Разумеется, использование арготизмов в подобных случаях является сильнодействующим средством, но насколько уместна такая экспрессия? Журналистские материалы, в которых арготизмы употребляются без особой надобности, вольно или невольно способствуют навязыванию читателю уголовной морали, антисоциального образа мыслей и поведения, которые ассоциативно связаны с этими словами, буквально стоят за ними: «Слова, которые мы используем бездумно как экспрессивные, выразительные средства, могут нести в себе «заряд» психологии и мировоззрения уголовного мира» [Скворцов 1994: 112]. Использование в текстах СМИ воровского жаргона свидетельствует о проникновении субкультуры преступного мира в российскую законопослушную среду.

По мнению М.А. Грачева, «журналисты, употребляя арготические слова, сами того не подозревая, осуществляют акт вербальной агрессии по отношению к читателю, невольно превращая его в человека, сочувствующего уголовным элементам и покорно воспринимающего их субкультуру» [Грачев, Романова 2006: 74]. Да и сами журналисты, «залихватски описывая события арготическими словами, употребляя их всуе, невольно начинают симпатизировать уголовному миру, его морали, законам и субкультуре» [Грачев, Романова 2006: 77].

По мнению ученых, «обращение к читателям как к лохам ('наивным дуракам, жертвам вора') является не только оскорблением – оно невольно создает аллюзию, что адресант текста, журналист, свободно владеющий криминальным жаргоном, связан с преступным миром. Анализ контекста Российские лохи пытались раскрутить швейцарский банк приводит к выводу о том, что журналист, автор текста, связан с криминальной средой, но не с российской, а возможно, с международной. Характеристика внешней политики России как разборки, в которую ввязалась Москва, наводит на мысль, что страной управляет политтусовка – криминальные элементы высшего ранга, которые могут опустить министра (Известия. 22.01.2004) и раскрутить партнеров из Евросоюза на подписание проекта (Комсомольская правда. 15.06.2006) <…>. Эти и подобные контексты вызывают чувство постоянной и серьезной угрозы, исходящей от общества и «власть предержащих», усиливают недовольство жизнью и социальную враждебность» [Коряковцева 2008: 102].

В связи с этим справедливые опасения вызывает регулярность и массовость использования арготических слов в СМИ. Это ведет к изменению их социальной оценки: постепенно они начинают переходить в разряд нормативных средств. Так, символами нашего времени стали широко употребляющиеся в СМИ арготические по происхождению слова беспредел, заказать, завязать, заказуха, отморозок разборка, крыша, авторитет, вор в законе, пахан, братва, бык кидала, кликуха, наезд, стрелка и др. Наиболее популярные арготизмы «породили» словообразовательные гнезда, укрепив свои позиции в языке: крыша – крышевать, крышевание, крышевик, крышующий; лох – лохмен, лохня, лоходром, лохотрон, лохотронщик: тусовка – тусоваться, тусовщик.

Тексты СМИ не только отражают речевую практику различных социальных групп носителей языка, но и отчасти формируют состав активного словаря социума, влияя, таким образом, на формирование картины мира народа. В этом плане использование ненормативной лексики, представителями которой являются жаргонизмы и арготизмы, приводит к негативным последствиям. Вульгаризация газетно-публицистического стиля не только сказывается на интеллектуальной планке газетных жанров. Она копируется неискушенными гражданами, особенно молодыми, и отрицательно действует на их интеллект и нормы общения.

«Широко употребляя, а значит, и пропагандируя арготизмы, СМИ оказывают существенное влияние на активный словарь адресатов своих текстов, воздействуют таким образом на сознание читателей, заражая его «вирусом разрушения традиционных ценностей» (В.Г. Костомаров), деформируя «этическое и моральное поле складывающегося веками российского менталитета» (Н.И. Клушина). <…> СМИ нередко предлагают совершенно иной образец речевого поведения, пропагандируя заниженный, вульгарно-фамильярный стиль общения…» [Коряковцева 2008: 102–103]. Более того, «языковой экстремизм средств массовой информации стимулирует рост речевой агрессии в публичной коммуникации и тем самым способствует формированию остроконфликтной социальной среды» [Коряковцева 2008: 103].

Современные средства массовой информации отражают актуальные, характерные для конкретного времени явления, то есть запечатлевают определенные символы эпохи. Вербальным средством фиксации этих символов нередко становятся словообразовательные неологизмы как общеязыковые, так и индивидуально-авторские, то есть окказиональные слова. Исследователи отмечают «лавинообразный характер процесса неологизации русского языка на рубеже веков, его значительное влияние на культурно-речевую ситуацию в постсоветском пространстве», образно определяемую как «праздник вербальной свободы» [Попова, Рацибурская, Гугунава 2005: 15].

Выбор языковых средств в массмедийном дискурсе, по мнению ученых, «связан с оценкой, имеющей целью воздействие на адресата, с системой ценностной ориентации, когда на первый план выступают концептуальные, социальные, образные и эмоциональные характеристики» [Володина 2007: 40–41]. Победа инвективного над стандартным раздвинула границы выразительных возможностей языка [Вепрева, Мустайоки 2006: 141]. В связи с воздействующей направленностью дискурса многие исследователи обращают особое внимание на экспрессивно-оценочный характер словообразовательных неологизмов в СМИ: «Некоторые словообразовательные единицы имеют облигаторную оценочность и содержат маркированные компоненты экспрессивности, другие обладают потенциалом оценки, которая реализуется в речевом акте» [Трошкина 2004: 158]. «Высокая степень оценочности, стремление любой ценой привлечь внимание читателя, подчас слепое следование за установившейся в сознании носителей языка речевой модой не могли не сказаться на особенностях словотворчества» [Плотникова 2003: 195–196]. Как отмечают исследователи, «в современном словопроизводстве обнаруживается высокая доля оценочных и вообще экспрессивных моделей. Фонд экспрессивных средств языка активно пополняется под влиянием разговорной, просторечной и жаргонной сферы словоупотребления» [Валгина 2001: 149].

Не только семантика, но и структура представленных в текстах СМИ новообразований социально обусловлена: «при помощи словообразовательных средств обозначается обычно то, что является наиболее важным и ценным в сознании народа» [Плотникова 2003: 177]. Исследователи отмечают также высокую активность в качестве базы словопроизводства социально значимых слов эпохи, «семантика которых отражает политические и социально-экономические изменения в стране, в частности, расслоение населения в материальном и социальном плане, развитие рыночных отношений, изменение ценностных ориентаций, расширение сферы бизнеса, информатики, массовой культуры и др.» [Валгина 2001: 153]. В современном коммуникативном пространстве «наиболее активно порождают новообразования социально значимые этические понятия, актуализирующие оценочные валентности привычных нам слов» [Шаховский 2007: 765]. «Источником мотивации для изобретения новообразований представителями СМИ являются ежедневные негативные события в стране и мире, природные катаклизмы, тяжелое положение во всех сферах социальной жизни, для обозначения которых часто не хватает существующих узуальных обозначений» [Шаховский 2007: 763].

Таким образом, оценочность новообразования может быть связана с различными компонентами его словообразовательной структуры: с мотивирующей (производящей) базой и (или) словообразовательным средством. В создании негативной оценки активное участие принимают маркированные аффиксы.

Отрицательно оцениваемые социальные явления нередко обозначаются новообразованиями отвлеченной семантики с суффиксом – щин(а) с оттенком неодобрения: