— А если он скажет Лере?
— И кому Лера поверит больше? Мужу, с которым живет столько лет и который для нее идеальный, или какому-то незнакомому дядьке?
Я совершенно растерялась. Мама никогда не вмешивалась в его дела. Она занималась своими, а отец мирно строил планы мирового господства прямо у нее под боком. Хотя раньше все не было так серьезно. Меня не пытались отправить в другой город прицельным пинком. Она изменилась, взгляд стал уверенным, как на допросах, осанка гордой. Львица, королева следственного комитета.
— Я, наверное, не должна одобрять твоего увлечения. Однако твой… дядя Миша проделал столько тяжелейшей воспитательной работы, на которую твой отец постоянно плевал, а я не находила времени. Тебе нужен такой человек, который сможет тебя поддержать. Соколов не лучший отец.
— Зачем ты вышла за него?
— Да кто б его знал! Это так давно было, влюбилась.
— Что ты мне предлагаешь? — Уже более деловито спросила я, чувствуя, как ослабевает петля на шее.
— Остаться. В очередной раз сделать по-своему. Только на этот раз ты будешь не одна. Я буду с тобой. А, если Соколова сорвет с катушек слишком сильно, на нашей стороне будет весь следственный комитет и еще десяток силовых структур.
Я неожиданно засмеялась. Это было так странно. Она издевалась! Не может же так просто и быстро измениться ситуация. Я остаюсь? Дома? Рядом с Мишей, подругами и академией? Конечно, нет. Вот отец узнает…
— А чего ты еще здесь? У тебя пар, что ли завтра нет?
— Есть…
— Ну, так иди, учи! А то твой дядя Миша будет недоволен.
Я резко кинулась в объятия мамы. Она прижала меня к себе.
— Давно нужно было так сделать.
— Я люблю тебя! — Она повторила мои слова. Камень с сердца свалился в район кишок.
Глава 27. Поднятый занавес
У меня тряслись колени, когда я вернулась в комнату. Я закрыла лицо руками, беспорядочно улыбаясь. Мне словно отменили смертную казнь. Трезвые мысли, говорившие мне о надвигающихся проблемах, отметались на задворки сознания. Я не хотела обращать на них внимание, и весь день проучила гистологию с анатомией. Все так зыбко и опасно, я могу столько всего разрушить из-за минутной слабости. Мне вспомнилось мамино лицо. Я крепко сжала свой камень, висящий на шее. Я буду бороться! За свое счастье, за спокойствие Миши. Здесь уж мне не будет равных.
Еще никогда час трясучки в маршрутке не был для меня таким счастьем, никогда я так не радовалась альбому и карандашам на гисте, милой Алевтине с ее добрыми, почти материнскими, улыбками. И, конечно же, моему Мише…
Увидев его в коридоре, я, совершенно не стесняясь, бросилась ему на шею. Он выглядел настолько удивленным и в то же время счастливым, что ответил лишь спустя несколько секунд.
— Агаточка, не на глазах у всех ведь! — Он ласково отстранил меня. Сколько спокойствия и радости в его ярких глазах, полных света. — Ты сегодня не узнаваема. Все разрешилось?
— Не знаю, насколько разрешилось. Если что…
— Можешь на меня рассчитывать. — Просто сказал Миша, глядя на часы и подталкивая меня к аудитории.
Полушария головного мозга ждали нас. Миша вызвал мою одногруппницу и попросил показать несколько борозд. Поставив ей заслуженную двойку, он отправил девушку на место. Я заволновалась. Она ведь что-то показывала.
— Так… Соколова Агата Леонидовна!
— Во блин! — Не стесняясь, выдала я. Миша спрашивал меня лишь однажды, в начале семестра. Можете представить, как я удивилась.
Я поднялась и, щелкая каблуками по деревянному полу, подошла к препаратам. Миша попросил показать центральную борозду, далее пошли другие вопросы. Я отвечала. Он все это говорил во вторник. Какой бы я не была, я слышала его голос и воспринимала информацию. Хотя на анате я делала сразу две вещи — старалась понять строение ЦНС и мечтала оказаться с ним наедине. А там уже мое воображение улетало фениксом. Почему фениксом? Миша каждый раз сжигал мою надежу своим мамонтовым спокойствием, а я возрождала ее из пепла. Я осознавала его другом, но как любая девушка надеялась, когда-нибудь он не сдержится, и мы станем ближе. Когда это будет, он будет нянчить правнуков… или моих собственных детей.
