Не противопоставляет Пыпин в этом вопросе Пушкина и Гоголя, которые были, по его словам, «соединены тесной связью с развитием общественного самосознания», хотя и отразили в своем творчестве различные этапы. Пыпин решительно отвергает утверждение сторонников «чистого искусства» о Пушкине как о поэте «чистой» красоты. Пыпин утверждает, что неверно противопоставлять Гоголя как реалиста пушкинскому направлению поэзии, так как в действительности основоположником реализма в России был Пушкин. Для Пыпина сопоставление Пушкина и Гоголя имело значение не только при определении исторических рамок реализма, но было «связано с общим вопросом о значении искусства». Как же решает этот вопрос Пыпин? Он пишет: «Это давний вопрос о том, должно ли искусство служить только самому себе или, напротив, быть связано с содержанием общественного характера; другими словами, предназначено ли оно для эстетического эпикурейства или должно содействовать не только эстетическому, но также нравственному и гражданскому воспитанию общества. В обычных понятиях Пушкин является представителем первого из этих направлений, Гоголь – второго. Должно ли поэтому господствовать в литературе служение чистому искусству или, напротив, стремление развивать в поэзии мотивы общественного характера и были ли дальнейшие успехи нашей литературы достигнуты первым из этих путей или вторым, должно ли считать здравым направлением литературы то, которое стремится к “чистой” красоте, не погрязая в злобе дня, или, напротив, то, которое хочет быть отражением действительной жизни и органом лучших нравственных стремлений общества. Кем же создана новая русская литература?»

Называя Пушкина создателем, «отцом» новой русской литературы, Пыпин утверждает, что характер его творчества определяется «содержанием русской общественной жизни».

Что касается отрицания пушкинской поэзии Писаревым, то Пыпин рассматривает это как единичный факт, вызванный «холодным, мистическим учением чистого искусства». Это, пожалуй, единственный в литературоведении случай, когда теория «чистого искусства» характеризуется как «мистическая».

Такое определение, однако, лишь на первый взгляд кажется парадоксальным. Нереальность, недоказуемость существования такого рода искусства и на самом деле граничит с мистикой. Недаром же Пыпин часто берет термин «чистое искусство» в кавычки. Пыпин не представляет себе художника, творчество которого было бы полностью изолировано от общества, народа, своей эпохи. «Абсолютный художник также немыслим, как немыслим абсолютный человек, существующий вне племенных и общественных отношений, – считает Пыпин. – Всякая литература “национальна”, то есть несет на себе черты племени, общественных особенностей и идеалов».

Таким образом, Пыпин убедительно показал несостоятельность теории «чистого искусства» как в историческом, так и в теоретическом аспектах. Для него искусство – глубоко социальное явление и по своей природе, и по своей функции. И радикальная, и историко-культурная методологии, таким образом, исключали и самоценность искусства.

Как видно, именно на фоне теории народности отрицание Пыпиным концепции «чистого искусства» выглядело еще более последовательным и резким.

К началу царствования Николая I, к 1830-м годам, идея народности получила широкое распространение в России. Она вышла далеко за рамки литературы и наряду с понятиями «самодержавие» и «православие» стала символом официальной правительственной идеологии. Триединство – «православие, самодержавие, народность», – выдвинутое министром просвещения С.С. Уваровым, знаменовало собой нерасторжимость союза монархии и народа и, следовательно, незыблемость самодержавного государственного строя. Меценатство, укрепившееся при царском дворе в XVIII столетии, во многом определявшее деятельность Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского, Державина, приобрело в XIX в. формы систематического регулирования и контроля. Помимо самого императора и членов царской семьи, постоянные контакты с крупными писателями осуществлялись со стороны руководителей министерств просвещения и внутренних дел – С.С. Уварова, А.Х. Бенкендорфа и Л.В. Дубельта. Под пристальным вниманием правительственных структур, столичных губернаторов находились Карамзин, Жуковский, Пушкин, Гоголь. Концепции официальной народности, помимо правительственных изданий, придерживались журналы «Сын отечества» Ф.В. Булгарина, «Библиотека для чтения» О.И. Сенковского и некоторые другие.

В творчестве таких писателей, как Ф.В. Булгарин (роман «Иван Выжигин»), Н.В. Кукольник (либретто к опере «Жизнь за царя»), идея официальной народности проводилась сознательно, а у таких писателей, как А.А. Орлов, являлась недостатком художественного мастерства. Идея народности здесь выступала в назидательно-дидактической форме: исправлялись такие пороки, как пьянство, невежество героев из простого народа. Такая «народность» была неприемлема для настоящих художников и также сознательно отвергалась, начиная еще с Н.М. Карамзина. Лишь внешним признаком народности для этих писателей была чисто национальная тематика, обязательное изображение людей из народа. Такую «народность» В.Г. Белинский называл «простонародностью». Для него признаком народности являлся «сгиб ума», угол зрения, взгляд писателя: так, Пушкин оставался народным, изображал ли он Испанию, Польшу, Францию или Россию.

Глава 4

Идея народности в славянофильстве

Особым литературно-философским явлением выступает русское славянофильство, в котором идеи патриотизма и народности приобрели форму, отличную от официальных, академических и радикальных. В славянофильстве идея своеобразия русской народности была подчеркнута.

Славянофильство явилось формой оппозиции правительству со стороны патриархального дворянства. Оно возникло в среде довольно независимого барства. Оппозиция славянофилов с самого начала носила ограниченный характер именно ввиду ее дворянских истоков. Такова социальная природа славянофильства.

Хотя славянофильская оппозиция носила патриархально-дворянский характер, все-таки славянофильство нельзя отождествлять с официальной идеологией.

Одной из причин, повлиявших на возникновение славянофильства в России, явилось усиление славянского национально-освободительного движения в Европе в первой трети XIX в., особенно в Чехии и Сербии. Именно в этот период, во второй половине 1830-х годов, и возникло славянофильство.

Можно отметить определенные этапы развития славянофильства как общественной литературной системы. К первому, старшему, поколению славянофилов, характеризовавшему становление и ранний период развития школы, относятся братья Киреевские – Иван Васильевич (1806—1856) и Петр Васильевич (1808—1856), А.С. Хомяков (1804—1860), а также поэты славянофильского направления Н.М. Языков (1803—1846), И. Аксаков.

К середине 1840-х годов определились основные принципы славянофильской системы, которым были в основном верны все представители школы.

Общие черты славянофильской системы, как она выявилась в их печатных и рукописных сочинениях, таковы.

По мнению славянофилов, Петровские реформы, заимствовав чуждые формы цивилизации, толкнули Россию на ложный путь развития, отделив народ от образованных «классов». Ликвидировать возникший разлад, как полагали славянофилы, можно было, лишь возвратив России допетровские формы жизни.

Славянофилы полагали, что народ невозможно поднять до уровня современного образования: необходимо вернуться к народу как единственному хранителю старинных преданий, верований и инстинктов. Славянофилы противопоставили Западный и Восточный миры по всем линиям: религиозной, государственной, бытовой, моральной, культурной.

В католицизме и протестантизм они видели искажение христианства. Папский авторитет, по их мнению, стал выше самой церкви, наследуя «римские» черты христианства; греко-славянское православие, напротив, исходит из чистого Византийского источника. Западные государства основаны на насилии, завоеваниях, феодализме, борьбе сословий, личной собственности; на Руси же государство началось с добровольного призвания князей, без феодализма и борьбы сословий, на основе общинного самоуправления, высшим представителем которого был царь. Православие определило нравственно-бытовое единство русского общества допетровских времен. В России не было вражды между церковью и светскими властями.