— Это не так уж трудно и устроить, милочка, согласись, — проверещала она.
Коль, старательно избегая взгляда Алекс, продолжал молчать.
Пока сестра Стоунз, повернувшись спиной к Алекс, привлекала всеобщее внимание, Алекс совершила то, ради чего пробралась в дом Колей. Она схватила фотографию со стола и сунула ее в сумку, висевшую на плече. Она с такой быстротой затолкала фотографию в сумку, что совершенно забыла о дорогих солнечных очках от Ива Сен-Лорана, которые хрустнули при соприкосновении с довольно-таки увесистой рамкой. Впрочем, Алекс и не услышала хруста, слишком уж она была напугана.
Алекс управилась вовремя. Буквально секунду спустя гадкая карлица повернулась к ней.
— Ваша машина загораживает дорогу карете «скорой помощи», миссис Бендор. Не будете ли вы любезны передвинуть ее в другое место?
— С удовольствием. Оскар?
Коль услышал ее, но не отвел глаз от носилок, где лежала его жена. Неожиданно для Алекс, он встал на колени перед носилками и, погладив жену по голове, что-то прошептал, близко нагнувшись к ее лицу. И только тогда Алекс поняла, как Коль любил жену, пожалуй, столь же сильно, как и де Джонг.
С бьющимся сердцем, так и не поговорив с Колем, Алекс вышла из дома. Вот сейчас она включит зажигание, уедет прочь из этого дома, подальше от кошмарной карлицы, и остановится у ближайшего бара, чтобы глотнуть чего-нибудь крепкого, чего-нибудь такого, что в просторечии именуют «тигриной мочой». Так сказать, для успокоения нервов.
Потом она позвонит Саймону и расскажет о своих подвигах, а главное, объяснит, почему она все это сделала и как.
Глава 15
Токио
Июль 1983
Находясь в своей штаб-квартире, подвальном помещении без окон, де Джонг внимательно наблюдал, как один из его прислужников-якудза, пожилой человек по имени Такахара, положил левую руку на застланный чистой скатертью низенький столик, стоявший между ними. Двое мужчин, подложив пятки под ягодицы, сидели на полу, который был закрыт четырехугольными плетеными подстилками. Де Джонг был в синем кимоно, головной повязке и белых носках. В правой руке он держал складной веер из бамбуковых тростинок, стянутых прочной длинноволокнистой японской бумагой. Веер был старый, металлические скрепы во многих местах утеряны, а роспись — на веере был изображен садик при храме в Киото и горное озеро зимой — потрескалась и выцвела. Впрочем, о том, чтобы заменить его другим, не могло быть и речи. Когда-то этот веер принадлежал Касуми.
Такахара носил цветное кимоно. Его крупная голова была коротко острижена, а на левой стороне лица кожу стягивал складками безобразный шрам, напоминание о ране, нанесенной мечом, полученной Такахара на службе у своего оябуна — Руперта де Джонга. Десяток лейтенантов и рядовых якудза стояли тогда за его спиной и были готовы в любую минуту помочь исполнить наказание.
Сейчас Такахара явно нервничал и был раздражен из-за мучавшего его геморроя. Такахара отличался повышенной сексуальностью и прижил тринадцать детей от двух жен и нескольких любовниц. Свои необычайные способности он объяснял тем, что дважды в день съедал чашку поджаренных водорослей и маринованной капусты. Иногда де Джонг думал, не от этой ли диеты у Такахара такой скверный характер, хотя следовало признать, что те мерзости, которые тот позволял себе по отношению к людям, иногда оказывались на руку гайджину. По крайней мере, Такахара удавалось без видимых усилий заставить владельцев бань и баров для гомосексуалистов выплачивать часть прибыли де Джонгу. Такахара отлично справлялся также и с ролью рэкетира. Короче, находясь на службе у гайджина, он мог выполнять любую, даже самую грязную работу.
Недавно он обзавелся новой подружкой — семнадцатилетней девицей с крашеными рыжими волосами и золотыми коронками. Ее сексуальные аппетиты были под стать Такахара, и они отлично ладили на этой почве. Девицу звали Томико, и она работала в одном из ночных клубов де Джонга, там, где обнаженные девицы, расхаживая вдоль огромной, полукруглой стойки бара, предлагали клиентам резиновые фаллосы с тем, чтобы опробовать их тут же, на месте. Некоторые наиболее пьяные или доверчивые из посетителей позволяли увлечь себя под этим предлогом в комнаты наверху.
Клуб находился на расстоянии всего одного квартала от штаб-квартиры де Джонга, темного массивного здания в старом районе Токио Асакуза, традиционно служившего местом для увеселительных забав. Раньше здание занимал португальский банк, затем там устроили школу для борцов-сумоистов, а еще позже в здании помещалась администрация американских оккупационных сил. Темные аллеи Асакуза, уличные давки, крытые переходы и рынки на свежем воздухе по-прежнему напоминали о древней Японии. Кроме того, район был раем для покупателей, поскольку цены на товары здесь были ниже, чем где-либо еще в Токио. Тысячи и тысячи посетителей заполняли ежедневно переулки и улицы Асакузы в надежде сделать выгодные покупки.
Однако Асакуза оставался, прежде всего, центром развлечений, которых было здесь предостаточно: в барах со стриптизом, пивных залах, ночных клубах и в знаменитом театре Хокусаи, где в грандиозном шоу участвовало около трехсот красивейших девушек. И по сегодняшний день район Асакуза оставался тем же, чем был в течение более полутора тысяч лет — воплощением укийф — вечного движения мира. Чувственная жизнь воспринималась как данность. Здесь жили одним мгновением, наслаждаясь луной и осенними листьями, музыкой и женщинами, здесь плыли по течению, не задумываясь о будущем.
Дважды в неделю Такахара прекращал сбор дани и посещал клуб, где работала Томико. Зеленый кожаный диван в офисе менеджера служил им ложем любви. Два телохранителя стояли у дверей и следили за тем, чтобы никто не вошел.
Однако на днях три человека в масках, вооруженные ножами, уже, как оказалось, поджидали Такахара и его несовершеннолетнюю возлюбленную в офисе. Каким-то образом им удалось попасть в клуб незамеченными через черный ход, затем пробраться в офис, минуя многочисленных охранников, служащих и посетителей. Незнакомцы в масках обещали кастрировать Такахара, если он не отдаст им деньги, собранные в течение дня. Деньги, которые являлись собственностью гайджина.
Сборщик дани оказал сопротивление, на помощь пришли и телохранители, вооруженные американскими пистолетами. Двум налетчикам удалось бежать, третий же, раненный в бедро, был схвачен.
Де Джонг был вне себя от ярости, когда узнал, что налетчиками руководил его давний противник Урага. Именно Урага говорил, что де Джонга ждет возмездие за убийство Кисена.
Де Джонг не заставил себя ждать. Три часа спустя после инцидента старик на велосипеде передал охраннику, стоявшему у штаб-квартиры Урага, цветной полиэтиленовый пакет. "Подарок для оябуна",— так выразился старик и быстро укатил прочь.
В пакете оказалась темная, влажная на ощупь земля. Внутри же, под слоем земли и грязи, были скрыты две недавно ампутированные кисти рук. Одна принадлежала менеджеру клуба, который предал гайджина и позволил людям Урага пробраться в офис. Другая — члену банды рага, участвовавшему в налете и захваченному людьми гайджина. Отсечение кисти руки являлось одним из древнейших наказаний воров.
Помимо отрезанных конечностей в пакете находился стеклянный сосуд, в который было положено несколько зубов в коронках из золота. Интуиция не подвела гайджина — он совершенно правильно решил, что Томико тоже работала на Урага и помогла расставить ловушку для Такахара. Земля же была насыпана в пакет, чтобы дать противнику гайджина понять, что и продавшийся менеджер, и рыжеволосая Томико были закопаны живыми. Долг, якобы неоплаченный гайджином, теперь был возвращен сполна.
Такахара же, за то, что он погряз в плотских удовольствиях и чуть не подвел гайджина, тоже следовало наказать.
В подвале мрачного здания, где теперь находился гайджин и его якудза, высокий человек в цветастом кимоно взял с низкого столика длинный нож и приставил лезвие к фаланге мизинца на левой руке. Тусклая сталь угрожающе нависла и над тремя другими пальцами; большой Такахара предусмотрительно поджал.