Гегель подчеркивает, что действенная функция того или иного образа сознания в истории вовсе не совпадает с его действительным объективным содержанием. Только в свете «абсолютного духа» явственно выступает подлинное содержание того или иного исторического образа сознания.
Гегель, таким образом, пытается решить диалектику абсолютного и относительного моментов в познании. Здесь неизбежно возникает вопрос об объективном критерии познания. Не зная другого рода деятельности, кроме теоретической, Гегель и не может предложить в качестве критерия ничего другого, кроме мистического тождества субъекта-объекта.
Исключительно яркую и точную характеристику «Феноменологии духа» дал Маркс в «Святом семействе». «Так как Гегель в „Феноменологии“, — пишет Маркс, — на место человека ставит самосознание, то самая разнообразная человеческая действительность выступает здесь только как определенная форма самосознания, как определенность самосознания. Но голая определенность самосознания есть „чистая категория“, голая „мысль“, которую я поэтому могу упразднить в „чистом“ мышлении и преодолеть путем чистого мышления. В „Феноменологии“ Гегеля оставляются незатронутыми материальные, чувственные, предметные основы различных отчужденных форм человеческого самосознания, и вся разрушительная работа имела своим результатом самую консервативную философию… Гегель ставит мир на голову… Вся „Феноменология“ имеет своей целью доказать, что самосознание есть единственная и всеобъемлющая реальность» (1, 2, стр. 209–210).
Несмотря на такую резкую критику «спекулятивного первородного греха» Гегеля, Маркс, однако, отмечает, что идеалист по многим пунктам дает «элементы действительной характеристики человеческих отношений» (1, 2, стр. 211).
Почему же Маркс считал «Феноменологию духа» истинным истоком и тайной гегелевской философии? В «Феноменологии духа» раскрывается «тайна» рождения идеалистической диалектики.
В «Феноменологии духа» у Гегеля приобретает громадную важность категория «отчуждения», являющаяся центральной для всей философии Гегеля в целом.
К. Маркс подробно останавливается на гегелевской категории отчуждения в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». Прежде всего он отмечает, что Гегель стоит «на точке зрения современной политической экономии» (2, стр. 627). Этим самым Маркс дает понять, что проблема отчуждения и даже сам термин заимствован философом у английских экономистов.
Включив в свою концепцию мировой истории экономическую категорию, Гегель дал ей своеобразное толкование. Это своеобразие интерпретации выразилось в том, что Гегель постарался вытравить из этой категории реальное содержание. «Отчуждение» в истолковании философа — это прежде всего возникновение предметов объективного мира, природы и общества из духа. Дух в процессе своей деятельности отчуждает себя от самого себя в свое инобытие. Другими словами, дух как бы создает природу и общество по своему подобию, чтобы познать самого себя в своем другом. Этот процесс самопознания есть снятие отчуждения. Субъект познает объект как свое другое, свое инобытие, тем самым объект как бы возвращается в субъект, и в результате получается абсолютное знание тождества субъекта-объекта. Дух отчуждает, отпускает себя в чуждую ему среду — в природу и историю, но он не может находиться долго в чуждой ему среде и снова возвращается к себе, пройдя различные ступени антропологического, феноменологического, психологического, нравственного, художественного, религиозного духа, и в форме абсолютного знания получает соответствующее себе бытие. Так осуществляется опредмечивание и распредмечивание духа, отчуждение и снятие этого отчуждения. Следовательно, вся история самоотчуждения сводится у Гегеля к противоположению сознания самосознанию, объекта субъекту, причем это противоположение движется в пределах мысли.
Изложенная здесь концепция лежит в основе и других произведений Гегеля более позднего периода — «Энциклопедии философских наук», «Лекций по истории философии», «Лекций по эстетике» и т. д. Идеалистический и даже мистический характер этой концепции очевиден. Л. Фейербах был совершенно прав, когда он квалифицировал учение Гегеля о том, что все реальное является результатом деятельности духа, как рациональное выражение теологического учения о сотворении мира богом.
