- Эвон-то как нескладно вышло. Кто ж знал-то?

  Эхом отдалось в голове - да, кто знал?

  Задумался, краем уха слушая разговор сотников, что собрались у одного костра. Как же прав был Кулибин! Все течет как по писанному в учебнике. История не меняется в угоду хранительнице Клио. Монголы взяли Рязань, в тот же день, как и было указано в истории.

  Вдруг стало тихо, и я услышал, как заговорил Ефпатин:

  - А вот что, бояре, мы увидели, когда из Чернигова к Рязани вернулись. Сгорел град славный, только пепелище вокруг, да дым. Ров мертвыми завален - дети, женщины, старики, никого не пожалели. Поганые, видно, по ним на стены шли. А от стен высоких, ничего не осталось. Кругом пепел по колено - как вода в реке. А во граде-то, там где храм стоял, только огарки и звонница на боку лежит. А в пепелищах кости тлеют. Поганые вместе с народом храм сожгли. Как увидел я все это - сам как мертвый стал. И сердце биться перестало. А братья мои звонницу нашли и подымают. Язык в пепле отыскали, приладили и на козла подняли. Тут мы увидели, что края-то оплавились. Но колокол стал петь. Страшно так петь. И представьте, бояре, люди из пепла стали подниматься! Прям из него. Как выходцы из того света они вылезали из схронов и погребов. И из леса стали выходить. Они обо всём нам поведали. Страшные дела поганые творили. Поклялись мы тогда, бояре, что не будет нам житья, пока эту погань из земли нашей не изгоним. Вот такие дела, братья мои.

  Тяжелая тишина установилась над лагерем.

  - Помянуть бы павшие христианские души, да все вино, что было, замерзло.

  - У нас есть чем. - Кубин поднялся и не глядя на меня отошел в сторону. Я не стал возражать. Выпить за павших надо, тем более хотелось напиться, чтоб заглушить боль в груди. Опять крепкий настой самогона пьётся как вода. Прав дед Матвей - не отпустит, пока мстить не стану. А я тоже клянусь - пока жив саблю свою поить вражьей кровью буду.

  - Тоже славные слова, боярин!

  Я поднял голову и увидел, что на меня смотрят все.

  - Мы все поклялись на крови своей - бить поганых пока живот цел!

  Значит я клятву в голос сказал. Пусть, вернее будет. Гляжу на Ефпатина и спрашиваю:

  - Сколько у тебя воев, Ефпатий?

  Тот в ответ загудел басом:

  - Пешцов с пять сотен будет и десять сотен конных. Мы ведь сначала только две сотни конных имели, а потом, как табуны во первой раз отбили, так ещё на коня несколько сотен посадили. Если в этот раз коней поделим, то все на коня сядут. Вот только брони не все имеют.

  Я кивнул:

  - Коней мы отдадим, только десятка три возьмем для обозов.

  - Эко как! Добре. А у вас сколь воев?

  - Почти шесть сотен поначалу было, а сейчас пять сотен. И все с одинаковой бронью. И запас кольчуг мы имеем. Да и ту бронь, что с павших сняли, и с врагов. Все в обозе. Так что дадим вам и бронь.

  Потом сотники разошлись, а мы всю ночь сидели одни и разговаривали с Коловратом. Ефпатин рассказал всё о себе, как служил Рязанскому князю, куда и зачем он поехал, как о падении города весть пришла. Поведал, как братьев Варнавиных встретил и о нашей дружине узнал. Это случилось уже после боя с пятью тысячами монгол под командой Хостоврула. Прям на поле боя они и встретились. Что он решил на восток двигаться, нам навстречу. Вот и встретились. Потом рассказывал я, а дед Матвей кивал и дополнял. Сидели долго, греясь самогоном и огнем костра. Рассказы наши были совсем не веселыми. Ефпатин играя желваками, выслушивал всё то, что случится в стране после их попадания в прошлое. И так же, после долгого молчания спросил:

  - Это всё правда?

  - Да.

  Коловрат вздохнул и произнес:

  - А если мы Батыя убьём, то история пойдёт по-другому?

  - Вряд ли. - Кубин разлил остатки самогона. - Понимаешь, Николай, мы тут рогом упираемся, что бы что-то изменить, но все так и идёт, как шло. Рязань, вот пала. День в день.

  Немного посидели молча. Потом Ефпатин сказал:

  - Думаю, вы не сидели, сложа руки?

