В 1894 г. вышла в свет книга П. Лафарга «Язык и революция» (русский перевод в 1930 г.), в которой анализировались факты влияния Великой французской революции на язык нации. Большой вклад в развитие внешней лингвистики внесла социологическая школа А. Мейе. Основной постулат школы сводится к тому, что социальные факторы, а не психологические процессы и внутренние сдвиги в контексте заставляют изменяться значения слов. В становлении новой области лингвистики значительную роль сыграли исследование A. Соммерфельта «Язык и общество» (1938), указавшее на связь между типом человеческого мышления, общественным укладом и типом языка, работы учёных Пражского лингвистического кружка по проблеме литературного языка, а также деятельность Т. Фрингса, основателя лейпцигской школы исторической диалектологии. Основной пафос коллективной работы лингвистов – определение непосредственной связи языкового процесса с процессами политическими и культурно-историческими [Чемоданов 1975].
Значителен научный вклад отечественной социальной лингвистики в 20—30-е гг., когда время коренных социальных преобразований поставило перед обществом и перед языковедами трудные теоретические и практические задачи языкового строительства как части так называемой культурной революции. Отечественные языковеды стали руководствоваться высказываниями классиков марксизма-ленинизма о социальной обусловленности языка. Работы Н.Я. Марра,
B. М. Жирмунского, Л.П. Якубинского, А.И. Селищева, Е.Д. Поливанова, Б.А. Ларина, P.O. Шор, Г.В. Винокура, В.В. Виноградова и др. заложили основы новой языковедческой дисциплины – социолингвистики. Сам термин появился много позже (впервые был употреблен в 1952 г., но только в 1963 г. определилось направление исследований в этой сфере, сформировался комитет по социолингвистике и состоялась конференция американской антропологической ассоциации).
Американская социолингвистика стала развиваться в двух направлениях: а) лингвистическом, когда изучается сам язык, и б) этнографическом, когда исследуется ситуация, в которой происходит общение, – этнография речи, или определение этнографического контекста. Разграничивают также микросоциолингвистику (изучение личной коммуникации говорящих) и макросоциолингвистику (изучение совокупностей людей и больших социальных проблем). В компетенции макросоциолингвистики – проблемы языкового обследования больших групп населения (например, английский язык американских негров), билингвизм, образование контактных языков – пиджинизация и креолизация, конвергенция (схождение) языков, языковое планирование.
Первая вузовская программа по социальной лингвистике была составлена проф. В.Д. Бондалетовым в 1974 г. По ней был прочитан спецкурс для вузовских преподавателей в Ленинграде. Первое в СССР учебное пособие по этому курсу для факультетов русского языка и литературы было написано также В.Д. Бондалетовым (издано в первом варианте в 1984 г., основной вариант вышел в свет в Москве в 1987 г.). В этом исследовании чётко и перспективно очерчена предметная область социолингвистики, раскрыто содержание общей, синхронической и диахронической социолингвистики, прослежена история русского языка в социолингвистическом аспекте, предложено продуктивное решение таких актуальных теоретических и практических вопросов, как периодизация истории отечественной социолингвистики, характеристика форм существования языков народностей и наций, типов билингвизма, видов диглоссий и др. Так, разработанная В.Д. Бондалетовым систематика диглоссий (более ста разновидностей) признана наиболее детальной и с успехом применяется при оценке языковых ситуаций в странах Европы, Азии, Африки и Америки.
В.Д. Бондалетов предложил периодизацию отечественной социолингвистики с учётом содержания и методов исследования; им выделены три этапа. 1) Зарождение социологической лингвистики в советском языкознании (20—40-е гг.). На этом этапе решались такие вопросы, как социальная дифференциация языка, социальная диалектология, национальная политика в языковом строительстве. 2) Советская социальная лингвистика в 50—60-е гг. (уточнение и расширение предметной области социолингвистики). 3) Современный период социальной лингвистики (конец XX – начало XXI в.) с его системным подходом к изучению языковых и социальных факторов.
