— Значит, устроим засаду в двух-трех километрах отсюда, завяжем бой пока тут ведутся работы, а после нашего ухода все равно надо эту берлогу того… — генерал сделал выразительный жест большим пальцем, — нужно взорвать к чертовой матери. Чтобы другие не могли ее использовать…

Подошел помощник президента Тишков. Обратился к Патрушеву — вышли из-под тента.

— Вас хочет видеть президент, — сказал помощник. — Он, кажется, выходит из пике.

— Хорошо, Лев Евгеньевич, я сейчас, а вы, пожалуйста, найдите нашего радиста, пусть он свяжется с правительством… с Касьяновым лично… И побыстрее…

— Хорошо, я это сделаю.

Президент был бледен, но глаза, как прежде, наполнились голубизной. Возможно, в них отражалось небо, которое в августе в этих широтах по особому наливается густой синевой.

— Я вас слушаю, товарищ президент, сказал подошедший к носилкам Патрушев. — Все готово для связи с правительством.

— Николай Платонович, вы нашли Шторма… Андрея Алексеевича?

— Да, он здесь со всеми вместе, — Патрушев вполоборота обратился к тому месту, где лежали убитые разведчики.

— А Тайпана?

— К сожалению, эта одноногая сволочь опять уползла… А может, взрывом разложило на молекулы и следов не осталось.

— Этого не может быть, — беззвучно шептали губы Путина, — не может быть, он же не дьявол, он всего лишь человек.

Патрушев, глядя на приближающегося радиста, за плечами которого колыхалась длинная антенна, неопределенно произнес:

— Никуда Шамилек от нас не уйдет, рано или поздно попадет в петельку. Зато ошметки Эмира и Барса разметаны по всему гребню ущелья… И как вам это удалось, Владимир Владимирович? Не приложу ума…

— Одну минутку… Какое сегодня число? — Он забыл, что несколько минут назад об этом спрашивал Волошина.

— Тринадцатое… Счастливое для вас число, можно поздравить с успехом…

— Это не ко мне, — вялым движением Путин указал куда-то наверх. — Все сделали ребята из «Дельты»…

Патрушев сглотнув нервную сухость, сказал:

— Да, я в курсе… Двоих американцев мы нашли наверху, к сожалению, убитыми… Полковник Дорман тоже убит, поймал три пули…

— Это работа Гараева…

— Мы его тоже нашли… в сортире. Очень неплохая тема для гусенят…

Путин отвернулся, ему снова стало не по себе, однако вида не показал.

Радист пристроился рядом с носилками. У него капельки пота на раскрасневшихся щеках и вихор торчит из-под голубого берета. Рацию снял со спины и поставил перед собой. Он осторожно приподнялся и надел наушники на голову президента.

— Немного в эфире пошумит и перестанет, — сказал радист и положил палец на тумблер.

Когда в наушниках послышался голос Касьянова, Путин вместо того, чтобы говорить, замешкался, начал тереть лоб, словно силился что-то вспомнить. А он и в самом деле не мог сразу сосредоточиться, мысли разлетелись и ему мучительно захотелось остаться одному. Но пересилив неопределенность, он сказал: «Михаил Михайлович, надеюсь у вас все в порядке? У меня тоже, если не считать легкого насморка. Теперь о деле: пишите указ… В связи с болезнью президента, его полномочия переходят к главе кабинета министров, ну и т. д. Сегодня 13 августа, а я приступлю к своим обязанностям только 14, то есть завтра, так что продлите свои полномочия… Не будем об этом, это отдельный разговор… У меня к вам небольшая просьба… Свяжитесь с Людмилой и скажите, что я завтра ей позвоню, а может, даже сегодня попозже, вечерком. Вылетела в Бочаров ручей? Ну это еще лучше… Нет, все рассказы будут при встрече…»

От напряжения у него перед глазами заплясали черные мотыльки, мир как-то скособочился и стоящий рядом доктор и сидящий на корточках радист вдруг куда-то отдалились, и в искаженных пропорциях стали напрягать его воображение. Однако, сделав несколько движений головой, — от плеча к плечу — в голове вновь прояснилось, если, конечно, можно говорить о какой бы то ни было ясности в контуженном сознании.

Он опять вспомнил Сайгака — не терпелось узнать, куда он в ту ночь убежал и что ему сказал Шторм? И опять мысли завертелись вокруг убитых спецназовцев и, словно в фотовспышке, перед глазами отчетливо появлялись лица Гулбе, Изербекова, морпехов, а главное, Шторма — его донельзя усталый взгляд, устремленный в вечность…

…Бой, как и все чуждое здравому смыслу, начался внезапно. Сначала послышались отдаленные автоматные очереди, затем — взрывы, которые звучали с нарастающей интенсивностью. Путин хотел приподняться, но его успокоил доктор, вдруг побледневший, с трудом скрывающий волнение. К носилкам подбежал Патрушев — у него тоже осунувшееся лицо, но голос, когда он заговорил, был твердый, без малейшей ущербинки.

— Доктор, возьмите пару бойцов и внесите носилки в укрытие.

Патрушев кого-то позвал и через минуту президент снова оказался под сводами пещеры. И первое, что он ощутил — умопомрачительные запахи разлагающихся тел. Снаружи раздавались команды и он отчетливо слышал голос Рушайло: «Просочились, сволочи, шмаляют из минометов…» Президент не видел, как министр МВД, бегом, направился в сторону южного створа ущелья, увлекая за собой десяток собровцев.

Патрушев, примостившись у рации, пытался соединиться с командиром высланной вперед роты. И по мере того, как шло время, а отклика не было, тревога ядовитой змеей заползала за воротник камуфляжа. Тяжелая мысль помимо воли напомнила ему о гибельной судьбе 6-й роты и группы псковских десантников. «Неужели, — думал он, — я вместе с президентом попаду в официальные сводки погибших от рук террористов? Бред какой-то… Застрелю его и себя, но только не в руки бандитов». Однако через пару секунд он об этом забыл, потому что в наушниках загрохотал бас командира роты капитана Чабана. Он докладывал обстановку, которая с его слов не была катастрофической: действительно, группа из пятнадцати-двадцати боевиков, на лошадях, обошла отряд и углубилась в район квадрата Е-9… Собровцы настигли боевиков и ввязались в бой…. «Мы немного растянулись, — говорил Чабан, — но до подхода основных сил бандитов есть еще время. Я думаю, мы их сейчас отбарабаним…» «Нет, это не затухнет, если даже мы переловим и перебьем всех главарей, — пронеслась в голове шефа ФСБ нерадостная мысль, однако Чабану он сказал другое: — Я прошу вас, капитан, сделать все возможное, чтобы задержать продвижение основных сил, скоро должно подойти наше подкрепление…»