Любой фитонцид обладает антибиотическими свойствами, но, конечно, не любой «антибиотик» идентичен фитонциду данного растения, ибо в некоторых случаях химик и медик извлекают из растения не полный комплекс химических веществ, который является фитонцидом высшего или низшего растения, а отдельные компоненты фитонцидов. Вероятно, даже наиболее изученный препарат из фитонцидов низших растений — пенициллин, над которым работала армия талантливых химиков, не идентичен полностью фитонцидам пенициллиум нотатум, являющимся основным фактором естественного иммунитета плесневого гриба.

Не из честолюбия, а в связи с борьбой биологов против чисто эмпирических подходов в поисках новых «антибиотиков» и против излишнего усердия многих врачей в подаче новых антисептиков в организм человека следует вспомнить, что мне не раз приходилось в печати приглашать медиков предвидеть биологические процессы, могущие наступить в результате самого большого эксперимента, который медицина провела над людьми и бактериями за всю историю человечества: в организмы миллионов (и даже, вероятно, миллиарда) людей ввели новые биологически активные вещества. С биологических позиций исследователям фитонцидов было очевидно уже с самого начала «пенициллиновой эпохи», что природа может резко мстить.

Действительно, произошёл и происходит стихийный отбор (в дарвинском значении этого слова) наиболее резистентных форм, именуемый теперь нередко ненаучно как «привыкание» микробов к «антибиотикам». Медицина, спасая миллионы людей новыми препаратами, создала одновременно и базу для эволюции инфекционных заболеваний. Биологией было предусмотрено не только появление новых резистентных форм микроорганизмов, но и доказывалось, что введение в кишечный тракт мощных, избирательно действующих антибиотиков нарушит эволюционно сложившиеся биоценозы кишечного тракта, равновесие в антагонизме микробов, на почве чего могут возникнуть новые болезни. И это предположение, к сожалению, оправдалось: микозы всё более беспокоят медицину.

Самым важным биологическим вопросом в учении о фитонцидах является, несомненно, вопрос о том, случайна ли продукция растениями фитонцидов. В настоящее время нельзя, конечно, сомневаться в том, что фитонциды являются важнейшим фактором естественного иммунитета любого высшего и низшего растения.

В отношении высших растений достаточно напомнить многочисленные доказательства роли фитонцидов в иммунитете, полученные в экспериментах школы Д.Д. Вердеревского. Именно это биологическое обстоятельство — растение защищает себя своими фитонцидами — обусловливает важную роль фитонцидов в природе, даёт возможность объяснить, почему антибиотические препараты, полученные из фитонцидов, оказались ценнейшим подарком для медицины, почему те или иные растения (низшие и высшие) не нейтральны друг к другу и т.д. Биологический подход дал возможность объяснить явление антагонизма микроорганизмов.

С биологической точки зрения лечение антибиотиками человека — это добавка к иммунологическим возможностям человеческого организма свойств растений, обусловливающих их иммунитет. Целый ряд и других явлений оказалось возможным объяснить исходя из основного факта: фитонциды — не случайное явление, а эволюционно выработавшееся свойство растений.

Фитопатологи и иммунологи в разных странах интересуются ролью фитонцидов в жизни растения. К сожалению, некоторые исследователи создают термины без учёта истории проблемы фитонцидов. Так, большое распространение получил термин «фитоалексины». Однако нет абсолютно никаких оснований рассматривать явление «фитоалексинов» как что-то принципиально отличное от фитонцидов.

Хорошо известно, что с самого начала создания теории фитонцидов она опиралась на факты образования фитонцидов в ответ на повреждение тканей, вызванное ранением, инфекцией и т.д. Особенно много фактов, убеждающих в неправильности «эмансипации» от теории фитонцидов некоторых исследователей фитоалексинов, имеется в лаборатории Д.Д. Вердеревского (Кишинёв), которому принадлежит инициатива доказать неаргументированность использования термина «фитоалексины» для обозначения якобы каких-то новых веществ, не предусмотренных теорией фитонцидов. Вердеревский указывает, что исследователи фитоалексинов обнаружили факты, заставляющие изменить первоначальное представление о «фитоалексинах»: «...выяснилось, что фитоалексины обладают широким спектром угнетающего влияния на развитие самых разнообразных как сапрофитных, так и патогенных микробов... количественное увеличение содержания в растительных тканях фитоалексинов может стимулироваться действием разнообразных раздражителей»[23].

Предстоит разрешить многие неясные вопросы химии фитонцидов, образования и превращения целебных веществ растений. При этом, вероятно, мы окажемся перед фактом большого разнообразия биохимических процессов в зависимости от сложившихся в сопряжённой эволюции соотношений хозяина и паразита.

Радует, что в настоящее время сложная проблема фитоиммунитета привлекает внимание исследователей, представляющих очень разные направления научной мысли. Это и понятно, так как фитонциды являются важнейшим, но не единственным фактором иммунитета растений, а с другой стороны, и фитонциды вряд ли имеют лишь одно иммунологическое значение. В растительных и животных организмах вообще нет ни одной структуры и функции, которые имели бы одно-единственное значение.

Я утверждал на совещании по фитонцидам в 1956 году, что иммунологические свойства не являются чем-то обособленным от процессов жизнедеятельности организма (обмена веществ, явления самообновления тканей и т.д.). Возникновение и смена иммунологических свойств в ходе развития животных и растений не могут быть явлениями, обособленными от процессов формообразования и развития, от разных физиологических состояний. Фитонциды, являясь важнейшими факторами иммунитета, могут играть и иную, разностороннюю роль в жизни растений.

Иммунитет бактерий

Медицина переживает кризис в использовании антибиотических препаратов, получаемых от фитонцидов бактерий, низших грибов и актиномицетов. Это ставит перед медициной и биологией не меньшие задачи, чем в конце тридцатых годов, когда счастье — метерлинковская «синяя птица» — улетело, оставив не так много сульфаниламидных препаратов, законный восторг от которых был не менее силён, чем в начале пенициллиновой эпохи от «антибиотиков», когда казалось, что теперь наконец-то медицина может быть спокойной.

Требуется напомнить давно провозглашённые задачи. В книге «Иммунитет эмбрионов», изданной в Ленинграде в 1955 году, я привёл аргументы за создание раздела иммунологии «иммунитет бактерий и низших грибов», считая разработку соответствующих вопросов не менее важной, чем вопросов иммунитета человека, животных и высших растений, точнее, считая, что без разработки специфических вопросов иммунитета микроорганизмов нельзя полноценно изучать явления иммунитета человека, животных и высших растений.

История научных событий в последние десятилетия в биологии и медицине, эволюция патогенных микроорганизмов, отбор резистентных форм, кризис в использовании «антибиотиков» убеждают в том, что современная иммунология — это, грубо говоря, «половино-иммунология», так как она нередко крайне односторонне рассматривает взаимоотношения организмов, считая патогенный микроорганизм злодеем, не изучая хозяина как злодея в отношении микроорганизма, не изучая иммунологические свойства патогенных бактерий, низших грибов, протозоа. У каждого паразита в сопряжённой с хозяином эволюции выработались защитные аппараты против иммунологических свойств его хозяина. Каким образом туберкулёзная палочка сопротивляется таким мощным целебным силам человеческого организма, как фагоцитарные и воспалительные реакции, антигенная реактивность, антибиотические свойства тканей? В жизни туберкулёзной палочки много опасных, смертельных экологических факторов, с которыми она нередко справляется, но чаще в неравной борьбе со злодеем-организмом погибает.