Изменить стиль страницы

Они встретились на вечеринке в китайском квартале, организованной людьми Линь Пао. Певица, много путешествующая по миру, была идеальным курьером для Черного Генерала, который своими деньгами помог ей сделать карьеру и, как говорили был ее любовником. Пао питал слабость к певичкам, и в данном случае ван Рутен понимал это.

До встречи с Тароко сотрудничество ван Рутена с Черным Генералом носило довольно ограниченный характер. Он передавал Пао информацию о свидетелях, о подслушивании телефонных разговоров членов Триады, о наблюдении за ними, о предстоящих облавах и судебных процессах. Он делал это из-за денег и ради острых ощущений. Когда Тароко вошла в его жизнь, она стала просить его делать для Триады больше, и он согласился только для нее и ради нее одной.

Он стал курьером, перевозившим деньги Триады в Европу и Карибские страны. Он угрожал свидетелям и утаивал доказательства, которые могли повредить Триаде. Он также похищал бумаги из архива разведки и убивал врагов Линь Пао. Ван Рутен ни в чем не отказывал Тароко, потому что не мог жить без нее. Без нее он бывал мрачен и молчалив, с ней весел и счастлив. Тароко полностью подчинила его себе. Он потерял всякое представление о том, что правильно, а что – неправильно.

Между тем она дарила ему все сексуальные наслаждения, о которых он когда-либо мечтал. Когда ее не было рядом, он иногда изменял ей с другими женщинами, но сам настаивал на том, чтобы Тароко была верна ему. Надо отдать ей должное, она с самого начала прямо высказала ему свое отношение к этой теме. «Я никогда не буду принадлежать тебе одному, – сказала она. – Или ты смиришься с этим, или уйдешь из моей жизни».

Но уходить было слишком поздно. Он желал Тароко, а когда он чего-то желал, то должен был обладать этим. Его план состоял в том, чтобы продолжать настаивать на своем, пока она не начнет смотреть на вещи его глазами. Поэтому он остался, не желая даже думать о том, что его надежда может не сбыться. Он остался, чтобы терпеть муки ревности – чувства для него совершенно незнакомого.

Уже одна мысль о том, что Тароко принадлежит кому-то еще, терзала его. Посещая Тайвань, она останавливалась у Линь Пао; что давало повод ван Рутену обвинять ее в том, что она спит с этим сукиным сыном. Она всегда отрицала это, утверждая, что отношения между ней и Пао исключительно деловые. У нее был дом в Гонконге, но когда она ездила на Тайвань, ей дешевле было останавливаться у своего старого покровителя. К тому же она могла обидеть Линь Пао, отвергнув его гостеприимство.

Ван Рутен подозревал, что она лжет, но ничего не говорил – это был единственный способ избежать того, чтобы его подозрения не перешли в уверенность. Он пытался успокоить себя рассуждениями, что за покровительство Пао нужно платить. С ее внешностью и властью Черного Генерала компромисс был неизбежен. Мир очень жесток. Девушке приходится идти на все, чтобы как-то прожить.

Она рассказывала, что во время ее последней поездки в Бразилию один восьмидесятилетний генерал обещал ей целую пригоршню изумрудов, если она сядет обнаженная на чашу с мороженным и даст ему понаблюдать, как она какает. Она смеялась, рассказывая об этом, и заверила его, что отказала генералу, потому что он ей не понравился. Боже, лишь бы она не смеялась надо мной, подумал ван Рутен.

* * *

Сидя на переднем сиденье БМВ, ван Рутен вдохнул ртом и начал массировать виски кончиками пальцев. Держи хвост пистолетом – ты просто неважно себя чувствуешь. В таком состоянии лучше никуда не ездить. Федеральный суд в получасе езды отсюда, и когда он попадет туда, там уже вовсю будут идти допросы и встречи с государственным обвинителем. Нет уж, лучше вернуться.

Судебное дело. Он и его партнер детектив Олонсо ЛаВон вместе с сотрудниками ФБР участвовали в задержании нескольких немытых бандитов-мотоциклистов из Нью-Джерси и конфискации у них амфетаминов на десять миллионов долларов. В ходе расследования ван Рутен переспал с женой главаря банды, а ЛаВон счел это неразумным поступком.

– Это осложнит ведение судебного дела, – сказал ЛаВон.

– А кто скажет? – спросил Рутен. – Я буду молчать, а если эта сука откроет рот, то муж из нее душу вынет. Остаешься ты, приятель.

У ЛаВона, тридцатишестилетнего негра крепкого сложения с рыжими волосами, были свои тайны. Как и ван Рутен, он числился в платежной ведомости Черного Генерала, что позволило ему приобрести небольшую яхту. Не раз по уик-эндам он катался на этой яхте со своей юной подружкой-пуэрториканкой по заливу Лонг-Айленд в то время, как миссис ЛаВон думала, что он сражается с торговцами наркотиками.

В завершение спора о возможных последствиях греховного поступка ван Рутена, ЛаВон уставился на него своим гарлемским взглядом и назвал безмозглым сукиным сыном, которому жить надоело. Тебе не понять, потому что ты не любил, сказал ван Рутен.

В своем БМВ ван Рутен посмотрел в зеркало заднего обзора. Боже, ну и морда! Он выглядел так, словно его пожевали, выплюнули и потоптали. А чувствовал себя – и того хуже. К черту все. Он вернется домой и по телефону сообщит, что заболел. Его ждет Тароко. Он поспит несколько часов, а потом они снова займутся сексом.

В конце недели ей нужно быть в Атлантик-Сити, где за три дня выступлений в лучшем казино ей обещают сто тысяч. Тароко была больше, чем просто звезда. Эта женщина была целой вселенной. ЛаВон без него разберется с делом мотоциклистов.

Ван Рутен вытер рот носовым платком из перчаточного ящика, взял зеркальные очки с приборной доски и надел их. Надо спрятать глаза, а то они как вареные во вчерашней моче луковицы. В этот момент он заметил, что в его машину заглядывает мускулистая негритянка в форме медсестры.

Она сопровождала маленького старика с водянистыми глазами и лысой головой, покрытой сетью пигментных пятен... Они проходили по тротуару, и старик крепко держался за могучую руку негритянки. Медсестра заметила нездоровый вид ван Рутена, сидящего в машине, и подошла к нему.

Он улыбнулся, живо изобразив на своем лице благожелательность и энтузиазм, чтобы завоевать ее доверие – просто ему захотелось подчинить ее себе, У него было достаточно энергии для того, чтобы она растаяла при виде его, и она растаяла. Она одарила его зубастой улыбкой и наклонилась ниже, проявляя максимум заботы о его самочувствии. Ван Рутен сказал: