Подвёл итог. Из всего хабара, навар только с лошадей и оружия. Остальное хлам.

  Демьян уже стоял рядом и пристально смотрел на меня. Быстро он с лошадьми управился, ну да, ему привычнее.

  - Ну что, говорил с Гориным?

  Он мотонул головой.

  - Успеешь ещё.

  За оградой послышалось пение. Кажется, псалмы поют. Мимо ворот, в сторону поля, прошли женщины. Впереди они несли икону. Все держали зажжённые свечи.

  - Отпевать пошли. Батюшки то у нас нет.

  Я глянул на Демьяна.

  - А почему сегодня?

  Демьян хмуро ответил:

  - Решили сегодня. Видеть, что сделали на поганые, невыносимо. Горин сказал, похороним прямо там. Поле уж Буевым окрестили. Там, как батюшку привезут, часовню поставим, погост будет.

  - А ты что здесь тогда?

  Демьян вскинул на меня глаза. В них плескалось горе и боль.

  - Не могу. Не могу я видеть их такими.

  Сел на землю, уткнулся головой в колени, и заплакал. Я понимаю его. Сам, когда хоронил родителей, был как в отключке.

  Сел рядом и, откинувшись на стену сарая, закрыл глаза.

  - Ты поплачь, Дёма, поплачь. Мужчинам можно плакать. - Это подошел дед Матвей. В его глазах то же блестели слёзы. Он постоял, потом показал мне глазами, что надо отойти. Поднялся, и мы отошли к дому.

  - Владимир Иванович, я хотел спросить, с какого ты времени.

  Смотря в глаза Кубина, я сказал:

  - Из две тысячи десятого года.

  Кубин вздрогнул:

  - Господи. Ну почему всё так?

  - А ты Матвей Власович, год сказал, а месяц какой был?

  - Двадцать седьмое июля было. А почему ты спрашиваешь?

  - Война началась, Матвей Власович. На ней больше десяти миллионов погибло.

  - Господи! - Дед Матей застыл с закрытыми глазами.

  Во двор зашёл Горин, повернулся к иконе, висящей над воротами и перекрестился.

  - Давайте помянем упокоенные души. Демьян неси вино. Внизу, в леднике, возьми. Нам сейчас пирогов принесут. Посидим, и помянем.

  Сидели долго. Казалось с каждой кружкой вина, мы заливали в себя всё больше горя. Пели песни, каждый свою. Демьян два раза ходил на ледник за новым бочонком. Потом, когда обнаружилось, что вино кончилось, я полез за водкой.

  Потом не помню.

  М-да, нормально посидели. Ой, я курил интересно или нет? А-то, как выпью, так и курю одну за одной. Достал сигареты. Блин. Курил. Что по этому поводу объяснять? Ну, по крайней мере, дед Матвей может подтвердить, что это не колдовство.

  Вот и вспомнил прошлый день!

  Медленно, чтобы не тряхнуть головой, поворачиваюсь к Демьяну:

  - Демьян, ты как?

  - Что как?

  - Голова не болит?

  - Нет, а с чего бы? - Парень выглядел бодро и вопросительно смотрел, не понимая - что я хочу сказать.

  - Сбегай, воды согрей, или в доме кипятку спроси, да поторопись.

  - Эт, я мигом! - Демьян выскользнул наружу.

  Он, вроде, пил с нами. И как я водку достал, он уже отрубился. Так, лечится, будем кофе с коньяком, вино ведь выпили всё, водку тоже. Коньяка осталось пара глотков. Медленно, чтоб не дёргать головой выбираюсь наружу. Подставил лицо свежему утреннему ветру. Стало полегче. Покопался в сумах, нашёл кофе и флягу с остатками коньяка. Из-за ворот вынырнул Демьян с кипятком в котелке.

  - Ставь сюда.

  Он поставил рядом со мной котелок и стал смотреть, как я готовлю кофе. Оценив ёмкость котелка, в пять литров, я решил, что воды многовато. Достал свой котелок и перелил примерно полтора литра в него. Сыпанул кофе и сахара. Зашуршало сено, и из сарая выполз Горин.

  - Ох, крепко зелие твоё Володимир Иванович, бо голова моя язвлена зело. Як черти, прости Господи, в голове тумбаны колотят.

  Он с трудом сплюнул.

  - И рот как смолой склеен.

  Я ему первому кружку с добавленным в кофе коньяком и сунул.

  - Держи Илья Демьянович, этот напиток поможет прийти в себя, хотя не так как вино.

