Каким бы отталкивающим ни было это занятие, но сержант попытался определить, сколько тел можно собрать из разметанных по сторонам человеческих останков, а заодно попробовал опознать гайдзина.

Через несколько минут он отошел от машины. Все его надежды рухнули. Труп высокого и сильного мужчины на заднем сиденье, хоть и изуродованный до неузнаваемости, не оставлял сомнений. Даже клочья одежды, насколько Ога мог судить, очень напоминали костюм Фицдуэйна. В кровавом месиве он увидел и часы “ролекс” военного образца, похожие на те, которые обычно носил ирландец.

Да, сомнений не было — гайдзин мертв. Потрясенный и подавленный, сержант Ога вернулся к побитой полицейской машине и попытался включить радио. Как ни удивительно, радио еще работало.

Сержант начал передавать первое сообщение. Когда он закончил, то обнаружил на шоссе грузовик “мицубиси” и Чифуни Танабу, которая внимательно осматривала обломки лимузина Намака.

Ее появление не удивило сержанта. Люди из “Кванчо” сами устанавливали правила игры, и Танабу-сан, без сомнения, действовала по своему секретному плану. Она, насколько Ога успел заметить, проявляла особый, но тщательно скрываемый интерес к гайдзину.

— Сержант-сан, — обратилась к нему Чифуни. — Вы видели, как все это произошло?

Ога заметил, что молодая женщина выглядит скорее озадаченной, чем печальной, и был неприятно поражен этим обстоятельством. Агенты “Кванчо” были, конечно, людьми закаленными и видавшими виды, однако в данном конкретном случае сержант ожидал более человечной реакции.

Он коротко рассказал, как было дело.

Когда сержант закончил, Чифуни в раздумье молчала примерно полминуты, потом снова обернулась к нему.

— Я думаю, сержант Ога-сан, мы могли бы помочь друг другу. Идемте со мной.

Глава 20

Раздался звук пощечины, потом еще один. После небольшой паузы на Фицдуэйна снова обрушились хлесткие удары, он почувствовал боль и в конце концов сообразил, что все происходящее может иметь к нему непосредственное отношение. Впрочем, он не был в этом уверен полностью. Глаза его были закрыты, голова кружилась, и на мгновение Фицдуэйну показалось, что он снова в Ирландии, в госпитале, приходит в себя после операции и наркоза. Хирургам пришлось повозиться с его ранениями, да и сам он изрядно устал. Фицдуэйн снова начал проваливаться в сон.

Кто— то снова ударил его по лицу, на этот раз -гораздо сильнее.

— Кэтлин, — пробормотал Фицдуэйн недовольно. Он не понимал, почему его осыпают пощечинами.

Он слышал гул голосов, но не понимал ничего из того, что говорилось вокруг. Это было странно. Потом на него обрушился поток очень холодной воды, Фицдуэйн бессвязно залопотал и принялся отплевываться. Вода продолжала литься на него сверху, она попадала в рот, в нос, в глаза… Фицдуэйн как будто стоял под водопадом и, не имея возможности увернуться, чуть не захлебнулся. Дышать было совершенно нечем.

Потом водопад вдруг прекратился, и Фицдуэйн открыл глаза. Он видел все как в тумане, но ему показалось, что над ним нависает какой-то деревянный предмет. На его поверхности Фицдуэйн разобрал тонкие темные полосы и подумал об ушате или маленьком бочонке. Интересно, что здесь делает этот бочонок?

Непонятный и расплывчатый деревянный предмет у него над головой понемногу обретал резкость. Следующей нелегкой задачей для Фицдуэйна было попытаться осмыслить то, что он видит. Неожиданно, словно в машине с севшим аккумулятором, которую раскатывают по дороге несколько человек, в мозгу его проскочили подобно искре зажигания первые ясные мысли. Клетки мозга снова начали выполнять работу, для которой и были предназначены, но Фицдуэйну почти мгновенно пришлось об этом пожалеть: он понял одновременно множество неприятных вещей.

Он был вовсе не в Ирландии, и окружали его отнюдь не заботливые врачи и сиделки. Он был в Японии, а человек, который привел его в чувство, — если судить по татуировке изеуми, покрывавшей его руки и грудь под кимоно, — принадлежал к якудза. Бочонок оказался деревянным ведром с веревочной ручкой.