К. Маркс указывает и на другую сторону гегелевской категории отчуждения. Труд, по Гегелю, выступает посредником между субъектом и объектом. Труд есть одновременно опредмечивание, т. е. превращение духовных способностей человека в предметы, и распредмечивание, т. е. познание того, что предметы являются продуктами человеческой деятельности, отчуждение и снятие отчуждения. Проблема отчуждения у Гегеля в известной мере совпадает с проблемой труда. Следовательно, второй аспект категории отчуждения Гегель связывает со всякой деятельностью человека, со всякой работой, со сложным отношением субъекта и объекта. В таком случае богатство, произведения искусства и т. д. выступают как отчуждение и материализация сущностных сил человека, как овеществленный труд. Отсюда встает перед Гегелем проблема возникновения конкретной истории, исторических событий, понимание ее развития и законов этого развития. В такой трактовке действительная история (по Гегелю, ступени развития «объективного духа») предстает перед нами как результат отчужденной человеческой деятельности, а человеческий род есть подлинный субъект истории. В таком понимании отчуждение свойственно всем эпохам мировой истории.
Но оказывается, что, согласно Гегелю, есть эпохи, где деятельность людей и их отношения не носят характера отчуждения, а представляют собой гармоничное целое, единство (например, античный мир). Отчуждение выступает в своей примитивной форме в Древнем Риме, когда античная цельность индивида рушится и он превращается в «личность» как носителя определенных правовых норм и достигает кульминационного пункта в «гражданском», т. е. буржуазном, обществе. Возникает вопрос: не вкладывает ли Гегель в термин «отчуждение» еще какой-то смысл? И действительно, немецкий философ иногда говорит, правда в неясно выраженной форме, об отчуждении как о специфической особенности буржуазного общества (ярким примером здесь может служить параграф «Духовное царство животных»). У Гегеля, как было уже отмечено, имеются проблески понимания того, что в буржуазном обществе реальные человеческие отношения воспринимаются в искаженном виде: продукты собственной деятельности людей представляются им как некие чуждые силы, живущие обособленной от самих производителей жизнью и властвующие над ними. Догадки Гегеля о товарном фетишизме найдут более яркое выражение в его «Философии права», хотя этого и нельзя переоценивать. На этот счет есть очень глубокие высказывания Маркса. Так, в упомянутых выше рукописях 1844 г. Маркс пишет: «В качестве полагаемой и подлежащей снятию сущности отчуждения здесь (в „Феноменологии духа“. — М. О.) выступает не то, что человеческая сущность опредмечивается бесчеловечным образом, в противоположность самой себе, а то, что она опредмечивается в отличие от абстрактного мышления и в противоположность к нему» (2, стр. 626).
Это высказывание Маркса чрезвычайно существенно. Дело в том, что гегелевские представления о товарном фетишизме в высшей степени туманны. Гегель постоянно смешивает, отождествляет с объективностью вообще отчуждение духа в свое инобытие, в природу и общество. Это проявляется каждый раз в том, что капиталистически-отчужденная предметность, т. е. овеществление общественных отношений, у Гегеля постоянно отождествляется с объективностью вообще. Специфически капиталистическое отчуждение у него зачастую отождествляется с объективной действительностью общественного развития. Гегель прав, когда он говорит об отчуждении индивида от общественного целого, но он замечает это отчуждение только в области духовной деятельности. Гениальность Гегеля состоит в том, что он заметил возникшую проблему, само же существо ее оставалось неразгаданным. Гегель не понял, что главной причиной отчуждения является частная собственность. «Эта материальная, непосредственно чувственная частная собственность является материальным, чувственным выражением отчужденной человеческой жизни, — писал Маркс. — …Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т. е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т. д. к своему человеческому, т. е. общественному бытию» (2, стр. 588–589).