Закрыв за собой дверь, я быстро достала свои легкие тряпочки и стала переодеваться. Это был один из моих костюмов для восточного танца. А как еще свести мужчину с ума? Делать нужно то, что умеешь! Это был плотный лиф, расшитый пайетками в форме треугольника цвета аквамарина с ниточками бисера по краям. Что-то на подобии тканевого колье на шею с большим отражающим свет камнем и теми же пайетками, из-под него выбивался мой камень, и перчатки из сетки выше локтя с бисерной окантовкой. Юбка, по мнению отца, была совсем нецензурной. Пара цветочков в пайетках на уровне бедер, звонкие монетки — почти резинка от трусов и идущие вниз в разных местах длинные шелковые ткани: спереди, две по бокам и сзади. То есть, стоит мне сделать шаг в сторону — вся нога оказывается открытой. Но самое главное, это платок, которым я закрыла волосы, легкий и струящийся, так же ловящий солнечные блики и посылающий их наивному зрителю.

Я осторожно выглянула, анатом был в гостиной, вглядываясь в книжные полки. Что ж, остался последний элемент — музыка. На это есть телефон. И вперед!

Я осторожно выскользнула, положила телефон на подоконник и нажала на кнопку — полилась ритмичная восточная музыка, как и положено с бубнами, флейтами и звоном монеток. Золотко обернулся, что ж, мне явно удалось его удивить! Глаза его, обычно спокойные с чуть опущенными веками раскрылись. Он отступила назад, я, виляя бедрами и улыбаясь через полупрозрачную ткань платка, толкнула его на диван. Застывший в изумлении, он поддался моему легкому толчку и сел. Я чуть отошла, раскинула руки в стороны и принялась закручивать их, бедра сами пустились в пляс, пайетки, монетки и бисер зазвенели в ритм мелодии. Я танцевала от души, со вкусом, подходя к нему, поднимая ногу, ставя стопу между его колен, наклоняясь и потряхивая плечами, поворачивалась, делала восьмерки, проводила кончиком носочка по полу; подпрыгивала и ловко выгибалась в спине, доставая руками до его колен, а затем осторожно выходила через бок. Пригодился мне и платок, он подлетал, то скрывая, то открывая мое лицо, оголенный живот и ноги. Я подбрасывала его, пробегая под, клала на ногу, имитируя волну, кружилась, запутывала и распутывала, в общем, вспоминала все, чему успела научиться. Мне не хватало только рисунков хной, как девушкам рисуют перед свадьбой. Они бы украшали мое тело и привлекали его внимание.

Мне казалось, что его взгляд заблестел, он с легкой полуулыбкой смотрел за моими движениями и шагами, чуть побаиваясь особенно откровенных жестов, к примеру, я подошла совсем близко и закинула свернутый платок ему за шею, выгнулась и сделала круг телом. Потом отпустила, нагло улыбнувшись, и вернулась к танцу. Под конец мелодии я и сама выдохлась, подбросив платок, качая разгоряченными бедрами, подошла к нему и обняла за шею.

Он заулыбался в полную силу, просунул руки между нами и похлопал. Я потеряла голову от восторга, казалось, что все в моей власти, сейчас я коснусь губами его, он подхватит меня, завалит на диван и…

— Ты очень хорошо танцуешь, Агата. — Я скромно улыбнулась, на некоторое время опустив взгляд. Вот сейчас, ну… однако Золотко не торопился бросаться на меня, наплевав на все условности.

— И все? — Чуть разочарованно спросила я. После некоторого раздумья анатом добавил:

— Долго училась?

Я прошипела про себя, что мой любимый оказался настоящим тормозом, и решила немного помочь ему, впившись в губы. Его рука взметнулась вверх, провела по моим растрепавшемся в танце волосам и пошла вниз, я начала таить. Но тут он осторожно сжал мою шею и отодвинул меня от себя.

— Агата, мы, кажется, договорились… — его лицо было спокойным, он словно объяснял мне, что не следует прыгать из окна шестнадцатиэтажки, терпеливо и доходчиво.

Тут меня словно изнутри взорвало. Я вскочила на ноги и отошла. Положила руку на лоб, походила немного по комнате. Мысли путались, я сомневалась, стоит ли их выдавать, однако дело стоило прояснить. Пометавшись немного, я остановилась, положив руки на талию, и спросила напрямую:

— Ты меня совсем не хочешь? Я некрасивая? Я не привлекаю тебя как женщина? Что? Объясни!

