В спальной комнате темно, тихо, под одеялом тепло и мягко. Дима потёрся носом о ткань подушки, в носу защекотало, и он опять чихнул.

- Я завтра заболею… полечишь?

Александр провёл рукой по его лбу, пригладил волосы.

- Полечу, спи.

- Спокойной ночи, Саша, - счастливо вздохнул Дима и сжал руку Александра под одеялом. – Отец мой Александр.

- Спокойной ночи, сын мой Димитрий. Птица…

- Киса, - Дима улыбнулся и опустил тяжёлые веки, прижался ближе к Александру и уткнулся носом в его плечо. – Птица и киса, вот умора… бывает же… кто бы мог подумать.

Утром запиликал будильник, истошно заорал прямо над самым ухом. Дима чертыхнулся и попытался нашарить телефонный аппарат, вот уже который год выполняющий роль будильника. Неудачно взмахнул рукой и свалил телефон на пол, тот жалобно пискнул и замолчал, очевидно, уже навеки. Ну и фиг с ним, всё равно хотел купить новый.

Дима обнял подушку и вновь закрыл глаза, пытаясь вернуться в разноцветный сон, яркий, про двух каких-то придурков, которые вместе работали и спали тоже вместе, путешествовали и попадали в разные переделки. Пусть весь мир подождёт: такой интересный сон был… ну вернись, вернись. Дима попытался засунуть голову под подушку, обнять одеяло, перевернуться на другой бок, лечь на спину – всё без толку. Сон убежал, растворился, оставив после себя лишь приятное ощущение доступности чего-то прекрасного. Стоит только руку протянуть и взять…

- Птица моя, вчера ты хотел сходить в собор святого Вита, поэтому прекрати изгаляться и пошли завтракать.

.........................................................................................Всё................................................................................................

.............................................. .Бонусы........................................................

Дима и куртка.

Вещей было всего две коробки. Одна - с одеждой, а другая с необходимой для быта мелочёвкой. Александр вытаскивал из первой коробки одежду и аккуратно складывал её в шкафу, где Дима милостиво выделил ему две полки.

- Моя любимая куртка, - восторженно пискнул Дима, резко отвернувшись от компьютера, и чуть не свалился со стула. Ловко спрыгнул на пол и отнял у Александра его жёсткую эсэсовскую куртку. – Это просто вынос мозга… такой кошмар.

Дима натянул на себя куртку и выскочил в коридор, к зеркалу – заценить производимый эффект. Было интересно, всё дело в одежде или в чём-то другом. Определённо, в чём-то другом.

- Не твой фасон, - усмехнулся Александр, продолжая укладывать свои вещи.

- Да иди ты, - уныло протянул Дима из коридора, глядя на своё более чем жалкое отражение. Куртка была ему велика - погоны непропорционально увеличивали тощие плечи - и как-то совсем не подходила к более чем смазливо-ботаничному лицу. И даже нахмуренные брови и строго поджатые губы не спасали – сразу видно, что этому лицу несвойственно быть хмурым. – Не быть мне эсэсовцем, блин…

- Всё дело в глазах, - Александр сгрёб в охапку вошедшего в комнату Диму вместе с курткой и звонко чмокнул в скулу.

- И что прописано в моих глазах?

- Ходить без одежды, - прошептал Александр на ухо. И уже запустил руки под куртку, спустился по спине на ягодицы, сжал, привлекая Диму ближе к себе.

- Ну так давай будем ходить, - хихикнул Дима, наступая одной ногой на штанину и быстро стягивая.

Александр опустил руку ещё ниже, погладил, глядя на Диму, улавливая каждое изменение его настроения.

- Давай оставим эту куртку. Вдруг я передумаю…

- Оставь, - застонал Дима, чувствуя, как прохладные пальцы сжимаю его поверх ткани штанов.

В комнате было жарко, за окном бабье лето открыло бархатный сезон. И распахнутые настежь окна ни черта не помогали остудить помещение и разгорячённые тела.

По вискам стекали крупные капли, волосы мгновенно стали мокрыми. Дима обнимал сидящего на кровати Александра за шею и опускался сверху, медленно, растягивая удовольствие, яркое, тяжёлое… Все тело напряжённо резонировало от каждого прерывистого вздоха Александра. Они неотрывно смотрели друг на друга, глаза в глаза. Зрачки расширены, радужка почти вся утонула в блестящей черноте. Брови сосредоточенно сдвинуты, хочется разгладить их губами, но тогда нужно отвлечься и вынырнуть из чёрного омута, уже затянувшего наполовину. У Александра горят губы, над верхней - блестят капельки пота, невозможно удержаться… Дима слегка прихватывает их губами – обжигающие, солоноватые, вкусные. На скулах играют желваки – Александр сдерживается, подстраиваясь под Димин ритм, лишь слегка подаётся навстречу бёдрами, поддерживает за спину. Жёсткие застёжки царапают кожу на животе, Дима закусывает губы, чтобы не соскользнуть в бессознательное наслаждение, хочется быть включённым, следить за процессом, управлять…

Александр смотрит на Диму, редко моргая, видит… Он тоже включён, как всегда. Дима держится одной рукой за его шею, второй начинает ласкать себя. Александр тихо стонет, сильнее сминает ткань куртки на плечах, гладит грудь, живот, находит Димину руку, накрывает своей. Всё вместе… Взгляд не отводит.

В куртке просто невозможно жарко, кожа распаривается… трудно дышать. Дыхание с призвуком вырывается из груди – осталось совсем немного. Внутри всё напрягается, выходит за границы ощущений, вдоль позвоночника пробегают лёгкие жаркие волны, накатывает… Дима убирает свою руку, позволяя Александру закончить. Тянется к его губам, целует, широко открывая рот, скользит языком по нёбу, по кромке зубов, ласкает язык. Диме нравится пассивность Александра, его видимая и обманчивая покорность, заводит. Дышать в унисон уже не получается, взгляд расфокусируется, Дима чувствует подступление оргазма и теряется. Судорожно вцепляется в Александра и стонет в голос, называет его по имени, ещё как-то называет, всем, что в голову приходит, яркими вспышками, обрывками… уже нет сил терпеть это напряжение. Затапливает изнутри. Мгновенно становится легко, словно открыли все заслонки и выпустили реку в пустое русло… Но воды так много, что все берега утопают в студёной прозрачной воде, и она блестит на солнце и всё прибывает… прибывает…

- Меня постоянно вырубает, - Дима лежит поперёк кровати, уже без куртки и лениво наблюдает, как Александр вытирает полотенцем его грудь. Уже и в душ успели сходить? Дима ни черта не помнил про душ.

- Лестно, - улыбается Александр, стирая капли с лица Димы и убирая мокрые волосы со лба назад.

Дима жмурится от удовольствия. В руках Александра есть какая-то магическая энергия, от их прикосновения становится легко и спокойно на душе. Как в раю… ну насколько Дима себе это может представить.

- Да я не про это… Я про то, что надо как-то держать себя в руках. Это эгоистично, наверное…

- Зачем? Мне нравится, когда ты не сдерживаешься. И называешь меня майн фюрером, - Александр лукаво улыбнулся и поцеловал смутившегося Диму в лоб.

- Это всё из-за куртки, - вздохнул Дима и блаженно закрыл глаза. – А я был рекой во время полноводия. Такая, знаешь, что разливается за городом, и ещё трава на берегу ярко-зелёная, сочная, и солнце светит… И всё блестит, новое, чистое, вечно прекрасное… Мы забыли разобрать твои вещи, давай как-нибудь потом, я что-то немного устал, - Дима перевернулся на бок и уткнулся носом в покрывало.

Александр достал из тумбочки лёгкое одеяло, которым он накрывался, ночуя здесь. Накинул на задремавшего Диму.

- Отдыхай, мой хороший.

....................................................................................................................................

Про Димочку..

Всеволод Игнатьевич, конечно, не настаивал. Он после покушения на Диму вообще ни на чём не настаивает, даже лишний раз сделать замечание боится. Внешне не проявляет никак, но Диму настолько озноб берёт от вида этих его виноватых глаз и ссутуленных плеч, что хочется или сесть рядом поплакать, или отвесить приличный подзатыльник. В конце концов, кто тут пострадавший, блин! И приходится тридцать три раза говорить, что да, он может задержаться и доделать проект, да, он может сделать презентацию, да, да, да! Это же работа, его работа, которую он любит и которую готов выполнять так долго, как это нужно организации. Тем более что у Александра сегодня теннис, и домой он приедет никак не раньше десяти. А если и до десяти не уложатся, то ничего страшного не случится – потерпит, не маленький. Этого Дима не сказал директору, иначе бы точно отправил домой безо всяких комментариев.