Он хотел что-то добавить, как вдруг его грубо схватили за руки. Дон Камилло стремительно обернулся два гондольера, которые вышли из лодки, крепко держали его. Вне себя от изумления, он даже не сопротивлялся, и Аннина, повинуясь знаку гондольеров, быстро скользнула мимо герцога в лодку. Весла погрузились в воду; дона Камилло грубо втолкнули обратно во дворец, гондольеры быстро заняли свои места, и гондола, став недосягаемой для герцога, понеслась прочь.

— Джино! Злодей! Что значит эта измена?!

— Джино! Злодей! Что значит эта измена?!

Но в ответ послышался лишь плеск воды. Дон Камилло в немом отчаянии смотрел вслед уплывавшей гондоле, которая с каждым взмахом весел неслась все быстрей и наконец, завернув за угол какого-то дворца, скрылась из виду.

В Венеции погоня происходит иначе, чем в других городах, и преследовать ускользнувшую гондолу можно было только по воде. Несколько лодок, принадлежавших обитателям дворца, стояли у главного входа между сваями, и дон Камилло хотел уже броситься в одну из них и взяться за весла, когда услыхал со стороны моста, который в течение долгого времени служил укрытием для его слуг, плеск весел. Дома вдоль канала бросали черные тени на воду; вскоре из темноты показалась большая гондола, управляемая шестью гондольерами в масках, как и та, что исчезла мгновение назад. Сходство между ними было столь велико, что в первую минуту не только изумленный дон Камилло, но и все остальные присутствующие приняли эту гондолу за первую, вообразив, что она с необычайной скоростью успела объехать вокруг соседних зданий и снова вернуться к главному входу дворца Виолетты.

— Джино! — воскликнул пораженный дон Камилло.

— Я здесь, синьор, — ответил верный слуга.

— Подъезжай ближе! Что это за глупые шутки? Сейчас не время для них!

Дон Камилло прыгнул в лодку прямо из дверей дворца. Миновав гребцов, он тотчас вошел под балдахин, но одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что там пусто.

— Негодяи! Как вы смели обмануть меня? — крикнул потрясенный герцог.

В это время городские часы пробили два раза, и, лишь когда этот условленный сигнал тяжело и монотонно прозвучал в ночном воздухе, дон Камилло понял свою ошибку.

— Джино, — сказал герцог сдержанным голосом, как человек, принявший отчаянное решение, — эти гребцы надежные люди?

— Верьте им, как собственным вассалам, синьор.

— Ты сумел передать мою записку поверенному?

— Он получил ее прежде, чем высохли чернила, ваша светлость.

— Негодяй! Это он сказал тебе, где найти гондолу, снаряженную, как эта?

— Да, синьор. И надо отдать ему должное — здесь все предусмотрено: и скорость и удобства.

— Что говорить! Он так заботлив, что посылает сразу две лодки! — сквозь зубы проговорил дон Камилло. — А теперь вперед! Ваша жизнь и мое счастье зависят от силы ваших рук! Тысячу дукатов в награду, если вы оправдаете мои надежды, в противном случае вас ждет мой справедливый гнев!

Сказав это, герцог в отчаянии бросился на подушки, жестом приказав гребцам приняться за дело. Джино занял свое место на корме с веслом в руках, приподнял балдахин кабины и нагнулся, чтобы услышать приказания хозяина, а лодка тем временем понеслась прочь от дворца. Затем, поднявшись во весь рост, опытный гондольер ударил веслом так, что вода, медленно струившаяся в узком канале, вспенилась, и гондола, словно понимая, что от нее требуется, быстро влетела в Большой канал.

Глава XVII

Зачем лежишь ты на траве зеленой?

Сейчас не время спать.

Откуда бледность эта?

