Маргерит вспомнила об этом в солнечное октябрьское утро, устремив взгляд в коридор. Фрэнк, очевидно, прибирал в комнатах хозяина, так как большинство дверей были открыты, в том числе и дверь кабинета.

Внезапно ею овладело детское любопытство и страстное желание заглянуть в святая святых ее супруга. Запрет, разумеется, не относится к ней, и Фрэнк вряд ли осмелится преградить ей путь. Все же она надеялась, что лакей занят в какой-нибудь из других комнат, и ей удастся заглянуть в кабинет незаметно.

Маргерит на цыпочках пересекла лестничную площадку и, словно жена Синей Бороды [80], дрожа от возбуждения и любопытства, остановилась на пороге, не решаясь идти дальше.

Дверь была слегка приоткрыта, и внутри ничего нельзя было разглядеть. Маргерит осторожно открыла дверь — в комнате не слышалось ни звука. Фрэнка явно не было в кабинете, и она храбро вошла внутрь.

Маргерит сразу же удивила суровая простота обстановки: темные и тяжелые портьеры, массивная дубовая мебель, пара географических карт на стене никак не ассоциировались у нее с праздным светским львом, завсегдатаем скачек и щеголеватым фатом, каким внешне казался сэр Перси Блейкни.

Никаких признаков поспешного отъезда хозяина в комнате не наблюдалось. Все находилось на своих местах, на полу не было ни клочка бумаги, все дверцы и ящики были закрыты, занавесы отодвинуты, впуская через открытое окно свежий утренний воздух.

В центре комнаты стоял громоздкий письменный стол, который, судя по его виду, уже давно служил хозяину кабинета. Слева от него стену от пола до потолка занимал помещенный в дорогую раму портрет женщины в полный рост, принадлежащий, как свидетельствовала подпись, кисти Буше [81]. Это была мать Перси.

Маргерит почти ничего не знала о ней, кроме того, что она умерла за границей, больная телом и душой, когда Перси был еще ребенком. Очевидно, когда Буше писал ее портрет, она была очень красивой женщиной, и глядя на картину, Маргерит не могла не удивиться необычайному сходству матери и сына. Тот же самый гладкий квадратный лоб, увенчанный густыми светлыми волосами; тот же ленивый взгляд глубоко сидящих голубых глаз под четко очерченными бровями, в котором тем не менее ощущалась скрытая напряженность и страстность, озарявшая лицо Перси в прежние дни, до брака, и снова замеченная Маргерит сегодняшним утром, когда она подошла к нему и заговорила с теплотой и нежностью в голосе.

Изучив заинтересовавший ее портрет, Маргерит повернулась и снова посмотрела на письменный стол. Он был покрыт надписанными сверху пачками бумаг, напоминающих аккуратно рассортированные счета и расписки. Маргерит раньше никогда не приходил в голову вопрос, каким образом сэр Перси, которого весь мир считал абсолютно безмозглым, умудрялся распоряжаться оставленным ему отцом огромным состоянием.

Удивленная доказательствами деловых способностей мужа, Маргерит поняла, что при помощи своих фатовских манер и глупой болтовни он не просто носил маску, а играл какую-то важную и тщательно продуманную роль.

Но для чего ему все это понадобилось? Почему он, очевидно, серьезный и умный человек, стремился выглядеть в глазах окружающих пустоголовым ничтожеством?

Сэр Перси мог хотеть скрыть свою любовь к жене, относившейся к нему с презрением, однако подобная цель не требовала постоянной и утомительной игры несвойственной ему роли.

Маргерит беспомощно огляделась вокруг, озадаченная и напуганная непроницаемой тайной и начинавшая чувствовать себя одиноко и неуютно в строгой темной комнате. Исключая великолепный портрет Буше, на стенах не было картин; их заменяла пара карт Франции: одна — северного побережья, другая — Парижа и его пригородов. Зачем они понадобились сэру Перси?

От пребывания в этой странной комнате Синей Бороды у Маргерит разболелась голова. Она не хотела, чтобы Фрэнк застал ее здесь, и, оглядевшись в последний раз, шагнула к двери. При этом ее нога толкнула какой-то маленький предмет, очевидно, лежавший на ковре у стола и теперь покатившийся по комнате.

