Спасение казалось невозможным. Все дороги патрулировались и охранялись, капкан был расставлен, и паутина все туже стягивалась вокруг дерзкого заговорщика, чья сверхъестественная изобретательность теперь вряд ли могла спасти его.

Дега уже уходил, когда Шовлен вновь подозвал его.

Маргерит спрашивала себя, какие новые дьявольские планы он построил, чтобы завлечь в ловушку храбреца, действующего в одиночку против многочисленных врагов? Когда Шовлен повернулся к Дега, она на момент смогла увидеть его лицо, скрываемое до того широкополой шляпой. Худая физиономия и маленькие глазки отражали такую смертельную ненависть и дьявольскую злобу, что в сердце Маргерит исчезла всякая надежда, ибо она поняла, что от этого человека не приходится ожидать милосердия.

— Я забыл кое-что, — сказал Шовлен, с жестоким удовлетворением потирая руки с пальцами, походившими на птичьи когти. — Высокий иностранец может оказать сопротивление. Но стрелять следует только в крайнем случае. Я хочу, чтобы его взяли живым… по возможности.

Он засмеялся, как, по словам Данте [94], дьяволы смеются при виде мучений грешников. Маргерит полагала, что она уже перенесла полный набор страданий и ужасов, какие только может выдержать человеческое сердце, но теперь, когда Дега ушел из дома, и она осталась в грязной комнате наедине с этим монстром, ей казалось, что все предыдущие муки — ничто по сравнению с этой. Шовлен продолжал усмехаться сам себе и потирать ладони в предвкушении триумфа.

Он имел основания торжествовать — планы были отлично продуманы. Не оставалось никакой лазейки, сквозь которую мог спастись отважный и хитрый Алый Пимпернель. Все дороги охранялись, каждый уголок находился под наблюдением, а где-то на берегу, в одинокой хижине, маленькая группа людей ожидала своего спасителя, идущего навстречу смерти — даже хуже, чем смерти! Этот демон в одеянии священника не позволит храброму человеку погибнуть легко и быстро, словно солдат на посту.

Шовлен жаждал заполучить в свои руки коварного врага, так долго дурачившего его, восторжествовать над ним, насладиться его падением, подвергнуть его всем душевным и умственным страданиям, которые только способна изобрести смертельная ненависть. Храброму орлу, попавшему в клетку и лишенному крыльев, предстояло терпеть укусы крысы. И она, его любящая жена, приведшая мужа к этому состоянию, ничего не могла сделать для его спасения.

Ничего, кроме надежды умереть рядом с ним и успеть сказать, что вся ее любовь — глубокая, искренняя и страстная — целиком принадлежит ему!

Шовлен снял шляпу, и Маргерит стали видны очертания его худого профиля и острого подбородка, когда он склонился над тарелкой супа. Он явно был доволен собой и ожидал событий с полнейшим спокойствием, казалось, даже испытывая удовольствие от скудной пищи Брогара. Маргерит спрашивала себя, сколько же ненависти может таить одно человеческое существо против другого.

Внезапно, наблюдая за Шовленом, она услышала звук, превративший ее сердце в камень, хотя сам по себе этот звук едва ли мог внушать ужас. Чей-то веселый голос напевал: «Боже, храни короля!»

Глава двадцать пятая

Орел и лиса

Маргерит затаила дыхание; она чувствовала, что время словно остановилось. Веселую песню пел ее муж. Шовлен также услышал ее; бросив быстрый взгляд на дверь, он поспешно нахлобучил на голову широкополую шляпу.

Голос приближался; на секунду Маргерит охватило жгучее желание сбежать вниз, выскочить из комнаты и, чего бы это ни стоило, прервать песню и заставить певца спасать свою жизнь, пока еще не слишком поздно. Она вовремя подавила в себе этот импульс. Шовлен не дал бы ей даже добраться до двери, а к тому же Маргерит не была уверена, что рядом нет солдат, которых он мог окликнуть. Ее порыв способен погубить человека, которого она стремится спасти.

«Долго царствуй над нами. Боже, храни короля!» — все громче раздавалось пение. В следующий момент дверь распахнулась, и на несколько секунд воцарилось мертвое молчание.

