальность…
И ВОТ ПОСЛЕСЛОВЬЕ, КОНЕЦ
От народных восторгов по поводу запрета КПСС со снятия памятника железному Феликсу до нынешнего меркантильного равнодушия по поводу каждого потенциального народного избранника, от депутата до губернатора или Президента («Мама, а мама! Несет ли он яйца?» — «Не знаю, душенька, должен бы несть») — всего 5 лет.
Может быть, это и есть норма при капитализме. Но с нами это случилось рано, капитализма еще нет, а чтобы его построить, его надо чертовски полюбить. Бескорыстно. Наверное, это бывает всегда именно так: пассионарный восторг — забивание камнями, Голгофа — новая религия, вера, катакомбы, мученики, звери на арене — рутина, равнодушие. Закон Божий, механическое отбывание религиозной повинности. И хорошо, если фанатизм и инквизиция не продолжат этот ряд.
Когда на последней неделе Входил он в Иерусалим, Осанны навстречу гремели, Бежали с ветвями за ним.
А дни все грозней и суровей, Любовью не тронуть сердец, Презрительно сдвинуты брови, И вот послесловье, конец.
Пастернак знал толк в отчаянии, тем более что в его время за Зюганова не 30 миллионов голосовали. Все 100 процентов голосовали за кандидатов блока коммунистов и беспартийных.
На выборах 1995 года в ГосДуму я провела эксперимент: выставила свою кандидатуру от ПЭС. Только Константин Боровой оказался достаточно храбр, чтобы взять меня в долю. И то не в первую тройку, иначе бы спонсоры не дали ему денег, а в провинции отказались бы собирать подписи на подписных листах… 4 процента у ДВР, меньше 1 процента у ПЭС — ну ладно, провинция, глубинка, Вандея. Борового считают богатым (Жирик, кстати, богаче, но получает свои проценты) и поэтому не любят на селе и в провинции, Гайдара считают представителем власти. Но я выставилась в Москве. Здесь масса демократов. 23 соискателя на округ! Всякой твари по паре, от любителей пива до баркашовки. Я не имела и не искала денег. Только на подписи самую малость. Никакой агитации за себя. Хорошие концептуальные листовки. Идеи, а не дешевые обещания. На улице меня узнает каждый второй. По радио, по TV, в газетах я выступаю часто. Мне-то время не нужно покупать. И никакой пропаганды своей персоны. У меня есть доказательства: доперестроечный стаж борьбы, потом борьба при Горби, потом борьба за свободу Чечни. Я думала, что другие кандидаты этого не предъявят, а главное было — остановить войну в Чечне, убрать коммунистов и нацистов с дороги, уйти на Запад без всяких разговоров о третьем пути. Я никогда не стала бы состязаться с достойными людьми, которые много сделали для страны: с Егором Гайдаром, с Константином Боровым, с Сергеем Ковалевым, с Глебом Якуниным, с Галиной Старовойтовой. Но у меня в округе были кандидаты, которые мизинца не укололи за эту страну, за ее свободу. Тельман Гдлян, например, лично объяснявший избирателям, что для таких экстремистов, как я, нет места в ГосДуме. Он раздавал визитки с обещанием оказывать бесплатную юридическую помощь до 2001 года… То есть нес яйца. А я не обещала ничего, кроме борьбы с коммунистами и фашистами, кроме сохранения чести страны, кроме помощи бедным чеченцам… Всем стало ясно, что я отказываюсь нести яйца из принципа. Юлий Нисневич шел от «Выбора России». Что ж, в мирное время он прекрасный депутат. Но время еще не мирное. Я не учла одного: что место в ГосДуме — это не только право защитить честь страны и с чем-то бороться, это еще и теплое и сытное место. Я хотела отдавать; а соискатели шли брать. В результате был избран популист Гдлян, голосующий с левыми. У Нисневича оказалось второе место. Дальше был «яблочник». Потом — представитель блока Панфиловой из МВД (!). Коммунист, лужковец из НДР. У меня оказалось 7-е место. 11 тысяч человек с хвостиком. В других округах Москвы было бы то же самое: демократы не способны уступить другому даже во имя общего блага, а большинство требует от депутата мяса, шерсти и молока… Я больше никогда не буду баллотироваться. Я живу для этих 11 тысяч человек — по московским и петербургским округам, для задушенной горсточки демократов в провинции, для угнетенных национальных меньшинств, которые дают мне продукты на рынке даром (уж они-то все голосовали за меня), для 4 процентов гайдаровского электората, для тех, кто отдал свой голос Боровому. Для своих.