Он выдохнул, отведя от меня взгляд.

— Оденься, пожалуйста.

— Нет! — Уперлась я. — Не стесняйся, смотри! Это все для тебя!

Анатом поднял взгляд и посмотрел мне в лицо.

— Я не могу к тебе что-то испытывать, ты — моя студентка, ты мне во внучки годишься!

— Какая разница?

— Все серьезнее, чем ты думаешь. — Так же спокойно продолжал он.

Золотко поднялся на ноги, поднял с пола мой платок и развернул его с грустной улыбкой, потом подошел ко мне и накинул его на плечи, укутывая, как замерзшего ребенка.

— Но теоретически, ты мог бы? — Спросила я, мне важно было это знать. Задержав взгляд на моих зрачках, он удивленно покачал головой. Его подобные мысли из уст студентки явно забавляли и шокировали.

— Вот что ты во мне нашла? Просвети меня, и я смогу предотвращать подобные эксцессы, на случай появления еще одной такой девочки с геронтофилическими наклонностями. — Поначалу мне стало обидно, а потом я поняла: он еле сдерживает улыбку. Жук!

— Не прибедняйся, на тебя, поди, столько студенток вешалось!

— Когда это было! — Он обвел глазами гостиную, складывая руки на груди. — И ни одной я не дал повода вот так себя вести!

— Ты не ответил на мой вопрос. — Напомнила я, накручивая на палец темный локон и начиная улыбаться от пошлости своих мыслей. Миша (думаю, имею право так называть его сейчас) несколько смутился.

— Давно не практиковался. — Пожал плечами он, смотря в потолок.

— Ну, ведь можешь? — Не унималась я.

— В принципе… А что это я перед тобой отчитываюсь? Нет, Агата, нет!

— Почему?! — Затопала ногами я.

— Как ты инфантильна! Пойми, близость со студенткой унизительна прежде всего для самой студентки! Таким способом я бы показал тебе, что другого способа заслужить мое внимание, нет. Вы ведь неглупая девушка, зачем вам все это нужно? Сомнительный способ самоутвердиться.

Я сжала губы, мне становилось не по себе. Кружилась голова, хотелось плакать, кажется, начинала просыпаться атрофировавшаяся в отцовском доме совесть. Я запрокинула голову, чтобы не разреветься у него на глазах.

— Наверное, моя идея с более тесным общением не удалась. Вы не можете держать себя в руках.

— Нет! — Со слезами в голосе вскрикнула я. — Я научусь! — Я посмотрела на него, часто моргая, чтобы не зареветь. — Не бросай меня…

Он цокнул языком, вновь качая головой, ему было жаль меня в то же время, он не мог дать мне то, что я хотела. Я покрепче завернулась в платок.

— Миш, — рискнула я назвать его по имени. — Можешь выполнить мою просьбу?

— Если эта просьба не подразумевает в себе переспать с преподвателем, то да. — С лукавой улыбочкой выдал Золотко.

— Обними меня.

Он сделал шаг на встречу и нежно сжал меня в объятиях. Я уткнулась лицом ему в плечо, он устроил подбородок на моей макушке. Стало тепло, дыра, появившаяся после нашего тяжелого разговора, стала затягиваться. Боль постепенно уходила. Но я все равно чувствовала себя обманутой.

— Ты пойми, любовь к мужчине может выходить за рамки постели. Ты можешь любить его как отца, как друга. Это самое сложное для тебя. Научиться подобным видам любви. Для подростков это важно.

— А ты действительно Золотой! — Тихо сказала я, засыпая в его объятиях.

Я вздохнула всей грудью и почувствовала запах плавленого сыра.

— Мясо!

Мы вместе помчались на кухню, пожинать плоды совместных трудов. Получилось вкусно, анатом оценил мои старания. Больше мы разговор о моем маленьком гормональном срыве не заводили. Я только боялась, что он разочаруется во мне, перестанет относиться положительно. Золотко проводил меня до остановки и посадил на маршрутку, прежде чем я уехала, он осторожно поймал меня за запястье:

— Я верю, что ты справишься.

Я помню взгляд его серо-лазурных глаз, полный уверенности, гордости и желания помочь мне переосмыслить то чувство, которое сердце упорно принимало за желание.