— Правильно! Молодец! — Миша ярко мне улыбнулся.
Я ответила такой же яркой улыбкой и осталась стоять рядом. Мне можно было находиться около него на опросе, заглядывать в журнал, задавать глупые вопросы, за которые остальных уже давно бы записали в хронические двоечники, и залетать в кабинет со всякими делами и просьбами. А еще, как оказалось, я отвечала за присутствие Миши на кафедре и за его хорошее настроение. После половины пары ко мне подошла Белла и выдала потрясающую вещь. Ее спросили следующей.
— Покажите теменную долю. — Подождав, пока Беллка помашет рукой над мозгом, Миша покачал головой. — А чего вы всей пятерней машете?
Опрос дался тяжело обоим. Он уже перешел на ты, повысил голос, умоляя Беллу не перескакивать с борозды на борозду — «не лезть через забор». С огромными глазами он влепил ей тройку, утверждая, что это огромный аванс и что Белле надо бы сходить к неврологу, а то у нее много непроизвольных движений. Подруга заверила, что обязательно сходит. А вот что выдала Белла:
— Агат, ну ты бы его хоть удовлетворила перед парой! А то он злой такой!
— Я не могу сейчас! — Она посмотрела на меня как на дурочку.
— У тебя, что рта нет?
— Иди ты, Белл!
Она улыбнулась и увернулась от моего косого удара. Потом она повисла у меня на локте и начала допрос, чего я такая счастливая, не изменил ли дядя Миша своего мнения и не предложил ли мне сдать коллоквиум под столом или даже роль штатной любовницы. Я не тратила силы на ее переубеждение. Смысл? Она все равно продолжит выдавать потрясающие мысли, я имею отличную возможность посмеяться.
Вторая половина пары прошла под темой «Базальные ядра».
— Скорлупа, putamen, мальчики не путать на экзаменах с похожим словом.
Мы немного похихикали, после общего рассказа, Миша показал нам все на препаратах:
— Вот хвостатое ядро, на сперматозоида похоже. Видели сперматозоида? — Мы закивали. — Это его головка, а на срезанной части тело и хвост.
Мне нравились его аналогии, я запоминала материал быстро и без проблем. Особенно, когда жила у него дома. Мама успела мне высказать свое мнение об уходе, но когда я поделилась своими впечатлениями как-то поугасла. Она хотела, чтобы я была счастлива, но не влипала в истории. После рассказа о мишиной проверке она и вовсе успокоилась. Я теперь взрослая. Умею сдерживать свои телесные желания в пределах мозга.
После пары осталась любимая препаровка. Мы уже хорошо расковыряли голову, Миша обещал принести нам голени. Мы бы чистили их от фасций и разделяли пучки.
— Вам точно нравится?
— Не нравится, не сидели бы. — Честно ответил Фима, склонившийся над скоплением сосудов и вычищая между ними жировую клетчатку.
Миша хитро улыбнулся мне и ушел к себе. Его кабинет сейчас походил на теплицу. У окна стол занимала рассада в пластиковых стаканчиках. Увидев этот домашний мини-садик в первый раз, я ухохоталась, чуть не столкнув один из черепов золотухинской коллекции.
— У тебя дача есть?
— Да. Летом съездим, будешь помогать сажать.
— Издеваешься? — Миша развел руками. Он был настроен вполне серьезно. Очень эротично кверху мускулюс глютеус в грядках копаться.
Мы осторожно распарывали фасции, очищали пространство, наслаждались разговорами и смеялись над всякими мелочами. Фима тоже не удерживался и подкалывал по поводу моей страсти к анатому. Что ж, сейчас она поутихла, энергию я направляла на учебу и противостояние отцу.
Стоило мне подумать об отце, как меня что-то укололо в грудь. Кулон царапнул! Надо зачистить застежку. Мне вдруг стало не по себе. Ох, устроит он мне дома коллекцию проблем. Я выдохнула и попыталась унять сердце. Оно волновалось. Я ведь даже не за себя боюсь, а за Мишу. Я чуть успокоилась, сосредоточившись на мелкой работе. Мы сидели около часа, разгребаясь.