  Стал наливать себе, как из-за ворот вышел дед Матвей. Вид у него был получше нашего. Он принюхивался, и сразу посмотрел на котелок с кофе. Протянул кружку ему.

  - Полечись, Матвей Власович.

  - Какое наслаждение! Боле тридцати лет не пил сей напиток. - Зажмурился от удовольствия Кубин.

  Я поднялся и шепотом спросил:

  - Матвей Власович, я вчера курил?

  Он кивнул.

  - А Горин что?

  - Ничего. Если видел, то не понял. Он голову-то еле держал.

  Горин хлебал кофе с наслаждением, причмокивая и громко выдыхая после каждого глотка.

  - Уф, велелепно-то как!

  Горин посмотрел в пустую кружку, вздохнул и сказал:

  - Бабы нам брашно в путь соберут. Потрапезничаем и в путь. Матвей Власович, отроков отряди на сбор. Всех возьмём. В брани были, значит, новики уже.

  Дед Матвей кивнул и вышел за ворота. Горин пристально посмотрел на Демьяна, что переминался с ноги на ногу рядом.

  - Ведомо мне, что ты в кмети к Володимиру Ивановичу хочешь. Так?

  Демьян кивнул.

  - Добре. Володимир Иванович хоть и странен вещами, но добрый баскак. И в брани быстр, аки пардус, видел я. Многому может научить, даже меня.

  Горин улыбнулся и подмигнул парню. Демьян просветлел лицом и взглянул на меня. Я допил кофе и сунул кружку в суму.

  - Демьян, собери всё тут. Байдану вот эту возьми, твоя будет. Саблю подбери. Коня. Тряпьё только отдельно увяжи.

  - Я мигом! - Засиял радостью парень.

  Мы с Гориным вышли за ворота.

  - Почитай всех мужиков в Полесках навь прибрала. Отроков вот забираю. Обучать надо ратному делу. А вот кто управляться по хозяйству будет? Дело ли делаю? - Тихо произнёс Илья Демьянович.

  - Дело, Илья Демьянович, дело. Неспроста степняки поганые по землям нашим шастают. Думаю, разведку они ведут. Возможно, в скорости много ратников понадобится.

  Ну как сразу сказать ему про вторжение, что начнётся по осени? Ещё подумает, откуда, мол, ведаешь про это? Надо деда Матвея с его друзьями к этому делу подключить. Он говорил, их четверо сюда попало, правда, потом брат Кубина погиб. Интересно, где они? И какое у них оружие было. Надо у Кубина спросить, не лишнее будет. Горина и князя убеждать уже потом, всем вместе.

  Из Полесок выезжали ещё до полудня. Матери прощались со своими сыновьями, просто перекрестив их в дорогу. Мать Митяя, окрестив сына, подошла к Демьяну.

  - Бог вам в защиту, Демьянушка, сыновец мой. Берегите себя.

  Демьян выглядел внушительно. От осознания того, что одет в настоящую броню, на остальных парней он даже не смотрел. А те делали вид, что это им всё равно, но получалось плохо. То и дело они бросали быстрые взгляды на Демьяна. Первыми ехали Горин и дед Матей, следом я и Демьян, пленный степняк, потом все парни, что отстреливали монгол в лощине.

  Сзади послышался разговор. Я прислушался. Парни вспоминали, бой лесу. Как бабахнуло, что все присели. Как кто стрелял. Сколько раз каждый попал в поганых. Усмехнулся. Послушать их, то каждый настрелял с десяток. И на самом деле поганых человек семьдесят было и, с каждым разом, их число возрастало. А мы, Горин, дед Матвей и я, так, сбоку припёка. Я двинул слегка Демьяна локтем и мотнул головой назад. Он пожал плечами и буркнул.

  - Что с детей взять?

  Вона как! А он, стало быть, уже взрослее их. Вроде одногодки все. Загордился уже? Ну-ну. Чем выше задран нос, тем меньше видишь. Я склонился к Демьяну и медленно проговорил:

  - Будь проще, и люди к тебе потянутся.

  Выражение лица у него стало озабоченным. Видимо не понял смысла и, после обдумывания, спросил:

  - А что это значит?

  - А то, что свой нос ты задрал высоко. Не стоит так делать. Тебе ещё с ними бок о бок сражаться придётся. Спину друг другу прикрывать.

  Впереди одобрительно крякнул Горин. А дед Матвей обронил:

  - Слушай отрок, и мотай на нос, пока усы не отросли.

  Демьян задумавшись, отвернулся.

  - Илья Демьянович, а мы сейчас куда? Верши?