Фицдуэйн пришел в сознание и ясно видел окружающее, однако его все еще тошнило, а голова плыла, как после хорошего нокаута. Фицдуэйн дал себе пару минут, чтобы собраться с силами, и, когда якудза повернулся к нему спиной, попытался встать. Однако встать ему не удалось. Почувствовав его движение, якудза повернулся и, действуя с привычной непринужденностью, ударил Фицдуэйна ногой в живот. Ирландец снова распластался на полу.

“Зато я узнал две вещи, хорошую и плохую, — подумал Фицдуэйн. — Плохая новость состоит в том, что теперь я чувствую себя еще дерьмовее. Хорошая новость состоит в том, что теперь я знаю — меня окружают враги. Если только можно назвать это хорошей новостью. В любом случае знание — это сила”.

Однако усилие того не стоило. Фицдуэйн снова закрыл глаза и попытался восстановить хоть какое-то подобие душевного равновесия. Ему было совершенно ясно, что каким-то образом ему ввели наркотик, но как и когда — этого он не мог вспомнить.

Что, в конце концов, произошло? Где он? Кто захватил его? Пожалуй, его не собирались прикончить немедленно — иначе зачем было поливать его водой? — однако Фицдуэйна весьма занимали планы врагов, касающиеся его дальнейшего существования. Он попытался обдумать это, но решил, что на самом деле ему совсем не хочется знать подробности. Якудза любили рубящее оружие, любили устраивать своим жертвам исчезновения. Фицдуэйн был уверен, что отнесется отрицательно как к перспективе отправиться на дно Токийской бухты, так и к возможности очутиться внутри бетонного монолита где-нибудь под фундаментом одного из сейсмостойких небоскребов — чуда строительной индустрии Японии. В крайнем случае, если судьба уготовила ему именно такой конец, он предпочел бы не знать о нем заранее. Предвкушение мучительной смерти было не лучшим способом коротать время.

Фицдуэйн решил, что ему нужно отыскать какую-нибудь более приятную тему для размышлений. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о женщинах, но и она оказалась довольно болезненной. Тогда он стал думать об Ирландии, о своем острове, о веселых проказах Бутса и вспоминать его смех.

Фицдуэйн почти что начал улыбаться своим воспоминаниям, когда знакомый резкий голос прервал их череду.

— Я рад, что вы улыбаетесь, Фицдуэйн-сан. Вам, должно быть, известно, что один из принципов кодекса самураев гласит: примиряться с самыми неблагоприятными обстоятельствами. В вашем случае, однако, обстоятельства еще хуже, чем неблагоприятные. Юридически вы мертвы. Уничтожены. Разорваны на тысячу кусков. Какая трагическая потеря… А ведь так просто оказалось подготовить двойника!

Кеи Намака! Его уверенный, гулкий голос нельзя было спутать ни с каким другим.

Фицдуэйн открыл глаза. Кеи стоял перед ним в полном традиционном костюме самурая, даже за широким поясом его было заткнуто два меча. Судя по всему, он был весьма доволен собой.

— Стало быть, я в раю, Намака-сан, — сухо откликнулся Фицдуэйн. — Должен сказать, я весьма разочарован тем, что встретил здесь вас.

Кеи засмеялся, затем перевел слова гайдзина для других. Фицдуэйн услышал смех нескольких человек, но, памятуя о том, как неласково обошлись с ним совсем недавно, не рискнул сесть или повернуться. По звуку он определил, что в большой комнате вместе с ним и Намака находятся еще три или четыре человека. Поглядев за спину Кеи, Хьюго увидел развешанное по стенам старинное оружие, а под собой он чувствовал твердый деревянный пол. Связав эту информацию с костюмом, в котором предстал перед ним председатель “Намака Корпорейшн”, Фицдуэйн догадался, что находится в додзе, зале единоборств, японском salle d’arms. [14] “В таком же месте погиб Кристиан де Гювэн”, — вспомнил он.

— Вы смелый человек, — сказал Кеи. — Вы мне искренне нравитесь, поэтому я хотел бы объяснить…