Нагнувшись, Маргерит подобрала его. Это оказалось золотое кольцо с плоским щитом, на котором была выгравирована маленькая эмблема.

Повертев кольцо между пальцев, молодая женщина устремила взгляд на эмблему, представляющую собой похожий на звезду цветок, который она недавно видела дважды: один раз в опере, а другой — на балу у лорда Гренвилла.

Глава девятнадцатая

Алый Пимпернель

В какой именно момент сомнение закралось в ее голову, Маргерит не могла припомнить впоследствии. Зажав кольцо в кулаке, она выбежала из комнаты, быстро спустилась по лестнице и бросилась в сад, где, оставшись наедине с цветами, птицами и рекой, начала изучать эмблему более тщательно.

Сидя в тени сикамора, Маргерит тупо уставилась на золотой щит с выгравированным на нем маленьким цветком, походившим на звезду.

Конечно, это смехотворно — просто ее нервы напряжены до предела, и она видит тайны в самых простых совпадениях. Разве в последнее время весь Лондон не пользовался эмблемой загадочного и героического Алого Пимпернеля? Разве она сама не носила эту эмблему, вышитую на платьях и выложенную драгоценными камнями в волосах? Что же странного в том, если сэр Перси использует ее в качестве печати? Кроме того, какая может быть связь между щеголем-мужем с его изысканно-праздным образом жизни и дерзким заговорщиком, спасавшим прямо из-под носа кровожадных главарей французской революции их жертвы?

Мысли кружились водоворотом в голове Маргерит. Она не замечала ничего происходящего вокруг, и очень испугалась, когда молодой голос окликнул ее из сада:

— Cherie! [82] Где ты? — и юная Сюзанна, свежая, словно розовый бутон, с веселыми огоньками в глазах и каштановыми локонами, развеваемыми мягким утренним ветерком, выбежала на лужайку.

— Мне сказали, что ты в саду, — продолжала она, обнимая Маргерит, — и я решила сделать тебе сюрприз. Ты ведь не ждала меня так скоро, дорогая Марго?

Маргерит, поспешно спрятавшая кольцо в складках шарфа, старалась вести себя столь же весело и беспечно.

— Я очень рада, малышка, — сказала она с улыбкой, — что ты проведешь здесь целый день… Надеюсь, тебе не будет скучно?

— Скучно! Марго, как ты можешь такое говорить? Когда мы были в монастыре, мы так хорошо проводили время вдвоем!

— Да, и доверяли друг другу все секреты.

Взявшись за руки, они зашагали по саду.

— Какой у тебя красивый дом, дорогая Марго! — с восторгом воскликнула Сюзанна. — Как ты, должно быть, счастлива!

— Конечно! Как же может быть иначе, милая? — ответила Маргерит с тоскливым вздохом.

— Как печально ты это произнесла, cherie… Но теперь ты замужняя женщина, и вряд ли станешь сообщать мне свои секреты. А в монастыре у нас было столько общих тайн, и мы не делились ими даже с сестрой Терезой, хотя она была такой славной…

— А теперь у тебя одна, но очень важная тайна, — улыбнулась Маргерит, — которой тебе не терпится поделиться со мной, не так ли? Не красней, дорогая, — добавила она, видя, как лицо Сюзанны залил густой румянец. — Честное слово, здесь нечего стыдиться! Он благородный и честный человек, так что таким возлюбленным и мужем можно только гордиться.

— Я не стыжусь, cherie, — ответила Сюзанна, — и очень рада, что ты так отзываешься о нем. Думаю, что мама согласится на наш брак, и я буду так счастлива!.. О, но, конечно, об этом нечего и думать, пока папа не будет в безопасности.

Маргерит вздрогнула. Отец Сюзанны, граф де Турней — один из тех, чья жизнь окажется под угрозой, если Шовлену удастся установить личность Алого Пимпернеля!

Насколько она поняла по словам графини и одного-двух членов Лиги, их предводитель поклялся честью вывезти из Франции графа де Турней. Пока малютка Сюзанна, не думавшая ни о чем, кроме своей маленькой тайны, продолжала болтать, мысли Маргерит унеслись к событиям прошлой ночи.