  - Ну почему же? Вон, у нас каждый ратник в справной брони. Мы даже строить каре своих предков научили.

  - Ну-ка, ну-ка, давай поподробней. - Оживился Ефпатин.

  - Идея-то была Владимира Ивановича, а воплощал её я. С горем пополам мы добились того, что бояре начали понимать - что мы от них хотим. Каждому ратнику сделали щиты, по типу византийских, да и на месте будущего боя, большие щиты будут собираться, как для гуляй-города.

  Дружина вышла из леса и остановилась, выпустив вперед быстрые дозоры и дожидаясь выхода всего обоза. День выдался ясным и морозным, но я предпочел бы, чтоб шел снег, как в прошедшие дни. Постоянно падавший снег хорошо маскировал передвижение дружины, обозов и табунов, а сейчас за нами остаётся четкий след. Где-то здесь выгоняли из леса отбитые у монгол табуны и их следов после двух суток снегопада уже не заметишь. Коней пришлось гнать к Ефпатинскому лагерю, где находилась пешая часть его дружины, так как прибывшие на следующий день с лесного озера обозники, сообщили - лошади поели всю траву и камыш, что смогли найти под снегом. Кормить такое количество лошадей было нечем, зерна, что было в запасе, на такую ораву не хватало. Для перегона табуна, Ефпатин выделил две сотни из своей дружины. Мы же, вместе с ними, отправили две волокуши с отобранными для дружины Коловрата образцами щитов, трофейной и своей бронью.

   Следующий день, после хлопот с обозом и табунами, хоронили погибших. Старый священник, категорически отказавшийся уйти с обозом на Нижегородскую землю, отпевал павших. Опускали погибших в мерзлую землю под оглушительную тишину. Вместе с нами, казалось, скорбел зимний лес. Даже молчали вездесущие галки и крикливые сороки. В груди опять заболело, гибель молодых парней выжгла мне сердце, и хотелось боя. Такого боя, чтоб, как сказал Кубин - смотреть в глаза врага, насаженного на остриё своей сабли. И опять самогон пился как вода.

   Обоз задавал темп движения, отряд шел, разделившись и прикрывая с двух сторон сани, растянувшиеся на полкилометра. Я, Ефпатин и дед Матвей ехали впереди, постоянно оглядываясь на длинный хвост медленно ползущей дружины. Это не нравилось никому. В любой момент на нас мог выскочить монгольский дозор, а до нужного места ещё два дневных перехода. Если бы не медленные сани, то добрались к Ефпатинскому лагерю к вечеру. Но приходится с этим мириться - в них оружие, щиты, припасы.

   Кубин, вдруг, толкнул меня и показал вперёд:

   - Глянь, Володя.

   Вот кого я давно не видел, так его. Навстречу, наискось пересекая поле, летел огромный черный ворон. Я и Кубин, ехали, провожая полёт огромной птицы глазами, а тот летел и молчал. Даже если ворон не тот, то все равно черный ворон - это вестник. И понятно, какие вести он может принести - враг близко. Ворон пересёк поле и уселся на сосну, торчащую выше остальных деревьев. Ефпатий, приблизился и спросил, глядя в сторону ворона:

   - Чего это вы, бояре?

   - Да вот, Николай Александрович, помнишь, Владимир Иванович рассказывал о том, как он сюда попал? Так это, возможно, тот ворон, что плохие вести всё приносил.

   - Да ну? - Коловрат присмотрелся на край леса. - Не, где нижегородчина, а где рязанщина. Вёрст-то сколько?

  Я пожал плечами:

  - Ворон, что цыган - вольная птица. Взял и полетел. Не факт, что это тот самый, но для нас разницы нет.

   - Да, может, ты прав, Володя.

  Подъехали к высокому холму. Лес в этом месте раздавался вширь на пол версты и кромкой своей проходил по холму чуть ниже его вершины. Колонна стала огибать его справа. Вдруг, среди глухого стука копыт и скрипа снега под полозьями, послышалось отчетливое:

   - Кгарррг!

  Мы обернулись и увидели, что ворон, улетает в глубину леса.

  - Сделал своё черное дело и улетел. - Пробубнил Кубин.

  - Да ладно, Матвей Власович, это простой ворон. Летел-летел по своим делам, сел отдохнуть, потом каркнул себе в дорогу и... Стой! - Ефпатин вдруг поднял руку. И склонил голову, как бы вслушиваясь во что-то.