Байрон, «Каин»

Несмотря на твердую решимость догнать гондолу, увезшую Виолетту, дон Камилло не представлял себе, как действовать дальше. Несомненно, его предал кто-нибудь один или даже несколько из его слуг, кому он был вынужден поручить необходимые приготовления к побегу, который он обдумывал уже несколько дней; приписывать постигшую его неудачу случайной ошибке значило лишь обманывать себя. Дон Камилло сразу понял, что жена его теперь целиком во власти сената, и, слишком хорошо зная его могущество и полное пренебрежение всеми человеческими правами, когда речь идет о его собственных интересах, не сомневался, что правители воспользуются своим преимуществом, чтобы любой ценой добиться желаемого.

Безвременная смерть дяди сделала Виолетту Тьеполо владелицей обширных земель в Папской области, и исключение из деспотического и произвольного закона Венеции, по которому вельможам надлежало избавиться от своих владений за пределами республики, было позволено только из уважения к полу Виолетты и, как мы уже видели, из желания выдать ее замуж с выгодой для государства. Все еще преследуя эту цель и располагая всеми средствами для ее достижения, сенат, как хорошо понимал герцог, не только станет отрицать его брак, но и расправится со свидетелями этой церемонии, так что их показания никогда уже не причинят властям никаких неприятностей. Собственная судьба мало волновала его, хотя он знал, что предоставил своим врагам отличный повод отложить на неопределенный срок, если не отклонить вообще его законные требования. Герцог уже смирился с этой мыслью, но, возможно, чувство к Виолетте не настолько его ослепило, чтобы не считать ее владения в Папской области достаточным возмещением потерянного. Дон Камилло надеялся, что ему удастся невредимым вернуться к себе во дворец, так как большое уважение, которым он пользовался у себя на родине, и связи при дворе в Риме были достаточной гарантией того, что никакое прямое насилие не будет над ним совершено. Сенат затягивал решение его жалобы потому, что хотел использовать близость герцога к известному кардиналу; и, несмотря на то что дон Камилло не мог удовлетворить все возраставшие требования сената, он надеялся на помощь Ватикана, если бы опасность грозила его жизни. И все же он дал правителям Венеции благовидный предлог для сурового обращения с собой, а ведь именно в этот момент свобода была ему так необходима. Попасть сейчас в руки агентов сената оказалось бы для герцога страшным несчастьем, и это несчастье грозило ему ежеминутно. Герцог слишком хорошо знал бесчестную политику тех, с кем имел дело, и боялся, что правительство Венеции арестует его с единственной целью поставить себе потом в исключительную заслугу его освобождение, несмотря на такие якобы серьезные обстоятельства. Поэтому дон Камилло приказал Джино следовать по Большому каналу прямо в порт.

Не успела гондола, которая от каждого усилия гребцов рвалась вперед, словно живая, очутиться среди кораблей, как герцог вновь обрел присутствие духа и немедленно составил план действий. Сделав знак гребцам поднять весла, он вышел из кабины. Несмотря на поздний час, в городе по каналам сновали лодки и слышалось пение. На кораблях же царила тишина, понятная, если вспомнить дневной труд матросов и их обычаи.

— Джино, позови сюда любого знакомого тебе гондольера, — сказал дон Камилло, принимая спокойный вид. — Я хочу кое-что у него спросить.

Через мгновение перед ним появился гондольер.

— Не проходила ли тут недавно большая, хорошо снаряженная гондола? — обратился к нему дон Камилло.

— Ни одной, кроме вашей, синьор. Быстрее ее ни одна не проходила под Риальто, даже в сегодняшних гонках.

— Откуда ты знаешь скорость моей лодки?

— Я плаваю по каналам вот уже двадцать шесть лет, синьор, но не помню ни одной гондолы, которая бы, как ваша несколько минут назад, пролетела здесь между фелукками вниз, в порт, будто она снова гналась за первым призом. Черт возьми! Видно, во дворцах есть такие крепкие вина, что люди, отведав их, могут оживить даже лодку.