– А ты не придешь?

– Я же свидетель, кто меня пустит? Макс, мы постараемся вытащить тебя как можно быстрее, но чудес не бывает, такие дела как правило рассматриваются три – шесть месяцев. У меня, конечно, есть знакомые в суде, и я попытаюсь ускорить процедуру, но это уже как получится. Да, – я спохватился, чуть не забыв самое главное, – тебя еще не допрашивали?

– Нет, – глухо отозвался он, сраженный пониманием того, насколько сильно влип.

– Ничего не говори, ничего не подписывай. У тебя есть адвокат – все только с ним. Это понятно?

– Да…

– Обещаешь?

– Куда я денусь, – попытался улыбнуться Макс.

Возвращался в контору я в отвратительном настроении, снедала злость на нашу неповоротливую систему правосудия, на продажных ментов – язык не поворачивался называть их полицейскими, – которые, пользуясь своей властью и погонами, творили что хотели. А ведь еще в моем детстве родители учили, если что, обращаться к за помощью к «дяденьке милиционеру», теперешним родителям такое и в голову не приходит.

Я посмотрел на окна родной конторы – в одном из них маячил знакомый силуэт, значит, Зотов на месте, и это очень, очень здорово.

– Михалыч, – я просунул голову в дверь кабинета коллеги, – дело есть.

– Да ты что?! – ехидно отозвался тот, убирая в сейф тонкую папку с бумагами. – Нет чтобы сказать: Михалыч, тебе премия! Или: Михалыч, не пора ли тебе в отпуск?! Вот я бы поразился, а то – дело! Нашел чем удивить.

– Будет тебе премия к отпуску, – пообещал я, – а сейчас давай я тебя быстренько введу в курс дела, а то у меня самоотвод, ибо свидетельствую в пользу защиты.

– Во как! – восхитился Зотов и, склонив свою лысоватую голову набок, плюхнулся на жалобно заскрипевший стул. – Ну излагай.

Рассказ занял совсем немного времени, но после него Михалыч долго молчал.

– Повезло, – наконец выдал он, не уточняя, кому именно.

– Александр Михайлович…

– Стасик, я уже пятьдесят семь лет ношу это имя, а ты хоть и начальник, но должен же понимать, что при том объеме работы, которым ты сам меня завалил, между прочим, я физически не смогу обойтись без помощи.

– Я не отказываюсь, – пробурчал я в ответ, понимая, что попал – этому жуку палец в рот не клади.

– Ну, значит, так и порешим, – бодренько продолжил Зотов, хитро улыбаясь, – экспертов берешь на себя, стар я бегать еще и по экспертизам. Свидетелей ищу и опрашиваю я, нечего тебе светиться, а то еще чего доброго показания под сомнение поставят. Потом на тебе оформление дела, поездки в суд – копировать материалы мне тоже недосуг, и самое главное – проникновенная речь с тебя. Такая, чтобы я с ней выступил, и самое черствое сердце судьи…

– Михалыч…

-…растаяло! Это в ваших интересах, юноша! Ну и отпуск мне в августе предоставишь.

– Михалыч, это знаешь как называется?!

– Умением грамотно выстраивать отношения с руководством, – Зотов подмигнул сквозь стекло очков и заразительно засмеялся.

Я улыбнулся в ответ: сердиться на него не было никакой возможности, а адвокат он был от бога. И в этой ситуации, когда на него внезапно сваливалось еще одно дело, когда и своих невпроворот, он был вправе ставить условия. Хотя… Хотя насчет отпуска он загнул, надо потом будет с ним поговорить на эту тему – менять с таким трудом согласованный график я не буду.

Теперь следовало заняться рутиной – зарегистрировать дело, получить подтверждение на Михалыча, чтобы он был официальным адвокатом и мог посещать СИЗО и представлять интересы клиента в суде, и написать еще кучу нудных, но таких необходимых бумаг… Иначе не видать Максу свободы как минимум полгода.

Глава 5

Перед работой пришлось заскочить в супермаркет: Михалыч методично уничтожал запасы кофе, чая и конфет, приходя в мой кабинет с докладами о том, как продвигается дело Максима. Иногда мне казалось, что он специально это делает, устраивая небольшие перерывы, потому что временами новости были совершенно незначительными.

Побросав в корзинку килограмма два разных шоколадных конфет и не забыв прихватить большую пачку черного чая, пошел на кассу – задерживаться в магазине смысла не было, а вот появиться на работе как можно быстрее как раз было нужно. Михалыч прислал уже две смски, вежливо интересуясь, где меня черти носят. Где, где…

– Полина, скажите Александру Михайловичу, что я у себя, – проходя мимо стола секретарши, негромко произнес я и еще тише добавил: – минут через пять, – надо же успеть спрятать покупки.

– Станислав Ильич, – едва я зашел в кабинет, как туда проник Михалыч, – мог бы и сразу заглянуть, я тебе не влюбленная барышня в окно высматривать.

– Михалыч, где горит? – поинтересовался я, снимая пальто и вешая в шкаф.

– Это ты меня спрашиваешь?! – возмутился тот. – Где ходатайство о независимой экспертизе? Где ходатайство о приобщении показаний свидетелей к делу?

– Не шуми, сейчас все будет. Чайник вон поставь, – Михалыч покосился недобро, но послушался. Я открыл портфель и извлек на свет божий пару папок в простых картонных обложках. – Держи, здесь вроде все.

– О! Це другое дело! – расплылся в улыбке Зотов и зашуршал пакетом, извлекая конфеты и заварку.

Я молча сел на свое место, слушая вполуха довольного Михалыча.

– Ну что, я бы сказал, что если и не все у нас в шоколаде, то довольно близко к тому. Смотри, что получается: ребятки в буфете вас очень даже хорошо запомнили, плюс есть запись видеокамеры. Люблю, ох как люблю эти новые системы безопасности. Вот с одной стороны, раздражает этот тотальный контроль, а с другой – вот хорошо же! – он отхлебнул горячего чая, развернул конфету и сунул ее в рот. – С Ларисой пытался поговорить – она ничего слушать не хочет, но это и не важно. Пусть пока поупирается, наш клиент стопроцентно невиновен. И я бы даже сказал, что заключать с ней мировое было бы совсем не в наших интересах. Нам нужно полное оправдание, и я еще буду настаивать на встречном иске – оговор есть оговор. Про дядю ее тоже все ясно, и прижать его тоже есть чем.

Мы посидели еще немного, ровно столько времени, сколько нужно, чтобы допить чай, и разошлись каждый по своим делам. Но уже перед дверью Михалыч вспомнил о привете от клиента и радостно мне его передал:

– И сказал отдельно спасибо за сигареты, кажется, чай его меньше обрадовал.

– Наверное, он не любит курить чай, – неуклюже пошутил я, но Зотов залился счастливым смехом, как будто услышал шутку века, и вышел в коридор, пребывая в отличном настроении.

Я убрал чашку на подоконник и углубился в работу, которой как всегда было немеряно.