8.3. Цели, задачи и проблематика социолингвистики
Социолингвистика (социальная лингвистика) – это направление языкознания, изучающее общественную обусловленность строения, возникновения, развития и функционирования языка, воздействие общества на язык и языка на общество [Бондалетов 1987: 10, 16–17]. В центре её внимания – причинные связи между языком и фактами общественной жизни. Социолингвистика интересуется тем, во-первых, как социальный фактор влияет на функционирование языков, во-вторых, как он отражается в языковой структуре и, в-третьих, как взаимодействуют языки. Социолингвистика – это своеобразный сплав социологии, социальной психологии, этнографии и лингвистики, при этом в центре внимания находится не столько сам язык как таковой, сколько его носители.
В социолингвистике наметились следующие направления: 1) общая социолингвистика; 2) синхроническая социолингвистика; 3) диахроническая социолингвистика; 4) проспективная социолингвистика (лингвистическая футурология); 5) прикладная социолингвистика; 6) сопоставительная социолингвистика; 7) социопсихолингвистика и др.
Социолингвистика разрабатывает свои методы и методики. Основным исследовательским методом социолингвистики является корреляция языковых и социальных явлений. Она дополняется и усиливается такими приёмами, как анкетирование, использование данных статистики и переписи населения [Аврорин 1975].
В структуралистском языкознании отчётливо намечалась тенденция к отказу от социолингвистических исследований, поскольку внимание структуралистов было обращено прежде всего на имманентные (внутренние) свойства языковой системы как таковой, в отвлечении её от связей с человеком, обществом, мышлением и другими экстралингвистическими факторами. Это сужает возможности познания «собственных» законов построения языка и потому обусловливает неадекватность лингвистического описания. Взаимоотношение социологической и структурной лингвистики – сложная проблема. Методически возможно при описании системы языка отвлекаться от экстралингвистических факторов, но объяснение системы только на основе её внутренних законов – вещь трудная, если не сказать невозможная, так как в целом существование языка, его назначение и функции в обществе обусловлены причинами социальными. Ф.П. Филин справедливо заметил: «Общественные функции языка не являются лишь чем-то внешним относительно его структуры, системных связей, закономерностей его развития. Нельзя себе представить, что язык как структура – это одно, а его использование в обществе – это совсем другое» [Филин 1966: 39].
Важным вопросом социолингвистики является вопрос о том, что считать в языке социальным: или его связь с экстралингвистическими факторами (влияние общественных явлений), или самую природу языка. Второй подход считаем более правильным. Признавая социальную природу самой языковой системы, необходимо иметь в виду неодинаковую социальную обусловленность разных её ярусов. Если лексический ярус обнаруживает прозрачную связь с жизнью общества, то фонологический ярус связан с нею опосредованным образом.
Было бы серьёзной ошибкой отыскивать для каждого языкового факта прямую связь с общественным явлением. В своё время это привело Н.Я. Марра и его ортодоксальных последователей к вульгаризаторским выводам. Ф. Энгельс в письме к Й. Блоху вполне определенно утверждал: «Едва ли удастся кому-нибудь, не сделавшись посмешищем, объяснить экономически… происхождение верхненемецкого передвижения согласных».
Однако «социальный фактор, который с первого взгляда кажется внешним по отношению к системе языка, в действительности органически связан с ней» [Курилович 1962: 19]. В языке всё социально постольку, поскольку язык не может ни развиваться, ни использоваться вне общества. Слово – своеобразный барометр социальных изменений. М.М. Бахтин писал о социальном вездесущии слова: «В слове реализованы бесчисленные идеологические нити, пронизывающие собою все области социального общения. Вполне понятно, что слово будет наиболее чутким показателем социальных изменений, притом там, где они ещё только назревают, где они ещё не сложились, не нашли ещё доступа в оформившиеся и сложившиеся идеологические системы… Слово способно фиксировать все переходные, тончайшие и мимолетные формы социальных изменений» [Волошинов 1928: 26].