Дверь находилась вне поля зрения Маргерит, и она, едва дыша, пыталась представить себе происходящее.

Перси Блейкни, конечно, сразу же заметил сидящего за столом кюре, но его колебания длились недолго. Маргерит увидела его высокую фигуру, шагающую по комнате, и услышала громкий веселый голос.

— Эй, кто-нибудь! Куда девался этот болван Брогар?

На Перси был все тот же великолепный костюм для верховой езды, который он носил, прощаясь с Маргерит; дорогое мехельнское кружево воротника и манжет выглядело безукоризненно; руки сверкали белизной; светлые волосы были аккуратно причесаны; изящным и небрежным жестом он поднес к глазам лорнет. Казалось, что сэр Перси Блейкни, баронет, явился на прием под открытым небом, устраиваемый принцем Уэльским, а не в ловушку, расставленную для него смертельным врагом.

Он стоял посреди комнаты, пока Маргерит, парализованная ужасом, не смела вздохнуть.

Каждую секунду она ожидала, что Шовлен подаст сигнал, комната наполнится солдатами, и ей ничего не останется, как бежать вниз и помогать Перси подороже продать свою жизнь. Маргерит еле удерживалась, чтобы не закричать:

— Беги, Перси — это твой враг! Беги, пока не поздно!

Но у нее все равно не хватило бы на это времени, так как в следующий момент Блейкни спокойно подошел к столу и весело похлопал кюре по спине.

— Черт возьми! Никогда не думал встретить вас здесь, мсье… э-э… Шовлен!

Шовлен чуть не подавился супом. Его тощая физиономия побагровела, и только приступ кашля помог хитрому дипломату скрыть самое большое изумление, какое он когда-либо испытывал. Неожиданная дерзость противника поставила его в затруднительное положение.

Очевидно, Шовлен не удосужился расставить вокруг таверны солдат. Блейкни, несомненно, догадался об этом, и его изобретательный ум уже составил план, как обернуть на пользу эту внезапную встречу.

Маргерит не шевелилась. Она дала сэру Эндрю торжественное обещание не говорить с мужем при посторонних, и у нее хватило выдержки не вмешиваться в его действия. Но сидеть на чердаке и наблюдать за Шовленом и сэром Перси было тяжким испытанием. Маргерит слышала, как Шовлен давал распоряжения о патрулировании на дорогах, и знала, что если Перси сейчас уйдет из «Серой кошки», то в каком бы направлении он ни двинулся, его быстро заметит кто-нибудь из людей капитана Жютле. С другой стороны, если Перси останется здесь, то его застанет Дега с шестью солдатами, которых потребовал Шовлен.

Ловушка вот-вот захлопнется, а Маргерит могла только сидеть и смотреть на это. Двое мужчин внешне являли собой полную противоположность друг другу, и Шовлен обнаруживал явные признаки страха. Маргерит знала его достаточно хорошо и понимала, что происходит в его уме. Шовлен не боялся за себя лично, хотя находился наедине с человеком, обладавшим недюжинной силой и безудержной смелостью. Ради пользы дела он бы мог вступить в опасную схватку, но опасался, что если здоровяк-англичанин выведет его из строя, то у него будет больше шансов на опасение. Подчиненные Шовлена могли не добиться успеха в поимке Алого Пимпернеля, не будучи руководимыми коварным и проницательным умом их начальника, которого вдохновляла смертельная ненависть.

Однако в данный момент представителю французского правительства, очевидно, было нечего опасаться своего могучего противника, который с добродушным и глупым смехом похлопывал его по спине.

— Простите, что напугал вас, — продолжал сэр Перси. — Один мой друг умер, подавившись ложкой супа!.. Что за скверная дыра, не так ли? Вы не возражаете? — добавил он, садясь за стол и придвигая к себе супницу. — Этот болван Брогар, наверное, заснул!

Блейкни невозмутимо налил себе тарелку супа и стакан вина.

Маргерит интересовало, не станет ли Шовлен, воспользовавшись отличной маскировкой, утверждать, что Блейкни обознался. Но дипломат был слишком умен для подобного опрометчивого шага. Придя в себя, он любезно протянул руку.